— Возможно. Но для них это была бы легкая война.
— Вы думаете, именно так все и было? — спросил Осборн.
— Откуда мне знать, — сказал американец. — Пожалуй, точно этого никто не знает. Я повторил только то, что говорил нам офицер из Пентагона. В некотором смысле, Россия имела перевес. Китай был один… без друзей и союзников, за исключением самой России.
Несколько минут все курили молча.
— Возможно ли, чтобы все было именно так? — спросил, наконец, Питер. — То есть после тех первых налетов на Лондон и Вашингтон?
Джон Осборн и капитан удивленно посмотрели на него.
— Но ведь русские вовсе не бомбили Вашингтон, — сказал Дуайт. — Это доказано.
Теперь удивился Питер.
— Я говорю о том налете, с которого все началось.
— Правильно, о том первом налете. Это были русские реактивные бомбардировщики ИЛ-62-6, но экипаж был египетский. Они прилетели из Каира.
— В самом деле?
— Ну да. Был перехвачен один, приземлившийся в Пуэрто-Рико. Правда, это выяснилось уже тогда, когда мы разбомбили Ленинград, Одессу и атомные центры в Харькове, Куйбышеве и Молотове. В тот день все произошло молниеносно.
— Значит, мы бомбили Россию по ошибке? — Потрясенный Питер не мог в это поверить.
— Это факт, Питер. Публично в этом никогда не признавались, и все же это факт. Первая бомба упала на Неаполь — это, разумеется, албанцы. Потом — бомба на Тель-Авив. Никто не знает, кто ее бросил, во всяком случае, я не слышал. Потом вмешались англичане и американцы и демонстративно пролетели над Каиром. На следующий день египтяне подняли все свои бомбардировщики: шесть на Вашингтон и два на Лондон. Один прорвался к Вашингтону, к Лондону — оба. После этого Америка и Англия остались без правительств.
— Самолеты были русские, — подтвердил. Тауэрс, — и, как я слышал, знаки тоже. Это вполне возможно.
— Боже мой! — сказал австралиец. — Значит, мы бомбили Россию просто так?
— Именно так и было, — угрюмо сказал капитан.
— Итак, Лондон и Вашингтон отпали… — продолжал Джон Осборн, — решать должны были командующие фронтами и решать быстро, до очередной бомбардировки. После албанской бомбы отношения с Россией были натянутыми, потому-то самолеты и приняли за русские. — Он помолчал. — Кому-то нужно было решать, причем, буквально в несколько минут. В Канберре считают теперь, что этот «кто-то» решил неверно.
— Но если это была ошибка, почему же не объединили усилий, чтобы с этим покончить? Почему это продолжалось?
— Дьявольски трудно прекратить войну, когда все политики, бывшие у руля, погибли, — заметил капитан.
— Дело в том, — сказал физик, — что эта проклятая бомба стала слишком дешевой. Под конец элементарная урановая бомба стоила всего пятьдесят тысяч фунтов. Каждая страна, даже такая маленькая, как Албания, могла завести целую кучу этих бомб и воображать, что может победить крупные государства, если нападет на них неожиданно.
— К тому же самолеты, — дополнил капитан. — Русские давали самолеты египтянам так же, как Англия давала их Израилю и Иордании. Это было большой ошибкой.
— Итак, — тихо сказал Питер, — в результате всего этого началась война между западными державами и Россией. А когда вмешался Китай?
— Никто не знает точно, — ответил капитан. — Но я бы сказал, что он почти немедленно воспользовался случаем и выступил со своим радиологическим оружием. Вероятно, китайцы не думали, что Россия тоже может начать радиологическую войну. — Он немного помолчал. — Но это только предположения. Большинство средств связи быстро вышло из строя, а те радиостанции, что остались, не успели передать почти ничего ни нам сюда, ни в Южную Африку. Мы знаем только, что в большинстве стран командование приняли младшие офицеры.
— Майор Чан Ши Лин, — криво усмехнулся Джон Осборн.
— А действительно, кем был этот Чан Ши Лин? — спросил Питер.
— Никто не знает о нем ничего, кроме того, что он был офицером китайских ВВС, а, под конец стал вождем нации, — ответил физик. — Наш премьер говорил с ним, пытался вмешаться, чтобы прервать все это. Кажется, Чан Ши Лин имел множество ракет в разных частях Китая и множество бомб. Может, и в России командовал кто-то столь же незначительный. Но не думаю, чтобы нашему премьеру удалось связаться с русскими. По крайней мере, я о таком не слышал.
Воцарилось молчание.
— Это была трудная ситуация, — сказал, наконец, Дуайт. — Да и что было делать этому майору? Его учили только воевать, оружия хватало. Вероятно, то же было во всех других странах, когда погибли правительства. Очень трудно в такой ситуации прекратить войну.
— В случае этой войны, наверняка, было трудно. Поэтому ее не прекращали, пока были бомбы и самолеты-носители. А когда они кончились, было уже слишком поздно.
— Боже, — шепнул американец, — не знаю, что бы я сделал на их месте. Но, к счастью, решать пришлось не мне.
— Полагаю, вы начали бы переговоры, — сказал физик.
— С неприятелем, превращающим Соединенные Штаты в ад и убивающим наш народ? Обладая таким же оружием? Просто прекратить борьбу и сдаться? Мне хочется думать, что я был бы таким великодушным, но… не поручусь. — Капитан поднял голову. — Меня никогда не учили дипломатии, — сказал он. — Оказавшись в такой ситуации, я не сумел бы с ней справиться.
— Они тоже не сумели, — сказал физик, потянулся и зевнул. — Паршивая история. Но мы никого не осуждаем. Все это начали не великие державы, а маленькие безответственные страны.
Питер Холмс усмехнулся.
— Ну, оставшимся от этого не легче.
— У тебя есть еще полгода. — Заметил Джон Осборн. — Может, чуть больше или меньше. Будь этим доволен. Ты же всегда знал, что когда-нибудь умрешь, а теперь ты точно знаешь, когда. — Он засмеялся. — Пользуйся, тем, что тебе осталось.
— Я знаю, — сказал Питер. — Но мне нравится именно то, что я делаю сейчас.
— Запертый, как в клетке, в этом проклятом «Скорпионе»? — Гм… да. Это наше задание. Но я имел в виду то, что делаю дома.
— Тебе не хватает воображения. Прими магометанство и заведи гарем.
Капитан рассмеялся.
— А может, он у него уже есть. Офицер связи покачал головой.
— Мысль хорошая, но невыполнимая: Мэри не согласится. — Он посерьезнел. — Я никак не могу поверить, что это случится с нами. А ты можешь?
— После всего, что мы видели?
— Именно. Если бы мы увидели разрушения…
— Полное отсутствие воображения, — констатировал физик. — Все вы, офицеры, одинаковы. «Со мной этого случиться не может». — Он помолчал. — И все же может. И случится.
— Наверное, у меня, действительно, нет воображения, — задумчиво сказал Питер. — Это… это будет конец света. Никогда прежде мне не нужно было представлять, что я доживу до него.
— Это будет вовсе не конец света, — со смехом уточнил Осборн. — Кончимся мы, а свет останется, но уже без нас, Я бы даже сказал, что он без нас обойдется.
Дуайт, Тауэрс поднял голову.