Пестель добавил, как всегда, очень рассудительно:
- Уверен, не удастся. И вообще, я полагаю, было бы лучше, если бы мы думали, а не собачились между собой.
Ростик встал и широко развел руками, как бы сочувствуя, но одной рукой удерживал автомат за цевье, и жест доброй воли не получился.
- Похоже, капитан, вы потерпели поражение. Может быть, потому, что даже не дали нам умыться. Пошли, ребята, разговоров сегодня будет - море. -- Он подумал и добавил: - Когда отстреляемся от богомолов.
Часть 3. Рельсовая война
13
Через пару недель внезапно, против всех ожиданий, Ростик, Ким, Пестель и Антон получили разрешение отправиться по домам. Сначала Ким разволновался, но потом размяк. Отпуск домой в любом случае был все-таки отпуском. До трамвайной остановки они добежали чуть не вприпрыжку. Потом посерьезнели и пошли, сами того не замечая, в ногу развернутой шеренгой.
Идти были легко, ни машин, ни заграждений не было. Лишь пару раз они замечали сложенные из мешков с песком посты, но они стояли пустыми.
Дома, вот уж повезло, подали воду. Струйка была тонкая, не толще мизинца, но это все равно была вода. И пахла она гораздо лучше, чем та, которую они пили в окопах. Ростик тут же наполнил с помощью садового шланга все бочки, и даже хватило напора налить четверть бака в садовом душе, построенном отцом.
Искупавшись и переодевшись во все чистое, он подумал было приготовить себе что-нибудь поесть, но почему-то уснул. Проснулся оттого, что кто-то ласково, как в детстве, поцеловал его в лоб. Он открыл глаза, это была, конечно, мама.
Она выглядела осунувшейся, бледной, усталой. У глаз собрались незнакомые морщинки, но глаза сияли все той же победной силой, что и раньше, и она была так же красива, как тогда, когда уходила с отцом в кино или просто пройтись по городу.
За ужином они говорили мало. Она лишь смотрела, как он ест, подперев кулаком щеку, и вздыхала. И, только убирая пустую тарелку, спросила:
- Как там у вас, все живы?
- Да ты что, мам, - с преувеличенным энтузиазмом ответил Ростик, -богомолы же стрелять не умеют. Просто пытаются проволоку срезать или рельсы отвинтить...
- Не скажи, - сказала вдруг мама. - К нам стали поступать раненные от выстрелов из каких-то самострелов, что ли... В общем, это стрелы с насаженными вместо острия колючками какого-то растения. Они потрясающе острые, твердые и дают очень плохую, глубокую рану.
- Нет, мам, у нас такого не было, у нас все спокойно. Она печально улыбнулась:
- То-то мы каждый вечер стрельбу слышим.
Она стала собираться в душ, нашла в шкафу свежее полотенце, длинный халат.
- Ну ведь это мы же стреляем. А они - просто насекомые. Ну ладно, у нас там - пустяки. У вас-то что? Что в городе слышно?
- Из годных к строевой остались только девушки, - сказала мама. - И еще идут упорные разговоры, что будут рыть рвы, как во время войны.
- Рвы? - тупо спросил Ростик. - Зачем рвы? У них же нет танков, а ров они просто перелезут.
- Ну, сам знаешь, какие у нас начальники. - И мама ушла купаться.
Ростик переоделся в штатское и вышел, чтобы посидеть на лавочке и посмотреть на Октябрьскую. Но на лавочке уже сидел Ким. В штатском. Он был вымыт, даже блестел, наверное, как и Ростик. И весь светился добродушием. Как в детстве, он спросил:
- Что делать будем?
У Ростика уже давно, еще с того момента, как им сообщили об увольнительной, засела одна мысль. Теперь он ее озвучил:
- Знаешь, мне хочется сходить в обсерваторию.
- Зачем? - удивился Ким.
- Ну, мы ведь так ничего и не знаем - где оказались и почему? Может, они что-нибудь новенькое выяснили?
Ким посидел, подумал, посмотрел на облака над головой, которые уже скоро должны были погаснуть, и кивнул:
- Пошли. Может, на велах?
Подкачав свои несравненные "Украины", друзья поехали знакомой дорогой. У ограды обсерватории их вдруг остановили. Это был обыкновенный пост, вот только стояли на нем девчонки. Все в форме, бледненькие, чумазенькие, с карабинами. Командовала у них довольно пожилая девица, прямо тетка тридцатилетняя, с косой во всю спину, торчащей из-под пилотки, как змея. Она спросила документы.
- Девушка, - растерянно ответил Ким, - у меня не то что документов нет, но даже и фамилия нерусская.
Шутка оказалась неудачной, девица разозлилась, решив, что над ней смеются.
- Всякие сосунки... - начала было она, но вмешался Ростик:
- У нас просто увольнительная, мы с позиций и правил новых не знаем. О том, что у вас ввели документы, нам просто не сообщили.
- Увольнительная? - переспросила тетка с косой. - Так вы с передовой? А где ваше оружие?
Эх, если бы они были знакомы, все стало проще. Но так получилось, что ни одну из постовых ребята не знали, а выяснять общих знакомых было слишком долго. Поэтому Ростик просто ответил:
- Дома осталось. Зачем оно в городе?
- Ох, подозрительно это, - сказала командир. - Да и молоды вы очень...
Ким, который действительно выглядел чрезвычайно по-мальчишески еще и из-за своего небольшого росточка, решил было обидеться:
- На передовую посылать - не молоды, да? А как к друзьям пройти...
Ростик толкнул его в бок кулаком, но девица уже все поняла.
- Вы в обсерваторию?
- К Перегуде, - добавил Ростик, надеясь, что постовая не станет спрашивать имя-отчество директора, которые он конечно же забыл.
- Сейчас спрошу, - веско сказала девица. Она вернулась на пост, выложенный мешками с песком, покрутила ручку полевого телефона, отвернулась от ребят и стала что-то докладывать в трубку. Потом прокричала: - Как ваши фамилии?
Ким назвался за обоих. Ребята уже примирились, что придется поворачивать, как вдруг девица махнула рукой своим подчиненным и звонко крикнула:
- Пропустить!
Ростик с Кимом очень удивились, но проехали. Оставив велосипеды, как и месяца полтора назад, в тот день, когда только-только свершился Перенос, они прошли знакомой дорогой по пустынным коридорам в кабинет директора. Как и тогда, Перегуда был в синем халате и у него уже сидели гости.
На этот раз они увидели довольно молодого парня, которого, как оказалось, Ким отдаленно знал. На всякий случай тот все-таки представился: