Они выкатили с Октябрьской, поднялись на холм, за которым начинались новостройки, спустились с той стороны, где находился вагоноремонтный завод, проскочили хутор Бобыри, который был практически рабочей слободой, пригородом, построенным еще в прошлом веке, и въехали в рощу грецких орехов. Это была одна из самых северных рощиц таких деревьев, что до всеобщего сведенья еще в средней школе довел Пестель.
В стороне от дороги, на поляне, на которой лет десять солдаты местного гарнизона устраивали себе летние лагеря, происходила какая-то возня. Ростик и оглянуться не успел, как они все вчетвером скатили с дороги и подъехали к служивым.
Десяток квартирьеров, предназначенных для разбивки лагеря, голые по пояс, столпились у умывальников. Впереди всех стоял молоденький лейтенантик, который растерянно поглядывал на подчиненных, на солнце над головой и на колодец.
Трое ребят вытаскивали из колодца четвертого, обвязанного толстой белой веревкой. Лейтенант спросил:
- Ну что там, Квадратный?
Квадратный, спокойного и уверенного вида паренек, видать из старослужащих, с такой мускулатурой, что Ростик только завистливо свистнул про себя, подтянулся на руках, сел на край колодца и негромко сказал:
- Нет, товарищ лейтенант, нам не показалось. Там действительно никакой воды больше нет, лишь твердый, как асфальт, пол. Совершенно сухой.
- Как же так? - нахмурился лейтенант. - Вчера еще была вода...
- Этот колодец никогда не пересыхает, - веско произнес Пестель. - Он один из самых глубоких в округе, о нем упомянули даже в прошлом веке, описывая губернию.
Лейтенант сделал сердитое лицо. Он был растерян больше, чем хотел показать.
- Вы кто такие? Что тут делаете?
- Мы? - переспросила Люба. - Мы ехали мимо.
- Вот и проезжайте... мимо.
- А грубить не стоит, - спокойно сказала Люба и повернула свой вел. -- Даже если колодец пересох.
Ребята последовали ее примеру. Оказавшись на дороге, они поехали медленнее. Почему-то никому теперь не хотелось торопиться, вдруг там, за ореховой рощей, окажется что-то, чего никто из них не ожидает? Внезапно Пестель произнес:
- Вообще-то, еще пару веков назад у нас в городке жил какой-то юродивый, я забыл его имя... Михал, Михась... Нет, не помню. Говорят, у него было пятно на голове, и если хотели его обидеть, то звали Пятнышко.
- И что юродивый? - спросил Ким.
- Он умел предсказывать. Был у него такой дар.
Они молча проехали сотню метров, наконец Люба не выдержала:
- Дальше-то что?
- Ах, дальше? Да, дальше. Ну так вот, он предсказал, что когда-нибудь на наш город обрушится второе солнце, которое сожжет все степи, многие леса, и все станет по-другому.
- Второе? - спросил Ростик. - Что значит - второе солнце?
- Ну, может, такое, что будет висеть строго над головой. А первое будет вставать, как полагается, с востока? - предположил Ким.
- Уже почти семь, - сказала Люба, - первому солнцу вполне полагается подняться над горизонтом. А где оно?
Рост автоматически посмотрел туда, где должен был находиться восток. По крайней мере, он там всегда находился. Но сейчас там ничего не было.
- Не знаю, - отозвался Ким.
- Второе, может быть, такое, которое отлично от нашего, земного? -высказался Пестель.
- Земного? - переспросила Люба. - Что ты имеешь в виду?
Внезапно роща кончилась. Они сразу, резко, как будто
мчались на машине, а не катили на велах, вылетели на простор... И затормозили, потому что дорога кончилась. Ровно, словно ее ножом отрезали, как полоску мягкого теста. И так же в обе стороны от дороги отрезали весь привычный мир. И началось там что-то... Необычное.
Это была пронизанная редкими стебельками незнакомых растений земля, потрескавшаяся от жары. И она была какого-то странного, темно-красного цвета.
Ростик вытянул шею и посмотрел вбок, туда, где в сотне метров должны были проходить железнодорожные пути вагоноремонтного завода. Их уровень остался чуть ниже взгорка, где ребята сейчас стояли. Поэтому ему хорошо было видно, что насыпь из щебенки кончалась точно так же, как и дорога. И разумеется, кончались рельсы - отрезанные гигантским аккуратнейшим скальпелем.
Но главное, то пространство, что они видели перед собой, пространство, которое всегда обещало горизонт и привычную, короткую перспективу, теперь вообще не обещало края, не подразумевало никакой закругленности, не выглядело как привычная покатость Земли. Горизонт исчез, все стало плоским, ровным, лишь с холмами и взгорьями, протянувшимися бесконечно, в даль, которая сменялась новой далью, а та в свою очередь следующей. И в этом пространстве было столько всего, что даже голова кружилась, как иногда она кружится, если всматриваться в небо.
- Посмотрите, - произнес Пестель и вытянул руку. - Мне кажется, я вижу развалины.
2
- Что это может быть? - спросила Люба. - Не развалины, а вообще -все?
- Хотел бы и я знать, - буркнул Пестель и, вздохнув, повернул руль велосипеда.
- Куда теперь? - спросил Ким.
- Есть одно место, - пояснил Пестель, посмотрев на часы. - Правда, они в это время заканчивают работу... Но, может быть, сегодня решили остаться.
"Что за место, где кончают работать, едва наступает утро?" - гадал Ростик, но не очень долго. Стоило впереди мелькнуть куполу, который он привык видеть с самого детства, как у него рассеялись все сомнения. Обсерватория! Ай да Пестель, молодец. А он и не подумал.
А ведь отец водил его сюда мальчишкой, но он посмотрел на какие-то машины, на медлительных людей в синих халатах и больше не интересовался этим заведением. А зря, отца тут любили, и публика, по его словам, собиралась прелюбопытная.
У входа в здание никого видно не было, даже вахтера. Ребята прошли по гулкому коридору, Пестель свернул в узкий затемненный закуток, в конце которого мелькал сумрачный свет, и они вышли в довольно большую комнату, имевшую всего одно, очень узкое, окно с матовым стеклом. Тут было прохладно, на полках стояли какие-то приборы, над несколькими столами висели загадочные лампы, но они не горели.
- Есть тут кто? - громко спросил Пестель.
- Кто там? - отозвались из глубины, где тень была особенно густой.
Пестель уверенно пошел в ту сторону, он тут наверняка не редкий гость, решил Ростик почему-то с завистью.
Они вышли к небольшому диванчику, на котором лежала подушка и скомканный плед. На кушетке сидел лысый улыбающийся человечек в пестрой заграничной футболке. Перед человечком стояли еще двое ребят. Одного Ростик знал. Это был Антон Бурскин, чемпион города по тяжелой атлетике, очень накачанный и красивый парень, от которого половина девчонок просто сходила с ума. Поговаривали, что, отслужив армию в спортроте, он пытался поступить в военное училище, но не получил каких-то рекомендаций. Что это были за рекомендации, Ростик не догадывался, отец, прознав про эту историю, нахмурился и покусал нижнюю губу, что было верным признаком крайнего раздражения.
Вторым оказался темноволосый, очень подвижный паренек с цыганскими или кавказскими глазами. Он весело кивнул несколько раз и всем по очереди протянул руку, каждый раз приговаривая:
- Эдик... Эдик Сурданян.
Про него, как ни странно, слышал Ким. Он спросил: