— Налаживаем! — гремел голос. — Придется чуть-чуть обождать. Ничего не делайте, пока я вам не скажу. Вы меня слышите?
Они прокричали, что слышат.
— Порядок, — ответил голос. — Скоро починим. Американец и высокий джентльмен переглянулись.
— Хорош порядок, — заметил американец, недовольно выпятив нижнюю губу и став слегка похожим на огромного бледного младенца. — По-моему, это как раз непорядок.
— И вправду досадно получается, — согласился Гюркшнрец, которого звали Хебблтуэйт. Его, по-видимому, ничуть не раздражала эта задержка, и он поддакнул собеседнику из чистого дружелюбия. — Лифт старый, что поделаешь.
— Устаревшая система. Давно пора сменить. Подъемник совсем допотопный. Вы, англичане, во всем привержены старине. — Американец насмешливо поджал губу. — Хорошо, что хоть это не нью-йоркский Крайслер-билдинг3.
— Я сразу понял, что вы американец.
— И не ошиблись. — Он помолчал минуту, а затем с корректностью, присущей людям его типа, добавил: — Моя фамилия Онгар, сэр.
— А я — Том Хебблтуэйт.
— Рад познакомиться, мистер Хебблтуэйт, — сказал мистер Онгар с улыбкой.
Затем, точно вспомнив, что он лицо важное и значительное (а это легко можно было заметить), нахмурился, достал записную книжку, нахмурился еще больше и принялся разглядывать какие-то записи. Он углубился в свои заметки, а мистер Хебблтуэйт тем временем набил и раскурил трубку и теперь попыхивал ею с самым безмятежным видом. Последовало короткое молчание, а потом мистер Онгар, продолжая просматривать список намеченных встреч или что-то еще, стал тихонько насвистывать.
Мистер Хебблтуэйт прислушался и вдруг весело объявил:
— Хотите, я вам сейчас скажу, что вы насвистываете? — Мистер Онгар поднял глаза от записной книжки.
— Разве я свистел?
— Свистели, и я скажу вам что — а ведь, пожалуй, никто бы здесь не смог вам этого сказать, хотя в этом здании народу как сельдей в бочке.
— Что же я насвистывал?
— Мелодию из “Иуды Маккавея” Генделя, — торжествующе ответил мистер Хебблтуэйт.
Мистер Онгар сказал, что насвистывал это, сам того не замечая, но мотив, верно, засел у него в голове, и он просвистел еще несколько тактов. Неожиданно его широкое бледное лицо просияло.
— Знаете, вы правы, мистер… э… Хебблтуэйт! — вскричал он. — Это мелодия из “Иуды Маккавея”. Скажи мне кто-нибудь, что ее так легко узнают в лондонском Сити, я ни за что бы не поверил. Так вы знаете Генделя! Прекрасно! На мой взгляд, Гендель — величайший из всех музыкантов мира. Да, сэр, величайший! И вы хорошо знаете его оратории?
— Я-то? Еще бы! — отвечай мистер Хебблтуэйт. — Я ведь уже сколько лет состою в Ладденстоллском обществе любителей хорового пения, а кто у нас поет, знает Генделя назубок. Мы всего Генделя вдоль и поперек выучили.
— Превосходно! — одобрил мистер Онгар с улыбкой.
— Только надо вам сказать, — продолжал мистер Хебблтуэйт миролюбиво, но весьма назидательно, — вы фальшивите. Потому я с вами и заговорил об этом.
Мистер Онгар обиделся.
— Чем я могу гордиться, — проговорил он с важностью, — так это своим слухом, особенно когда речь идет о Генделе. Если этот мотив насвистывал я, то могу с вами спорить, что именно так он и звучит.
— Да я и двух пенсов за это не поставлю! — воскликнул йоркширец. — Вы фальшивите. И я вам скажу где.
Без лишних слов он приятным баритоном негромко запел свой вариант мелодии, отбивая при этом такт. Его собеседник покачал головой.
— Неверно. Не спорю, слушать вас приятно. Но это вовсе не из “Иуды Маккавея”. Не знаю, что я тогда насвистывал — я о чем-то другом думал, — но сейчас я вам просвищу этот мотив, и вы сразу поймете, где ошиблись.
Мистер Онгар с великой торжественностью собрал в трубочку свои пухлые губы и засвистел, похлопывая слушателя по плечу в такт.
Теперь мистер Хебблтуэйт покачал головой, причем весьма энергично. И вот эти два энтузиаста, повисшие в клетке между небом и землей, принялись жарко спорить, и вряд ли они отдавали себе отчет, где находятся.
Они наперебой старались поразить друг друга своей эрудицией. И так как оба не отличались скромностью, увлеклись настолько, что позабыли обо всем на свете.
— Говорю вам, — твердил мистер Хебблтуэйт, наклонившись к мистеру Онгару и похлопывая его по плечу. — Общество любителей хорового пения в Ладденстолле — пусть город наш и невелик — почище любого другого хора, а “Маккавея” мы уже исполняли трижды, и я его выучил от корки до корки и запомнил не хуже собственной фамилии.
— Вы еще не все обо мне знаете, — говорил в ответ мистер Онгар. — Перед вами Джеймс Старк Онгар, глава компании “Онгар тропикал продактс”. Только никому ни слова, я не хочу, чтобы здесь поднялся шум из-за моего приезда. Теперь, когда вам известно, кто я такой, скажу и другое: последние десять лет я выделяю немало средств на организацию фестивалей Генделя — величайших музыкальных фестивалей нашего века…
— А когда старик Джо Клоу — это наш хормейстер — велит тебе что-нибудь выучить, у него хочешь не хочешь, а выучишь. Без дураков. Когда мы исполняем ораторию, то поем не кое-как — мол, выйдет так выйдет, а нет — не надо. Мы разучиваем вещь на совесть, знаем се как свои пять пальцев. А исполняли у нас “Маккавея” не один, а целых три раза.
— …И еще вот что: у меня лучшее в мире собрание рукописей Генделя и его писем — лучшее не в Америке, а в мире. Вы беседуете с человеком, который отдает почти весь свой досуг и многие тысячи долларов музыке Генделя, с человеком, в чей дом поговорить о Генделе приезжают крупнейшие дирижеры. И уж если я насвистываю какую-нибудь мелодию Генделя, то она так и звучит.
Увлеченные своим разговором, они не заметили, как очутились на первом этаже, где швейцар и механик в спецовке открыли им дверцы лифта и пустились в пространные объяснения насчет поломки. Но Онгар и Хебблтуэйт только отмахнулись от них. Продолжая спорить, они вышли па улицу. Американца ждал большой наемный “роллс-ройс”. И туг у мистера Онгара возникло одно предложение.
— Послушайте, мистер Хебблтуэйт, — сказал он тоном человека, не привыкшего к возражениям. — Вы человек занятой. Я тоже — вы даже не представляете насколько. И все-таки это нужно проверить. У меня в номере лежит партитура “Иуды Маккавея” — только позавчера купил, партитура восемнадцатого века, огромный фолиант. Поедемте ко мне и проверим. Я не могу взяться за дела, не доказав вам, что вы ошиблись. Согласны?
— Лучше и не придумаешь, — ответил мистер Хебблтуэйт. — Прочтем эту мелодию, и, если я ошибся, можете обругать меня последними словами. Но уж будьте уверены, впросак я не попаду.
И они поехали в отель, один из самых роскошных отелей, о которых мистер Хебблтуэйт только слышал, но никогда не бывал. Зелено-золотое убранство и великолепие гостиницы произвели на него должное впечатление.
— А номер вам, наверно, обходится в копеечку, черт побери! — заметил он, когда лифт остановился и они вошли в апартаменты мистера Онгара.
— Кажется, это ваш лучший отель, — равнодушно заметил мистер Онгар. — Вполне удобно. И номер не слишком большой.
— И верно, не слишком, — иронически отозвался йоркширец. — Можно сказать, уютный уголок. Вроде небольшого городка. Конечно, недолго и заблудиться, да ведь проплутаешь-то всего каких-нибудь полчаса. Мистер Онгар провел гостя в зелено-золотую гостиную.
— Садитесь, мистер Хебблтуэйт, — пригласил он, и в голосе его тоже послышалась ирония. — Устраивайтесь поудобнее, сейчас я вам докажу, что это вы фальшивите. Вот партитура.
Он подошел к столу и взял с него большой переплетенный в телячью кожу том. И тут ему пришлось на время отвлечься от “Иуды Маккавея”, ибо как раз в ту минуту произошло нечто весьма неожиданное.
— Так-так-так! — воскликнул чей-то неприятный голос с оскорбительной издевкой.
В дверях, ведущих, по всей вероятности, в спальню, появились двое молодых людей; один из них прошел к двери в коридор, которую только что затворил мистер Хебблтуэйт, и занял перед нею сторожевой пост. Другой внезапно пролаял: “Руки вверх!” — и вытащил грозного вида пистолет. Мистер Онгар и Хебблтуэйт поступили, как им было велено, а молодой человек быстро и с отменной сноровкой ощупал их карманы и к своему удовлетворению убедился, что у этих двух джентльменов нет привычки носить при себе огнестрельное оружие.
Мистер Хебблтуэйт испытывал такое чувство, будто он персонаж какого-то фильма. Он не раз видел подобных молодчиков на экране ладденстоллского кинотеатра “Плаза”, куда в свободные вечера частенько водил миссис Хебблтуэйт. Его забавляли голливудские детективы, но он всегда считал, что в жизни такого не бывает. Теперь ему пришлось отказаться от этого убеждения. Молодые люди не позволяли усомниться в своей реальности, хотя и казались сошедшими с экрана. На них были яркие полосатые костюмы, умопомрачительные галстуки и сверкающие ботинки, и, по-видимому, они очень гордились столь роскошным нарядом. Они слегка походили на двух зловещих павлинов. Их надутое самодовольство не вязалось с их молодостью. Да и физиономии у них были потрепанные.
Из двух молодцов стоявший у двери производил менее отталкивающее впечатление, хотя был по внешности настоящим громилой. Второй же — пониже и с пистолетом — являл собою зрелище поистине мерзкое. Курчавые черные волосы, лицо бледное, почти зеленоватое, холодные маленькие глазки, кривой жестокий рот. Чем дольше смотрел на него мистер Хебблтуэйт, тем охотнее готов был простить Голливуду самые отчаянные трюки, которыми изобилуют детективные кинодрамы.
— Так-так-так… — снова затянул сей джентльмен, искривив рот еще больше. — Не ждали меня здесь встретить, мистер Джеймс Старк Онгар?
Он был недалек от истины. Онгар, казалось, и в самом деле не ждал.