— Счастливец, — говорит он, толкая меня в бок. — Летишь.
— Ты скоро меня догонишь.
— Не утешай. Я просто пришел поглядеть на всех вас. И не задавайся: обязательно догоню.
…Скоро сомкнутся толстые двери, взвоет в стартовой трубе ракета, и я превращусь в яркую звезду, которая еще несколько секунд будет сверкать в летнем небе. А на пересадочной станции меня тоже будут провожать. На телеэкране я увижу отца и мать. Получасовой сеанс с Марсом.
Я понимаю, как им грустно: они собираются домой, на Землю, а я — в обратном направлении. Обычная несуразица в жизни — теперь улетаю я. Но я буду шутить и смеяться, и попрошу отца напомнить, какой у него рост, и тогда окажется, что я уже с него, только он красивый и седой. А маме я покажу, какой я сильный, ведь я тренировался, как проклятый, день и ночь все эти полгода, чтоб пройти отборочную комиссию, и она улыбнется и скажет, что я все равно маленький, хотя перерос ее на целую голову, а глаза ее сверкнут двумя каплями света, выдав тайную гордость: все же какой большой, какой взрослый…
Кончатся полчаса, и снова ракета, маленькая, медленно летящая искра. Может быть, ее проводит взглядом одинокая фигура, на самой последней, самой отдаленной космической станции — Гарга. Не знаю, как он, а я всегда буду слышать глухой голос, прозвучавший в тишине зала: “Вы убили человека…” Теперь он один. Он сам захотел быть один…
И вдруг все лица расплываются, отодвигаясь от меня: я вижу, как бежит по платформе Каричка. Я не встречал ее с того самого дня, когда мы прощались с Рыжем. Целая пропасть времени между этими днями, а она все такая — белое платье, пушистое облако волос, ровная челка. Нет, не такая. Резкая складка на переносице. И глаза. Они стали твердыми и маленькими. Я смотрю в них, смотрю не отрываясь, и наконец нахожу знакомые золотые ободки.
— Прости, я только узнала. — Каричка сунула мне цветы. — Ну, что ты так смотришь? — Она улыбнулась.
— Хочу запомнить. — Ей я говорю то, что думаю. — Ждал, когда ты улыбнешься.
Она отодвинулась от меня, посерьезнела. Большие красные крылья трепетали над нами.
— Это опасно? — Она показала на мой знак солнечной экспедиции.
Знакомый мотив прозвучал рядом: кто-то насвистывал “Тау Киту”.
— А знаешь, как дальше? — спросил я.
— Дальше? Дальше никак.
— Песня не кончается. Слушай.
Это тебе. Тебе и Рыжу.
Она кивнула.
А я продолжал, продолжал говорить беззвучно, про себя. Потому что красные крылья трепетали совсем, рядом. Сколько я буду жить, я буду помнить тебя, Рыж. Я привезу с собой кусок Солнца и выпущу его над твоей сопкой. Даже когда меня не станет, оно будет гореть.
Я вижу мальчишку. Он держит на ладони маленький гравилет, смотрит на него широко раскрытыми глазами, говорит, совсем как Рыж: “Это Они делали для нас”.
Отблеск красных крыльев осветил лицо Карички. Я видел: она меня понимает.
Здравствуй, человек! Друзья приветствуют тебя (лат.).
Городу и миру… (лат.)
Познай самого себя (лат.).
Обскурантизм — враждебное отношение к просвещению и прогрессу.
Абвер — наименование германской военной разведки.
Си-Ай-Си — Центральное разведывательное управление США.
Превентивная — предупреждающая, предохранительная.
ДБС — “Общество Джона Бёрча” — полусекретная организация, нынешний центр американского фашизма.
Оверкиль — сверхубийство.
На Принцальбрехтштрассе в Берлине помещалось Главное управление гестапо — фашистской государственной тайной полиции.
Генерал Гелен — глава Федеральной разведывательной службы, иначе именуемой “Ведомство генерала Гелена”.
Пуллах — место под Мюнхеном, где помещается Федеральная разведывательная служба Западной Германии.
Карабанчель — тюрьма в Мадриде с особенно жестким режимом.
Товарищ девушка (кирг.).
Комитет космических контактов Академии наук.
Институт комплексного изучения древностей Академии наук.
Умер (лат).
Если угодно аллаху (фарси).
Начальник уезда.
Сокращенный вариант. Полностью повесть выйдет в издательстве “Детская литература” в 1967 году.