— Случается и такое.
— Ты, наверное, крыс ешь!
Крысолов поморщился.
— Нет. Я их отлавливаю и продаю, куда следует. — сказал он. — Некоторые люди платят большие деньги за десяток свежих крыс. У всех свои причуды, знаешь ли.
— Я заметила, что и друзья у тебя странные. С каких это пор зомби бродят по этому миру, а?
Крысолов налил еще. Бутылка почти закончилась. На донышке плескалось совсем немного.
— С таких пор, — Сказал он, — как мой босс перестал здесь появляться.
— И как же его зовут, если не секрет?
— Брокк. — Сказал крысолов. — Его имя тебе ничего скажет, но я его уважаю. Он научил меня многому, почти всему, что я умею делать сейчас. Когда я был маленьким, то хотел забраться в его машину… что случилось?
Лицо музы искажала гримаса ужаса.
— Ты сказал, что его зовут Брокк? — прошептала она.
— Да, а вы знакомы?
— Мне нужно выбраться из поезда! Отцепи свою чертову удавку и дай мне сойти на первой же станции! — голос музы сорвался от страха. Муза беспомощно посмотрела по сторонам, будто собиралась прямо сейчас, в эту самую секунду, кинуться бежать.
— Нет уж. Если ты считаешь, что эти твои фокусы снова пройдут…
— Я сказала — ты ДОЛЖЕН отпустить меня ПРЯМО СЕЙЧАС! — взвизгнула муза. Над их головами со звоном лопнула лампа. Люди заторопились к выходу, предпочитая думать, что за их спинами ничего не происходит. А те, кто оборачивался, жалели, что они не ослепли. Запахло паленой проводкой.
Крысолов ошарашено замолчал. Не часто ему приходилось видеть разъяренных девиц. Честно говоря — ни разу в жизни. Муза встала и перевесилась через стол, прильнув к самому уху крысолова.
— Как только он увидит меня, то сразу же убьет. — прошептала она. — Брокк уничтожает любое проявление волшебства. Он забирает его себе. Он же совершенно бездушный человек.
— Наоборот. — возразил крысолов, отчаянно пытаясь найти оправдание хозяину. — Он самый душевный человек на свете! У него столько душ! У него их сотни! Тысячи! И он каждой из них пользуется по своему усмотрению. Ничего он с тобой не сделает!
— Вальдемар рассказывал о нем. — прошептала муза. — Брокк убьет меня, как только узнает, кто я такая. Он живет в Храме и уничтожает каждого, кто приблизится к его сознанию. Это страшный человек!
— Так он знает и Вальдемара?.. — хмыкнул крысолов. — Не бойся. Я отпущу тебя, как только мы выйдем на вокзал. И, потом, Брокк не сможет тебя увидеть. Его нет в этом мире, он уже много лет заточен со своими душами в другом месте… Отпущу я тебя, не бойся. — Буркнул он, делая глоток вина. — Попозже.
Муза вернулась на свое место, отчаянно теребя удавку на запястье.
— Пожалуйста! — шепнула она.
— Сколько раз мне повторить, что никакой опасности нет. Я и Брокк отлично знаем друг друга, я могу тебя заверить — он не причинит вреда какой-то там музе. Мы доедем, выйдем на вокзал, я сразу же сниму удавку, и ты сможешь спокойно раствориться и улететь туда, откуда прилетела. Идет? Наши дорожки пересеклись, но это же не означает, что мы будем идти по жизни вместе.
Крысолов тайно порадовался так удачно ввернутой умной фразе и осушил последний бокал. Остатки вина он допил уже из горлышка. Наконец-то наступила тишина. В ресторане больше никого не осталось. Юноша-официант жался в стену и протирал бокал полотенцем с такой скоростью, будто хотел протереть в нем дырку. Муза молчала, а с ее бледного лица не сходила гримаса неподдельного ужаса.
Интересно, если даже муза так испугалась, то что станет с человеком, которому она передаст этот страх?
— Я думаю, нам стоит вернуться в купе. — сказал крысолов.
— Лучшее, что ты придумал за последний час. — процедила в ответ муза.
На короткое мгновение крысолов представил себя за штурвалом падающего и горящего самолета, и ему стало не по себе. Но видение быстро рассеялось. Крысолов поднялся из-за стола, взял горсть конфет, положил в рот кусочек сыра и направился к выходу. Муза неслышно последовала за ним.
Бабушка Фима была в ужасе — такого беспорядка она не видела со времен, когда маленький Виноградов (любимый сын, кровинушка) добрался до горшков с цветами, стоящих рядком на подоконнике.
Пол холла был усеян осколками стекла, щепками, кусками гипса и кирпича, рваные ленты линолеума шелестели в бурных потоках воды. С плеском и шумом холл пересекали дорогие вазы, табуретки и стулья. Со всех щелей завывал ветер, кое-где капало. А эти дыры в стенах, наспех закрытые одеялами?! А раскачивающаяся люстра?! А поломанные ступеньки, разбитые перила и зияющие трещины в двери?!
Вячеслава от удивления едва не села в лужу. Бабушка Фима вовремя схватила ее за шиворот и оттащила подальше, припоминая все известные миру проклятья. Дедушка Ефим безропотно топтался на пороге, нагруженный под завязку тюками, пакетами и сумками. Сделать шаг в этом аду и остаться целым не представлялось возможным. Вячеслава решила вновь зареветь, но не успела открыть рта, как увидела на втором этаже мелькнувшую тень и осеклась. Бабушка Фима тоже обнаружила тень, подслеповато сощурилась и облегченно вздохнула — со второго этажа торопливо спускался ее любимый внук Клим. Вид у него был изрядно потрепанный.
— Бабушка! — выпалил Клим, отчаянно изображая на лице подобие улыбки. — Дедушка!.. О, Вячеслава!
Бабушка Фима обвела кончиком зонта разгромленный холл.
— Что у вас тут творится? — грозно спросила она. — Я даже шаг боюсь сделать в этаком хаосе. Неужели не могли прибраться к нашему приезду? Где этот… сынуля? Где эти девяносто кило бизнеса и ни грамма душевного тепла?!
— Бабуля! — умоляюще воскликнул Клим и кинулся сквозь мусор, через ручейки и лужи, помогать дедушке Ефиму с вещами.
Перед этим, правда, ему пришлось трижды поцеловать бабушку и приобнять Вячеславу, которая не замедлила проверить, настоящие ли у Клима волосы, путем резкого выдергивания пучка за ухом.
— И давно у вас… так? — холодно поинтересовалась бабушка Фима. — Трупы на заборах висят, грязь, хлам, безобразие, одним словом. Неужели ваших деньжищ не хватает на толковую уборщицу?!
— Это случайность! Это скоро исправим! Не переживай, бабуля! — пропыхтел Клим. Безболезненно преодолеть тяжесть поклажи мог только дедушка Ефим — просто он имел немалый опыт. — Пойдемте на кухню, там тепло и тихо. И чайничек поставлю.
— Чайничек я себе и сама поставлю. — Фыркнула бабушка Фима, решительно направляясь за лестницу, налево по коридору, к кухне. Вячеслава болталась на вытянутой руке, пытаясь попасть обеими ногами в лужу, но каждый раз, когда цель была совсем близко, бабушка Фима невероятным образом изгибалась так, что Вячеславе оставалось хлюпать не лужей, а носом. — Где отец твой? Надеюсь, что на работе, а не то ему придется меня хорошенько выслушать. Подумать только — на полгода оставила без присмотра, и вот результат. Ребенка не кормит, за домом не следит, трупы какие-то разбросаны, дождь льет, как из ведра. Кому он умудрился так насолить, что на него обрушили эту темноту и дождь?
— Выясняем. — Пропыхтел Клим, пытаясь сохранить равновесие и удержать вещи. За его спиной тихо брел дедушка Фима.
— Выясняем? — Бабушка остановилась. — Выясняем?! То есть, вы допустили этакий разгром, нагнали на себя непогоду, а теперь — выясняем??
— Всякое в жизни бывает, ба. Чай будешь?
Клим ввалился в кухню и с облегчением уложил вещи вдоль окна. Бабушка Фима наблюдала за ним с недоверчивым прищуром. Вячеслава тут же принялась исследовать окрестности — подошла к плите, покрутила ручки, проверила содержимое духовки, заглянула в микроволновку и набрела на холодильник.
— Чаю не буду. — Сказала бабушка Фима. — Пока не скажешь, что с отцом. Вячеслава, немедленно положи творог на место! Вячеслава! Эх, сказано же было! Что за ребенок растет!
Творог, ловко вывернутый из пакета на пол, растекался по линолеуму. Вячеслава захлюпала носом.
— Я подберу, — быстро сказал Клим и поспешил за тряпкой.
— Не увиливай. — Бабушка Фима дала Вячеславе легкую затрещину, усадила ее на табурет, сама села рядом и жестом приказала сесть куда-нибудь дедушке Ефиму. — Ну, расскажи бабушке, что с отцом-то случилось. Любовницу завел, а она с волшебниками якшается? Или зелье какое купил, чтобы распить, а оно с проклятьем? Может, прогневил кого на работе?
Оставалось удивляться проницательности бабушки Фимы.
— Купил что-то. — Клим осторожно собирал творог тряпкой. — На работе купил, притащил домой и выпил. Теперь бросается на людей, рычит, никого не узнает.