Так нет. Даже Артем сам позвонил при Маринке и назначил встречу на час дня(!). А ведь Артем - это как раз тот человек, с которым любую встречу можно безболезненно перенести на другое время. Куча причин найдется у обеих сторон.
Итак, перебор вариантов закончен, как пишут некоторые программы в компьютере. Остался только один путь - вперед, к грехопадению!
Из всех времен года Тимофей сильнее всего обожал осень. И не только по-пушкински - золотую, красивую, теплую осень с фруктами и грибами - кто ж ей не радуется? Тимофей любил всякую осень - даже самые поздние со слякотью и заморозками денечки, когда все уже голо, а настоящий снег еще не выпал, когда воздух прозрачен, холоден и чист, как пустота, деревья становятся изящными черными силуэтами, и пахнет повсюду предморозной свежестью, грустью и новизной. Именно так. Для Редькина все новое рождалось осенью может, еще со школы так повелось. А весной, когда другие ощущали пробуждение сил, для него, как правило, светлое, живое и радостное умирало, догнивая на прошлогодних помойках. И сейчас было очень символично, что лучшим днем из этих четырех он назначил для себя именно последний правильный, по-честному осенний, переходящий обратно во всеобщую своевременную осень.
Итак, четвертый день финального безумия. Начался он неважно.
Не было еще восьми утра, когда ему позвонил тесчим.
"Вот и еще один оживший мертвец", - спокойно констатировал Тимофей. Голос старого разведчика перепутать было не с кем, если, конечно, актер Безруков не решил переквалифицироваться с Бориса Ельцина на Петра Чуханова.
- Здравствуй, Тим. Мы давно не виделись, но сейчас послушай меня внимательно.
- Здравствуйте, Петр Васильевич. Почему в такую рань звоните?
Это, конечно, был самый главный вопрос в подобной ситуации. Но тесчим нашел и на него достойный ответ:
- А у меня тут уже девять.
- Где - у вас?
Теперь уже сработало элементарное любопытство, а вовсе не попытка выведать военную тайну. Но тесчим не попался:
- В другом часовом поясе, - сообщил он деловито.
"В Самаре? - подумал Тимофей. - В Грозном? В Баку? Какая разница?!"
На Йемен, Мадагаскар или Антарктиду фантазии явно не хватало, хотя это было бы ближе к истине.
- Вообще, у меня времени мало, - пожаловался Петр Васильевич. - Мне очень важно, чтобы ты подъехал в Шереметьево-2. Сумеешь?
- В общем-то... сумею, конечно, - чуть замялся Редькин. - А когда?
- Скоро. Я еще позвоню тебе. Главное, чтобы ты был готов.
- А я, как пионер, всегда готов, - неуместно и глупо пошутил Тимофей.
- Вот и славно, Тим. Жди.
И связь прервалась.
Абсолютно идиотский разговор. Но главное - ни слова о Пахомыче и даже о рукописи! Значит, и про тесчима Мурашенко врал. Сволочь в квадрате! Оба они, выходит, из ГРУ, но каждый ведет свою игру. Неожиданно вышел стишок простенький, как на детском утреннике.
Заснуть уже не получилось. Он включил компьютер, пострелял монстров в мрачном подземелье, посмотрел электронную почту, нового ничего не поступило. Долго думал обо всем сразу и неожиданно додумался до очень странной мысли: все-таки надо рассказать Вербицкому о Разгонове. Очередной, уже пятый по счету, инструктор ему особенно не понравился. Редькин хотел играть только с Разгоновым и Вербицким. Значит, пора их познакомить...
Ну, разумеется, эти двое тоже оказались давно и хорошо знакомы.
- ...твою мать! - заорал в трубку Майкл, узнав голос и посмотрев на часы, но еще громче и разнообразнее заорал он, когда Тимофей рассказал, почему звонит.
- А раньше ты не мог мне всего этого рассказать? - к такому вопросу сводилась суть долгой и абсолютно нецензурной тирады.
- Почему-то не мог, - тихим растерянным голосом откликнулся Редькин.
Совершенно искренне, между прочим. И Майкл враз успокоился.
- А ведь, наверно, ты прав. Если б я раньше узнал, все бы только запуталось. А теперь очень многое вырисовывается.
Потом печально добавил:
- Эх, зря мы с тобой об этом по телефону говорим. Впрочем, уже все равно.
Редькину тем более было все равно. Гораздо больше увлекали биографические подробности.
Оказалось, что Майкл Вербицкий и Мишка Разгонов стали друзьями и деловыми партнерами уже лет десять с лишним назад. И о таинственной истории якобы убийства молодого писателя-фантаста Вербицкий знал больше, чем кто-нибудь, он специально занимался ею тогда. Впрочем, без особого успеха. Что ж, пошла вторая попытка. На подробности размениваться было некогда. Майкл обещал звонить вечером в любом случае: во-первых, деньги будут именно сегодня. А во-вторых, он как раз успеет осмыслить новую информацию.
Вот и все. Потом Редькин выключил компьютер и, кажется, все же немного подремал, решив, что к часу дня должен быть в хорошей форме. Потом были завтрак и прогулка с Лаймой. Юльке он звонил из автомата рядом с домом, но такого, чтоб из окна не видать. Конспиратор хренов! Одной рукой накручивал диск, другой удерживал туго натянутый поводок. Лайма не любила подобных остановок.
- Все нормально! - зашептала Юлька со сладострастными вздохами, дурашливо копируя голоса девушек из службы "Секс по телефону". - Приходи ко мне! И я разрешу тебе... ВСЕ!
Сердце Тимофея забилось в сладостном предвкушении.
А возле подъезда стоял одетый не по погоде кришнаит - в этакой легкой ярко-оранжевой тунике, в сандалиях на босу ногу, очень смуглый, лысый и с красным кружочком во лбу. А рожа у него была до смешного русская. Ну, прямо тебе Александр Остужев в роли венецианского мавра - забыл грим стереть и вышел на улицу.
- Здравствуйте, - повинуясь неведомому чувству, решил поприветствовать кришнаита Тимофей.
А Лайма принюхалась к экзотическим ароматам и, вопреки всем ожиданиям, приветливо завиляла хвостом.
- Здравствуйте, - ответил кришнаит на чистом русском без малейшего акцента. - Меня зовут гуру Свами Шактивенанда.
- А меня просто Тимофей Редькин.
- Очень приятно, Тимофей. Вы, главное, работайте, работайте. Вам же на работу пора. Правильно?
- Правильно, - не возражал Тимофей. - А вы из тибетской мафии?
- Ну да, - спокойно согласился кришнаит.
Или кто он там был? Далай-лама? Дзэн-буддист? Раз из тибетской... тьфу! Редькин же опять сказал "мафия" вместо "секта", а этот, с непроизносимым именем, даже не поправил.
Лайма настоятельно тянула в дом. Юлька ждала у себя. Маринка в чудовищной спешке собиралась в больницу. Некогда было разговоры разговаривать. Тимофей только оглянулся и поймал еще на какую-то секунду таинственный взгляд пришельца - мудрый, добрый, ласковый, даже страстный, как у Юльки - во, какое идиотское сравнение получилось!
Артему перезванивать не стал - все потом! Только Маринка за дверь - и он туда же. Кришнаита перед подъездом и след простыл. Может, не было его вовсе. В сущности, уже вполне пора появляться глюкам. И все это не страшно, не страшно! Все это весело!!
Юлька встретила его в тонком шелковом халатике, очевидно, накинутом на голое тело и подпоясанном скользкой шелковой ленточкой, которая так легко спадает. Тимофей обнял, прижал к себе, впился губами в губы. Нет, не угадал - трусики все-таки обтягивали ее плотную круглую попку. И в этом она была права - так романтичнее. На столике в комнате уже стояли давешние фужеры с давешним, надо полагать, коньяком, а рядом - два узких бокала с шампанским. Бульварная любовь к коктейлям оказалась неистребима. Но этим не назюзюкаешься - не страшно. От такой благородной смеси только заведешься, как дикий зверь. Редькин знал наверняка. И нисколько не сомневался в своих возможностях.
Пили медленно, вдумчиво, и в меру - по бокалу игристого и граммов по сто божественного коньяка. Столь символической дозы хватило за глаза, и пока пили Юлька без особого мастерства, но все же очень изящно приспускала с плеч халатик и гладила себе груди, пощипывая соски, и облизывала губы, с томительной неторопливостью двигая языком. Тимофею не позволяла даже притрагиваться к себе. И, наконец, опрокинув последний глоток, заявила: