Сексуальный настрой был, конечно, сбит напрочь, но настроение осталось хорошим, мы с Белкой выпили в обед за мое счастливое возвращение в собственный образ (честно признаться, я так и не понял, почему это происходит именно теперь), и любимая жена проводила меня в аэропорт. Рюшик сидел сзади в нашей "Субару" и листал бесконечных "Микки Маусов". Ему страшно нравилось, что на немецком комиксы выходят каждую неделю, он еще помнил, что в Москве этот детский журнал был лишь ежемесячным.
А в Шёнефельде, перед паспортным контролем, Белка сначала заявила мне:
- Я вот иногда думаю и все никак не могу понять, на черта ты мне вообще нужен. Со своей Вербой, со своей дурацкой спецслужбой, с этой вечной нервотрепкой, конспирацией... Улетел бы, что ли, уже раз и навсегда!..
Потом расплакалась вдруг, умоляла звонить почаще, так как ей самой звонить было запрещено строго-настрого. И, наконец, спросила:
- А я не могу полететь с тобой вместе?
Вопрос был вполне серьезным, но я ответил ей одними глазами. Мы уже обсуждали это. Я никогда не ставил "любовь к родному пепелищу", а равно и "любовь к отеческим гробам" выше инстинкта самосохранения. И жене не позволял.
- Обрыдло мне тут все, в этом Берлине. Домой хочу, - прошептала Белка и добавила злобно: - Проклятая Германия!
Ну, прямо булгаковский генерал Чарнота в Константинополе!
Зато плакать перестала. Рюшик ничего не понимал и на всякий случай успокаивал нас обоих.
Потом был "виповский" коридор вместо паспортного контроля, и когда мы поднялись в воздух, я сам себе напоминал террориста: в каждом кармане по пистолету, два телефона - обычный мобильник и трубка космической связи, а также целый дипломат, набитый еще не до конца изученной мною шпионской техникой. В Москве должны были встретить специалисты, которые все объяснят. Братья древовидные предоставили мне и пачку документов и кучку референтов, а впереди ждала еще и ванна, и чашечка кофэ, и какава с чаем в каком-нибудь "Балчуге-Кемпинском" или "Палас-отеле". Теперь, говорят, и в Москве неслабых гостиниц понастроили...
Если б только я еще долетел до той Москвы.
Так ведь нет. Шпионские страсти начались уже в воздухе.
Мои друзья почему-то не стали звонить по космической связи, наверно, не хотели соседей по самолету пугать, вместо этого после всяких милых сообщений о температуре воздуха за бортом и городах, промелькнувших под алюминиевым брюхом ТУ-154-го (во, какую доисторическую колымагу мне подали!), тот же воркующий голосок стюардессы объявил - для надежности дважды:
- Господин Малин, вас просят пройти в голову салона, к служебному входу.
"Ну вот, - вздохнул я про себя. - Опять Малин. А говорили, Разгонов, Разгонов...".
А у закрытой двери ждала уже не стюардесса, а солидный такой аэрофлотовский служащий, возможно, второй пилот, я у них в знаках различия не разбираюсь, и уточнив, действительно ли я Малин, он попросил пройти непосредственно туда, откуда управляли всей этой летающей техникой. За последние годы я много где побывал и навидался всевозможной экзотики, но в пилотской кабине пассажирского самолета оказался впервые. Это романтично, доложу я вам. Яркие блестки на черном бархате неба, стеганая пуховая перина облаков внизу, и все великолепие - сквозь большой фонарь, а не через жалкий кругляш иллюминатора, в который обычно вжимаешься мордой, чтобы хоть чуточку побольше интересного разглядеть за бортом. Лайнер неторопливо парил среди холодных звезд над поистине лунным пейзажем, огромная приборная панель уютно светилась разноцветными лампочками, и в этом действительно было что-то космическое. Захотелось даже сказать: "Мужик, дай порулить". Но мужик за штурвалом выглядел слишком серьезным, даже озабоченным, и шутить с ним определенно не стоило. Он протянул мне шлемофоны и сказал:
- Послушайте, это вас.
Буднично так, как будто сослуживца позвал к телефону из другой комнаты.
- Малин! - на связи оказался сам Тополь. - Тебе нельзя садиться в Москве. Ни в коем случае.
- Почему? - глупо спросил я.
Тополь шумно вздохнул, потом тихонько зарычал и наконец совершенно бесцветным голосом полюбопытствовал:
- А что еще ты хочешь узнать у меня прямо сейчас, в эфире?
- Ничего, - я оказался понятлив. - Полетели тогда обратно в Берлин.
- Это невозможно, - вступил пилот, который, оказывается, участвовал в разговоре.
- Женева, - предложил я.
- Семен Семеныч! - воскликнул Тополь. - Это же не спецрейс. Ты летишь на обычном пассажирском самолете!
Я действительно вел себя как герой Никулина в "Бриллиантовой руке". А время шло.
- Хорошо, - смирился я, - запрашивайте посадку в Смоленске.
Пилот щелкнул чем-то на пульте и вступил в переговоры на своем птичьем языке. Но и Горбовский тоже чем-то щелкнул у себя в Майами (или откуда он там разговаривал?). И прежде чем Смоленск успел дать добро, последовало его категорическое распоряжение:
- Российские города исключаются. В любом из них нас опередят. Давай-ка ближнее зарубежье, Малин.
Я готов был лететь хоть в Монголию, если керосина хватит, но решил промолчать с очередной дурацкой шуткой.
Разблюдовку выдал пилот:
- Рига, Вильнюс, Минск, Киев.
В каждом из этих городов у меня были хорошие знакомые по писательской тусовке. Я перебирал их в памяти, прикидывая, с кем интереснее будет встретиться. Потом догадался уточнить, а смогу ли я входить с ними в контакт, ведь Тополь пока еще называл меня служебным именем, да и в Москву я летел как будто именно затем, чтобы доказывать гэбухе: Малин жил, Малин жив, Малин будет жить. Неважно теперь, что там сказала Верба перед отлетом!
- Эй, Леонид, а я смогу общаться со старыми друзьями?
- Да, - ответил он коротко.
- Тогда лучше всего - Киев.
- Хорошо. К кому ты пойдешь в Киеве? Я должен навести справки.
- Товарищи, - вмешался пилот, - у вас осталось сорок две секунды на все справки. Вы уж извините, работа такая.
- Да, да, - затараторил я, - поеду к Лешке Кречету, его зовут Алексей Иванович Кречет. О нем смешно наводить справки, это очень известный человек на Украине. Однако за два года у Алексея наверняка сменился телефон. Ты слышишь, Горбовский, найди мне его телефон. И мы летим в Киев.
Горбовский молчал, казалось, секунд десять, наконец, проговорил глухо:
- Добро, летите в Киев.
- Борисполь не принимает. В Жуляны будем садиться? - решил уточнить пунктуальный командир экипажа.
Второй пилот вытаращил глаза:
- А может, лучше на Антонова?
- Нет, - решительно возразил первый, - там у нас будут совсем другие ненужные проблемы.
- Но ведь Жуляны,... - бормотал второй потерянно, - покрытие... полоса...
- Знаю. Справимся, - рубанул первый пилот.
Это был какой-то полнейший сюр. Они спорили о своих непонятных нам предметах, хотя только что поторапливали самого Горбовского.