- Я тоже, - признался Кречет. - Но для гостей дома держу.
Проснулся я от его тихого голоса, звучавшего совсем рядом. Тихие голоса иногда бывают слышнее громких, а может, это уже сработало обостренное чувство опасности. Выспаться, конечно, мечтаешь частенько. Но жить-то хочется, как правило, еще сильнее.
- ...да нет, - говорил Лешка, - он еще спит. Ты можешь попробовать навести справки в течение десяти минут, и я перезвоню тебе.
Мне так не хотелось оказываться по разные стороны баррикад с моим другом Олексом, что я даже размышлять не стал. Чуть приоткрыв один глаз, я машинально оценил расстояние от койки до стула, на котором висел пиджак, отметил краешек пистолетной рукоятки, торчавшей из кармана, успел подумать, что там могло уже и не быть патронов, наконец, пришел к однозначному выводу: не буду я пытаться Лешку переиграть, лучше сразу открою карты. И громко сказал:
- Я уже не сплю.
- А он уже и не спит, - спокойно проговорил Кречет в телефон.
Выслушал, очевидно, цветистую тираду с той стороны и добавил коротко:
- Жди звонка.
А после повернулся ко мне:
- С добрым утром, Микеле, пошли кофе пить.
Лешка был уже одет по полной форме, даже при галстуке, и мне это о-очень не понравилось.
- Пошли, - согласился я вяло. - А ты что, уже уходишь?
- Собирался, - сказал он, - но все отменили.
Похоже, это была правда, вот только отменил мероприятие, надо думать, именно я - своим пробуждением. Кречет начал неторопливо разоблачаться, одновременно приводя в действие всякие кухонные механизмы - кофемолку, хлеборезку, тостер, кофеварку.
Чтобы немножко успокоиться, я как бы невзначай вернулся в свою комнату и быстро, но тщательно проверил содержимое карманов и дипломата. Он позволил мне это сделать, и я окончательно убедился: ничего не тронуто. Шумно выдохнул, сходил в туалет, умылся, пытаясь ледяной водой остудить свой горячечный бред, и наконец вернулся на кухню к столу.
Кофе уже дымился в чашках. Есть не хотелось.
Мы погрызли жареные хлебцы, съели по паре ломтиков буженины. А потом Лешка предложил вместе с кофе отправиться на балкон, потому что в комнатах и кухне у них в доме не курят.
Балкон был застекленный и щедро озелененный, очевидно, нинкиными руками, но там все равно оказалось прохладно по позднеосеннему времени. Мы накинули пиджаки, и, проходя сквозь дверь, я, словно чайник какой-нибудь, в рассеянности стукнул тяжелым пистолетом в кармане о притолоку. Кречет даже не обернулся на этот красноречивый звук.
- Не выспался? - сочувственно спросил он, а потом вдруг начал с совершенно неожиданного для меня конца.
- Прочел я твой роман. Сильная вещь.
Вот так. И никаких он справок обо мне не наводил. Действительно не успел еще. Просто сидел ночь напролет и читал мой роман. Я мог бы и догадаться о подобной реакции. Ведь роман-то написан был обо всем, что случилось со мной с момента "ухода из Ясной Поляны" и вплоть до отлета на Багамы. Багамы и Неаполь я сделал эпилогом, предполагая о дальнейшем рассказать в следующей книге. Такая уж вышла композиция. Нет, разумеется, все имена я изменил, названия спецслужб, фирм, специальных операций, и даже географию событий исказил, как мог. Но суть-то осталась! А для тех, кто в курсе, случайные совпадения такого рода исключены.
- Откуда ты все это знаешь?
Вопрос был не агрессивным, скорее растерянным каким-то, почти испуганным.
- Талант у меня такой, Олекс. Когда я свою первую книжку рассказов сотворил о всякой жути в большом спорте по материалам личных наблюдений и рассказам друзей, меня вот так же ошарашенно спрашивали тренеры, врачи и экс-чиновники из спорткомитета: "Откуда ты все это знаешь?!" А особенно приятно звучал такой вопрос из уст майора на Лубянке в девяносто четвертом - по поводу "Подземной империи".
- Складно звонишь, как говорят наши братья воры, - похвалил Кречет. Только мне-то ты баки не забивай. Я тебе не майор с Лубянки. Я был знаком с Фернандо Базотти. Недолго, но все таки был знаком.
Лешка Кречет назвал Дедушку не псевдонимом из романа, а настоящим именем, и на этом игры кончились. Начинался серьезный разговор.
Строго по инструкции я должен был тут же объявить, что больше не пророню ни слова до прибытия своего адвоката, иными словами, до конфиденциального разговора с Вербой, минимум - с Тополем. Однако мне надоело жить по инструкции. К тому же я не ощущал ни тени угрозы в поведении Лешки Кречета, - хоть логически подходи, хоть интуитивно - вывод получался один: старый друг не желает мне зла, а значит, и нашей службе тоже. Последнее утверждение было, конечно, излишне смелым, и я выбрал для себя некий компромиссный вариант: сознаться в своей причастности к делам ИКСа, в своей причастности сознаться, рассказать все подробности событий двухлетней давности, подтвердить, что вылетел из Берлина по заданию (все равно Кречет узнает про поворот самолета в воздухе и о безумной посадке тяжелого ТУ-154-го на слабенькой и короткой жулянской полосе, если не узнал уже, ведь последний факт мы с ним обсудили, сидя в ресторане), однако о самом задании - молчать, более того попытаться вытянуть из Лешки полезную информацию, раз уж он такой осведомленный. Впрочем, в успех последнего предприятия верил я слабо. Человек, целенаправленно прошедший путь от зам. начальника цеха до особы, приближенной к императору, легко переиграет такого политического нувориша и дилетанта, как я. И тем не менее.
Я перешел в наступление сразу:
- Когда это ты познакомился с Базотти?
- Давно. В девяносто четвертом. Какое-то непродолжительное время именно я в администрации президента негласно курировал безопасность, и конечно, ваши эмиссары принялись меня инструктировать. Пришлось специально вылетать в Майами. Служба ИКС в целом произвела хорошее впечатление, до сих пор отношусь к ней с большим уважением, хотя и не знаю нынешних - я же отошел от дел. А вот сам Базотти... Старик показался мне очень странным. Было какое-то несоответствие между его должностью и внешним обликом. Я не мог тогда сам себе объяснить, в чем тут дело, но теперь... Честно скажу, не ожидал, что маразм старого бандита зайдет столь далеко. Или ты все это про него придумал?
- Нет, Ол, сюжет заимствован из жизни с точностью до мелочей.
- Потрясающе! - воскликнул Лешка. - Человек, владеющий половиной мира, задействует колоссальную агентурную сеть, проводит тысячи специальных операций, убивает сотни людей - и все лишь для того, чтобы устранить со своего пути одну-единственную девочку-фигуристку, да и то, как выясняется в итоге, не ту! В жизни так не бывает. В литературе, кстати, - тоже. Что скажут твои читатели? Ведь это уже даже не кино - это цирк! На льду.
- Но в жизни именно так и вышло, - тихо проговорил я.
- Теперь и я об этом знаю, - кивнул Кречет, - закуривая вторую сигарету прямо от первой. - Расскажи-ка еще некоторые детали.
Я рассказал. Битых часа полтора посвящал его в подробности операции "тройной тулуп", а также в не менее занимательные подробности истории российского ИКСа, то есть РИСКа, приказавшего долго жить уже почти два года назад.
И чем дольше я рассказывал, тем лучше видел, что хитрый мой Олекс не столько узнает для себя новое, сколько проверяет степень моей осведомленности. Да, с Тополем и Вербой он скорее всего не знаком, со Спрингером, Кумахирой, Чембером и так далее - очевидно, тоже, все-таки это было бы уж слишком, если б мои друзья вновь устроили мне психологическую проверку, не предупредив, что мой старый друг одновременно и наш человек. Меж тем о службе ИКС он знал. И знал хорошо. Что из этого следовало? К сожалению, только одно: Кречет представлял противоположный нам лагерь, то есть ЧГУ и команду Грейва, и значит, я все-таки попался, как кур в ощип. И окончательно Лешка добил меня вопросом:
- Значит, ваша Татьяна Лозова теперь реально возглавляет всю эту гигантскую структуру, а ты ее из Берлина консультируешь?
- Я ничего не говорил тебе про Лозову, - прошептал я в ужасе, и, наверно, это выглядело смешно.
Кречет сдержался - смеяться не стал. Просто взял за плечи, потряс легонечко и сказал:
- Мик, ты что ополоумел? Ты решил, что я работаю против вас? Неужели не понятно? Я же элементарно вычислил, кто она, просто из текста твоего романа. Не ты один следил в юности за фигурным катанием, чудила! Тоже мне секретная фигура - Лозова! Разве дело в ней. Разве дело вообще в персоналиях?! Да, знаю я о ваших проблемах, знаю. И врагов ваших знаю. Честно скажу, хуже чем вас, но тоже знаю. Однако я хочу разъяснить лично для тебя и именно то, что представляется мне вашей самой главной ошибкой. Вы - максималисты, и этим ничуть не отличаетесь от большевиков. Вы занимаетесь древним, как сама цивилизация, делом, вы решаете проблемы важные для всех и каждого, важные, как никогда раньше, - а руководствуетесь все теми же принципами - прости, Господи! - демократического централизма (или как их там называли?). В общем, кто не с нами, тот против нас. Понимаешь?
- Не согласен, - ощетинился я. - Мы с самого начала создавались как антифашистская, антикоммунистическая организация. Если угодно, даже антибюрократическая. Мы вообще люди абсолютно нового типа. Таких раньше не было. Никогда.
- Не верю, - сказал Кречет, словно по-режиссерски призывал меня сыграть эпизод еще раз.
- Не верит он! - передразнил я. - А ты ответь мне: вот ты, лично, проработав два с лишним года в команде президента, можешь назвать хотя бы двух или трех человек из высшего руководства, кому ты и теперь мог бы доверять?
Лешкины глаза буквально полезли на лоб от моего дурацкого вопроса.
- Ну, хорошо, сформулирую иначе: остались среди них люди, которые бескорыстно помогут тебе в трудную минуту?
Кречет наконец справился с эмоциями и выдавил сквозь полузадушенный смех:
- "Доверять"?! "Помогут"?! "Бескорыстно"!? Да там просто слов таких не знают! Я могу быть им нужен или не нужен. Все. Я могу стоить дорого или дешево. И могу не стоить вообще ничего. О чем ты спрашиваешь? Окстись!
- О том и спрашиваю. Это для меня не открытие, Ол. Это для меня пройденный этап в понимании мира. Я уже достаточно покрутился в этом дерьме на самом верху. Я знаю, какие они - монстры, стоящие у руля и у кормушки. Я знаю. Так вот. Высшие руководители службы ИКС - мы называем себя Причастными - по определению не та-ки-е. - Последние слова я произнес с расстановкой и добавил совсем уж лирику: - Нам свойственны и бескорыстие, и честность, и доброта, и принципиальность, и жалость, и чувство локтя... Словом, все как у обычных людей, не отравленных властью. Я не знаю, как это удается, но именно по таким критериям идет отбор в службу ИКС.
- Да, я прочел об этом в твоем романе, но, честно говоря, посчитал за художественное преувеличение. Сейчас ты меня пытаешься уговорить, что это и вправду так. Извини, Мик, но я тебе все равно не верю. И давай, по крайней мере, сегодня не станем обсуждать, насколько оно все в действительности реально. А то, боюсь, у меня голова разболится.