- Да. Однако я говорил о другом. Как это ни странно, большевизм у вас совмещается со всеми вышеперечисленными достоинствами. Я же не говорил о лживости и жестокости, я говорил об одном-единственном принципе: "кто не с нами, тот против нас". И это роковая ошибка. Вы почему-то решили, что в мире есть только две достойные уважения силы: вы и ваши враги. Остальные так: шелупонь, маньяки, религиозные фанатики, абстрактные гуманисты... Но на самом-то деле, поверь мне, существует третья сила. Очень серьезная сила. Равновеликая обеим вашим. Заметь, что вы, что ваши оппоненты из ЧГУ (О, как небрежно он вбросил в разговор эту сверхсекретную аббревиатуру!) свято убеждены: враг должен быть уничтожен, во всяком случае предельно ослаблен, сброшен с политической арены, нейтрализован. И только мудрые представители третьей силы понимают, что залогом стабильности на планете под названием Земля может служить лишь паритет противоборствующих сторон. Вот и следят они за тем, чтобы вы друг друга от излишнего усердия не передавили в ноль, до последнего человечка.
Если бы Лешка не был раньше, как и я, писателем-фантастом, то от упоминания "планеты под названием Земля" мне бы сделалось совсем грустно, дескать, съехала крыша у человека от напряженной работы, не иначе, пришельцы ему мерещатся, но, сочиняя свои романы, мы еще тогда, в восьмидесятые, привыкли мыслить глобально, и это была наша вполне обычная лексика. А еще не покидало ощущение, что совсем недавно я уже слышал от кого-то очень сходные мысли...
- В семнадцатом, например, - продолжал Лешка, - паритет был очень резко и грубо нарушен. Боже, сколько крови пришлось пролить, чтобы худо-бедно скомпенсировать последствия авантюры, учиненной этим лысым параноиком! А в девяносто первом мир опять слетел с нарезки. Сколько дураков радовалось! И только благородные эмиссары третьей силы в поте лица своего спасали цивилизацию от очередного конца света, восстанавливали равновесие... Нет, вы, конечно, сражайтесь, ребята, сражайтесь - это необходимо, мир между вами все равно никогда не наступит. Но не учитывать интересы третьей силы - тоже нельзя, и будет лучше, если хоть некоторые из вас начнут это понимать.
- Так это ты, что ли, третья сила?
- Издеваешься? - отреагировал он быстро и непринужденно, враз отметая смешные подозрения.
- А, - догадался я, - Шактивенанда!
- Причем здесь гуру Свами Шактивенанда? - удивился Лешка.
- А ты и его знаешь?
- Кто ж не знает Ковальского! Гуру - великий человек, но он к политике никакого отношения не имеет.
"Ой ли?" - хотел сказать я, но вовремя спохватился и с перепугу задал до нахального прямой вопрос:
- Тогда кто же они?
- Микеле, - Кречет улыбнулся, - считай, что я сказал все, что хотел.
- Хорошо, - я проявил понятливость, - но еще на один ма-аленький вопросик ты мне все-таки ответишь. Кто звонил сегодня утром?
- Это не был представитель третьей силы, просто мой хороший знакомый и очень влиятельный человек. У нас с ним серьезные совместные дела. Вот я и хотел посоветоваться.
- А я помешал?
- Разумеется. В этом нет ничего обидного. Неужели ты думаешь, что появление на Украине такой персоны, как Сергей Малин, - а для них ты Малин! - могло пройти незамеченным? У вас своя работа - у нас своя.
- Ну и что? Повяжете меня и сдадите родным российским властям?
- Да пошел ты! - Лешка даже не захотел обсуждать подобную гипотезу. Если завтрак будем считать законченным, тогда есть предложение погулять. Киев тебе покажу. Ты же его не видел, правильно?
- А мы никого не напряжем своими прогулками.
- Это их проблемы! Если же ты в такой витиеватой форме спрашиваешь меня о личной безопасности, то могу тебе ее гарантировать. Неужели своей охране ты уже не доверяешь?
- Доверяю, но...
- Понял. Те, кто угрожал мне вчера, уже отвалились, я даже звонил Нине, еще рано-рано утром, к вечеру она обещала вернуться вместе с Оксанкой. А пока - поехали. Надоело сидеть на прокуренном балконе.
Погода была отличная: на смену давешнему мокрому снегу пришла пронзительная синь, быстрые маленькие облачка и ослепительно-яркое солнце. Мы объехали и даже обошли, как мне показалось, полгорода, хотя в сущности это был джентльменский набор туристических достопримечательностей. София и Крещатик, Золотые ворота и фуникулер вниз к Днепру, Андреевский спуск и музей Булгакова, где нам провели персональную экскурсию, по личной просьбе Алексея Ивановича сократив программу. Далее. Смотровая площадка на холме, с которой открывался вид на весь город и на самое древнее поселение на его территории. Помпезное сталинское полукруглое здание бывшего ЛКСМУ, а ныне что-то правительственное, я не запомнил, что именно, и неподалеку дом, где живет президент. Наконец, мотанулись мы в знаменитую Кирилловскую церковь с прекрасными иконами и росписями работы Врубеля. В общем, впечатлений масса, а главное, все так необычно, как будто мы вновь простые советские литераторы, один к другому в гости приехал, ну а этот другой у себя дома имеет, конечно, некоторые возможности, ну и от всей души желает угостить и порадовать приятеля. В общем, обо всяких страшных вселенских проблемах даже и говорить не хотелось. Только уж под конец вернулись вдруг к проблеме возникновения службы ИКС. Для меня эта история осталась предельно темной, а Кречет, если судить по его солидному выступлению на тему третьей силы и нарушения равновесия в истории, должен был знать об истоках поболее меня. Он и знал поболее.
Мы стояли в полутемном храме и сами с разрешения музейных работников (экскурсовода заказывать не стали) зажигали подсветку то одной, то другой иконы, любуясь врубелевскими шедеврами. Обстановка располагала к лирике и философии.
- Видишь ли, Мик, - начал Лешка издалека, - думается мне, что некий контролирующий центр был у цивилизации с момента ее рождения. Не поручусь, конечно, что во временна Будды и Гомера у древних индусов и древних греков были общие руководители, оставим это на откуп историкам, а вот века с восемнадцатого, вне всяких сомнений, мир стал един и неделим. Проблема всеобщего контроля достигла особой остроты с появлением всевозможных технических чудес, как спасительных, так и пугающих. Двадцатый век внес свои коррективы в строгую систему тайных обществ, среди них началась бесконечная дележка денег и власти, распри, заговоры и драки. Сама жизнь на планете оказалась под угрозой. Вот тут-то и появился Базотти, который решил приводить все это в порядок.
- Постой, а Фогель, предшественник Базотти? Он был на самом деле? Или его Сиропулос для нас придумал.
- Не знаю, - сказал Кречет. - Я и сам своего рода "фогель". Пташка Божия.
Я посмотрел на него пристально. Когда привыкаешь мысленно переключаться с языка на язык, то, думая по-русски, не удосуживаешься фамилию Фогель переводить с немецкого как "птица".
- Да ладно, - улыбнулся Лешка, - шучу. В действительности, я думаю, фогелей было несколько, возможно, целая стая этих пернатых, передравшихся за сферы влияния. Как воробьи за крошки на бульваре. Считай, что это еще одна шутка.
- И дедушек тоже много, - включился я в игру, - один злой, другой добрый, третий умный, четвертый дурак...
- Нет, - сказал Лешка серьезно, - Базотти, конечно же, был один. Совсем один.
Странная манера у Лешки: сам острит бесперечь, а моих шуток не принимает. Я обиделся и, может, благодаря этому, наконец, понял:
- Так эти "фогели" и были третьей силой. Да?
- Да, - сказал Кречет. - И Базотти тоже.
Дедушка продолжал дарить нам сюрпризы даже после смерти. Вот оно что! Впрочем, что-то подобное я уже слышал от Кедра, мол, вторая дискета предназначалась для Грейва, точнее, для его начальства. Вот он великий принцип: разделяй и властвуй! Или, как говорит Лешка, сохраняй равновесие в природе, не дай победить никому. Дедушка умер, но дело его живет. Кто продолжатель, кто?! Верба - с одной стороны, Грейв - с другой. Но кто третий и самый главный? Неужели Лешка знает его? Знает и молчит? Да нет. Ни черта он не знает, по глазам вижу...
Кречет стоял, задрав голову, и разглядывал потолок. Из-под церковных сводов пристально смотрели на нас оливково черные печальные глаза врубелевских апостолов на тайной вечере.
И я вдруг передумал задавать вопросы. Кто я, в конце концов, журналист, что ли? Шактивенанда еще когда объяснил: точка сингулярности понятие не только пространственное, но и временное, то есть понимай так: каждому овощу - свой срок, а торопить события - значит торопить смерть.
- Пошли на улицу, - предложил я, - здесь слишком мрачно.
- И то верно. Поехали вечером в какой-нибудь ночной клуб, в казино.
- Не люблю рулетку, - сказал я, - вообще азартные игры не люблю. Переболел этим еще в школе.
- Зря, - осудил Лешка. - Очень хорошо помогает расслабиться. Тогда пошли стриптиз посмотрим. Я тебе самые злачные места в Киеве покажу.
- Слушай, - усомнился я, - но это как-то странно: в столице Украины идти на стриптиз.
- А вот ты ничего и не понял. Украинский стриптиз - всем стриптизам стриптиз. Я много стран объездил и, поверь мне, более разнузданных шоу, чем у нас, в Киеве, не видел нигде.
- Да иди ты!
- Клянусь тебе.
- Ну что, норки нараспашку?
- Какие норки? - не понял он поначалу, потом вспомнил Воннегута, "Завтраком для чемпионов" мы зачитывались все еще в раннестуденческие годы, и улыбнулся. - Норки - это само собой, но ты бы видел, что они вытворяют! Во-первых, акробатика, как в цирке, ноги на спине узлом завязывают при полном отсутствии одежды, во-вторых, всякие прибамбасы: на бутылку садятся, фрукты кушают теми самыми губами, руки друг другу заталкивают по локоть, шарики, нанизанные на веревочку, из задницы вытаскивают... Ну что, достаточно для рекламы?
- Да, - оценил я. - Это сильно, я бы сказал, это - по-нашенски. Уговорил, чертяка! Пошли смотреть.
Но на стриптиз мы так и не пошли. Хорошо еще, что звонки раздались на улице, когда мы украинскую национальную порнуху обсуждали, а не в церкви там это было бы как-то уж совсем неуместно. Обе трубки заголосили одновременно. С кем и о чем говорил Кречет, я в тот момент не интересовался, у меня был свой немаловажный и даже нервный разговор.