- Ну и что? - сказал Тополь.
И тут до меня дошло.
- Все уже готово?
- Давно готово, - подтвердил Тополь. - Я диктую тебе номер Вербицкого, а ты после восьмерки, но перед кодом "Сонета" просто набираешь восемьдесят два.
- Что ты сказал, Леня? Еще раз, - мгновенно охрипшим голосом переспросил я.
- Набираешь две цифры - восемь и два! - выкрикнул он. - Быстрее! У нас уже времени нет.
Новая формулировка слегка успокоила меня, но, тем не менее, мистические игры продолжались - в мою коллекцию добавился секретный код, выводящий абонента на спутник связи, способный генерировать специальный сигнал для включения обесточенных телефонных аппаратов.
Майкл не ответил, но было слышно, как там сняли трубку, то есть нажали соответствующую кнопку, и я сказал ему (знать бы еще кому именно!): "Привет, Вербицкий, жаль, что сейчас совершенно некогда разговаривать. Я еще буду в вашей, то есть нашей, Москве. А сейчас передай Тимофею, пусть он больше не переживает из-за рукописей. Они теперь никому, кроме меня, не нужны. Все в порядке".
Я очень ждал ответа, но связь прервалась, и в нашем безумном эфире снова возник Тополь:
- Все нормально, дружище! Следуйте прежним курсом.
- Отстреливаться не придется, Леня?
- Думаю, что нет. Увидишь Грейва - привет передавай.
- Где? - спросил я.
Но Леня сгинул из эфира, а вдогонку моему безответному вопросу пришел другой:
- Мы скоро приедем? - мирно, но весьма настойчиво, похоже, не в первый раз спрашивал Андрюшка.
И я ответил:
- Скоро.
Глава седьмая
ОБЪЕДИНЕННЫЕ
РОССИЙСКИЕ ЭМИРАТЫ
В Шереметьеве-2 я опять утратил хрупкое ощущение родины. Да, именно так: ощущение родины. В Сибири оно было пронзительно острым. Во Внукове, в суетливой толпе соотечественников, в странном коктейле из русских надписей и иностранных реклам, из хрипловатых, невнятных объявлений на двух языках ощущение это присутствовало уже в разбавленном виде. От обилия замызганных "Жигулей" и старых потрепанных "Икарусов" на бескрайней стоянке защемило, конечно, сердце, но, с другой стороны, еще в зале прилета встретила меня не москвичка Белка, а натуральная фрау Малина в дорогом пальто, высоких сапогах из мягкой кожи, изящных бриллиантовых сережках и с ненашим благостным выражением на слишком ухоженном лице. И может, еще похлеще смотрелся юный бюргер герр Андреас Малин в брючках от "C&A", в дубленочке из "Карштадта" и с цифровой видеокамерой "Сони" на шее. Честно говоря, глядя на эту парочку, я плоховато понимал, куда именно прилетел. К тому же потом была не "Волга" с шашечками, а этот умопомрачительный джип с охраной, и разговоры через космос, и нервотрепка, и, наконец, сверкающий огнями международный воздушный порт...
Что характерно, раньше я и был-то в новом Шереметьеве раза два всего или три - встречал кого-то, а может, провожал. Сами мы с Белкой до нашего панического бегства на Багамы по загранкам попутешествовать толком не успели. У нее в активе была Восточная Германия давней поры, когда из немецких школ группами по обмену ездили, а у меня - Болгария, ну та, которая "курица - не птица". Так что из Шереметьева по-людски, с загранпаспортом, как все нормальные граждане, мы еще никуда не летали. И вот летим. Нынешний, очень современный, на удивление чистенький и даже приятно пахнущий аэропорт напоминал скорее о европах и америках, а ностальгических чувств не вызывал никаких. Полузабытая родная Москва осталась где-то там, в потустороннем пространстве мечты, здесь - я снова оказался в огромном, пестром, любимом и ненавистном, но в общем-то принадлежащем мне по праву цивилизованном мире.
Разыскав маленькую вывеску-рекламку "Турфирма "Светочь"" на груди у сотрудника, стоявшего в числе прочих под огромным табло в зале вылета и раздававшего билеты по списку, мы вычислили "своих". Тверские ребята с огромными сумками приехали все вместе на автобусе и, получив от турагента необходимые бумажки, заполняли теперь декларации за высоким буфетным столиком. Я тут же спросил, кто из них будет Паша Гольдштейн. Это был человек, двоюродная племянница которого, живущая в Москве, якобы и рекомендовала мне через общих знакомых отправиться вместе с тверяками в шоп-тур. Легенду готовили наспех, всерьез поддерживать разговор на эту тему я бы не смог, но надо же было с чего-то начинать. В общем, я поспешил представиться писателем, жену обозначил как редактора, а сына назвал будущей знаменитостью. После чего агрессивно осведомился:
- Фантастику читаете?
- Всякое почитываем, - уклончиво отозвался Гольдштейн.
И я счел возможным извлечь из сумки свою "Подземную империю", предусмотрительно доставленную мне охраной.
- Сколько лететь до этого Дубая?
- Четыре часа с лишним.
- Ну вот, - сказал я, - делать нечего будет, как раз и развлечетесь.
Гольдштейн улыбнулся с легким сомнением, но от книги отказываться не стал, поблагодарил, и пока я делал дарственную надпись, выдвинул сразу два предложения: перейти на "ты" и выпить по этому поводу, как только пройдем таможню. Оба предложения были приняты и реализованы с блеском.
На "ты" я всегда перехожу запросто с людьми любого возраста и уровня. Имея привычку думать иногда на английском языке, в котором не существует особой формы вежливого обращения, разве что к Богу, при переходе на русский я с легкостью начал бы "тыкать" хоть Римскому Папе, хоть президенту России. А Паша Гольдштейн был всего лет на десять старше меня, выглядел к тому же замечательно, то есть молодо: спортивный, подтянутый, черные курчавые волосы с едва заметной проседью, классический иудейский профиль, смуглая от постоянно обновляемого загара кожа и серо-голубые улыбчивые глаза. Я сразу проникся к нему симпатией, а Белка мне потом призналась, что как мужчину она не могла его не отметить. ("Роскошный мэн, ну просто смерть девкам!")
Едва пересекли границу, Паша начальственно распорядился:
- Оставляй жену вещи сторожить и пошли во "Фри шоп" за пивом. Ты сколько с собой-то взял?
- Чего? Денег? - не понял я.
- Деньги - это твое личное дело. Бутылок сколько взял?
- Ни одной, - признался я честно. - А что?
- "А что!" - передразнил он. - Санкта симплицитас! Тебе не объяснили разве, в какую страну мы едем?
- Они там и вправду, что ли, по Корану живут?
- Не то слово! - распалялся Гольдштейн. - Там даже пива купить негде! Это не страна - это черт знает что!.. Ну, ладно, еще не поздно твою ошибку исправить, в московском "Дьюти фри" тоже сейчас цены божеские....
В общем, мы взяли по упаковке пива "Карлсберг" (полтора доллара за пол-литровую банку - это было действительно недорого - я натурально на глазах становился торговцем по своим взглядам!), а чтобы не стать халявщиком в тверской компании, прикупил еще три литрухи джина "Бифитер" и скромную бутылку скотча "Катти Сарк". От роскошного виски-молт "Аберлор", на которое сразу упал глаз, пришлось воздержаться, дабы не шокировать Пашу стоимостью этого напитка, все-таки я же косил под бедного литератора, собирающегося заняться челночным бизнесом. И, наконец, в самый последний момент, покупая лимонад Рюшику, я вспомнил, что Белка по старой московской привычке предпочитает джин, заранее разбавленный тоником, и добавил в корзину еще и упаковку зеленых баночек "Гриноллса". Со всем этим чудовищным, по понятиям правоверного мусульманина, грузом мы и вернулись в пустующее кафе наверху, где ребята, взяв себе по салатику на закусон, уже разливали в пластиковые стаканчики можжевеловую водку "Тверь".
- А вот откушайте нашего доморощенного джина! - предложил лысоватый коренастый мужичок, которого все звали Николаичем, - "Бифитера" мы еще успеем похлебать.
Я присел к столику и обвел взглядом собравшихся. Андрюшка, у которого вдруг проснулся аппетит, уже съел, как всегда без хлеба, одну сосиску, а перед второй ждал обещанного спрайта, коего я принес всего две баночки только в дорогу - этого добра и в Эмиратах хватает. (А вот тоника, к слову сказать, в Дубае не оказалось вовсе, так что, запасаясь напитками в Шереметьеве, я был поразительно прозорлив.)
Белка уплетала салатик, орудуя пластмассовой вилочкой, выпить за знакомство она тоже не отказалась, правда, водку попросила разбавить апельсиновым соком.
Рядом с моей благоверной сидела жена Николаича - Наталья - крупная, полная блондинка, похожая на торговку из мясных рядов, но в действительности врач с московским дипломом, опытный хирург, забросившая практику из-за издевательски маленькой зарплаты. Николаич, кстати, тоже был не из дворников - выпускник политеха и до недавнего времени зам. главного инженера на комбинате "Химволокно".
Напротив расположились Боря Зданович, Костик Чижов и их жена Алина Воропаева. По паспорту в настоящий момент Алина была, разумеется, женою кого-то одного, но кого именно, я так и не понял до самого конца путешествия. Паша уверял, что в Твери она живет поочередно то с одним, то с другим, а в поездках эти трое всегда берут (в целях экономии) двухместный номер, причем в путевку одного из мужей вписывают как ребенка во избежание ненужных вопросов. А в стамбульских и дубайских отелях никого и никогда не тревожило, что они сдвигали кровати и спали втроем под одним одеялом. Костик, кроме челночества, работал еще корреспондентом городской газеты, а Боря теперь уже нигде не работал, но в прошлой жизни успел получить степень кандидата исторических наук и слыл великим эрудитом.
Незаметнее других держалась еще одна специфическая "семейка": Игорь со странной фамилией Мыгин и его любовница Наташка Крутова. Игорь несколько лет назад развелся с женою и был чист перед Богом, а Наташка, удачливая бизнесменша, владеющая сетью магазинов в Твери и мужем-профессором на двадцать лет ее старше, разводиться не собиралась, тот ее полностью устраивал, да и дети почти взрослые, скандалы никому не нужны, и вообще, надо быть полной дурой, чтобы в тридцать шесть лет всю свою жизнь раком поставить. Денег, которые крутились у Наташки в обороте, давно уже хватало на то, чтобы снаряжать в поездки за товаром хоть целый штат наемных работников, но она предпочитала, по традиции, ездить сама, и обязательно с Игорем - он был у нее не наемный, а добровольный помощник с небольшой долей в прибыли и с большими мужскими достоинствами. Однако Тверь - город маленький, и людей, посвященных в тайну отношений Игоря и Наташки, просили лишний раз не трепаться об этом. Более того, вечные челночные любовники, они каждый раз демонстративно и кокетливо избегали камер, и вся довольно-таки постоянная команда уже знала: этих придурков фотографировать только по отдельности.
Наконец, десятый и самый молодой участник мероприятия - Витёк, Виктор Хрунов. Этот лишь во второй раз отправлялся за товаром, кроме Твери и Стамбула, ничего в мире не видел, ни женой, ни любовницей, ни профессией пока не обзавелся (школа, авторемонтный техникум, мелкий бизнес разного рода), в общем, в свои двадцать два он еще не утратил юношеского восторга и жгучего любопытства ко всему вокруг. Витёк тащил с собою вполне современную камеру "Панасоник", и похоже было, что процесс съемки увлекает его как таковой, вне зависимости от последующих результатов. Во всяком случае, здесь, в здании аэропорта, в полутемном кафе вряд ли могли получиться интересные для кого-нибудь кадры. Иначе считали два человека: а именно Витёк, повторявший упорно, что хронику исторической экспедиции в Эмираты следует вести от самого начала, и мой Андрюшка, быстро нашедший общий язык со старшим товарищем. Рюшик тоже не расставался со своей цифровой "Сонькой" и снимал все подряд вплоть до процедуры прохождения границы, за что был нещадно ругаем Белкой. А тут такая поддержка появилась! Такой пример для подражания в лице Витька! Сходство двух шальных операторов было столь очевидным и наглядным, что улыбались все, а Николаич даже не преминул заметить:
- Ну, теперь у нас в группе два ребенка: Витёк и...... Как вашего зовут?
- Андрюшка.