Голова моя пошла кругом, и спасти ее от полной интеллектуальной катастрофы могло теперь только одно - стаканчик чего-нибудь крепкого. И мечта сбылась.
Как только вошли в номер к Роберту с ответным дружественным визитом, хозяин со всей кавказской щедростью раскатал по столу лаваш, вывалил из бездонных закромов сыр, копченое мясо, овощи, зелень - это ж надо было тащить с собой такое из Питера в Дубай! - и наконец открыл один из своих дипломатов с кодовыми замками, а там...... А там!.. Как на полке дорогого ереванского магазина целый иконостас экспортных бренди: "Ахтамар", "Двин", "Наири", "Васпуракан".... Белку мы, конечно, тоже пригласили, и Рюшика с дядей Робертом познакомили, и у дяди Роберта нашлись для мальчика-сладкоежки и пахлава, и шакер-пури, и сахар виноградный, и прекрасная толстая чучхела, только армяне и умеют такую делать. В общем, вечерочек выдался не хуже первого, я только твердил себе после каждой новой дозы: "Не забыть про сеанс связи! Не забыть!" И мучительно выдумывал легенду. Легенда получилась совершенно идиотская, дескать, мальчику обещал снять камерой ночной город со всеми огнями, отраженными в проливе, он, мол, сам хотел, но сегодня уже сил у ребенка нет, завтра - тем более не получится, а послезавтра мы улетаем. Все было глупо ужасно. Какой ночной город? Какие огни? Какой мальчик? Хорошо хоть не при Андрюшке все это молол. Однако и Паша, и Витёк были уже очень веселые, а Роберт на мой уход никак не обиделся, только звал заходить еще. Белка смотрела озадаченно. Чуяла, родная, подвох. Но с ней у меня была четкая договоренность: на людях не комментировать никаких моих слов и действий - она это давно и хорошо понимала.
В общем, на пристань я пришел заблаговременно. Оценил обстановку. Лодки отчаливали часто, одна за другой, по мере заполнения людьми, и рассчитать время было довольно легко. Вот только таблеток никаких я пить не стал, понадеялся на внутренние силы организма, однако прекрасный армянский коньяк (по старой советской привычке мне все-таки было удобнее называть его коньяком, а не бренди) расслабил как-то уж слишком сильно. Трубку телефонную, бумажник с документами и оружие я не забыл. А вот все, о чем хотел сказать Тополю, вылетело из головы напрочь. Вместо четких мыслей клубился под черепом радужный и очень ароматный коньячный туман.
Без пяти девять я шагнул через борт и, пройдя ближе к носу, сел на краешек жесткой скамейки. Народец, набившийся в посудину, хорошо сгодился бы для съемок в массовке какого-нибудь фильма об угнетении рабов в Бразилии или о притеснении черных в довоенной Америке - худые, молчаливые, в обтрепанных спецовках, с изможденными лицами. Я в своем белом костюмчике от "Гуччи" был совершенно неуместен в этом пейзаже, но надо отдать им должное: каждый, едва заметно покосившись в мою сторону, тут же переставал обращать внимание на богатенького идиота, использующего такой странный способ переезда через пролив.
А Кхор Дубай меж тем плескал маслянистыми волнами в борта, переливался огнями, благоухал морем, цветами и специями, звенел романтичной мелодией, долетавшей из ближайшего плавучего ресторана и настырно пробивавшейся сквозь рычание нашего лодочного движка. Ровно в 21.00 в мелодию эту вплелся новый звук. И я быстро, одним пальцем придушил его, впуская в свое левое ухо голос Лени Вайсберга, а правое прикрывая ладонью, потому что шумовой фон был все-таки очень велик.
- Во-первых, экспертиза присланной тобою дискеты до сих пор не закончена, - говорил Тополь, - а во-вторых, я должен предупредить тебя, Миша: если ты до сих пор не выбрал одного из десяти кандидатов, тебе придется делать выбор как угодно, хоть по жребию. Но начиная с завтрашнего утра ты обязан следить вплотную за одним-единственным фигурантом.
Это был какой-то абсурд, но, к счастью, я уже сделал свой выбор, о чем и сообщил Лене.
- Очень хорошо, - откликнулся он. - И кто же это?
- Четвертый, - сказал я.
Боевую челночную девятку для присвоения им индивидуальных номеров мы с самого начала договорились расставить в русском алфавитном порядке по фамилиям.
- Хорошо, - пометил себе Вайсберг, не проявив никаких эмоций. - Тогда слушай дальше. Я буду сейчас зачитывать очень важную инструкцию. Как понял?
Слышно было отвратительно, лодочный мотор мешал, как сволочь, зато и меня никто здесь не то что писать, но и слышать не мог. О радиоперехвате в данный момент речи не было - иначе это все не обставлялось бы так торжественно.
- Понял нормально, - ответил я.
Нормально, не нормально, но ведь понял же, а жаловаться на трудности у нас не принято.
- Ты должен иметь в виду, Миша, если фигурант попытается передать тем или иным, подчеркиваю, нетрадиционным способом некую информацию третьим лицам, то есть не тебе, ты имеешь право открывать стрельбу на поражение.
- Что? - переспросил я.Хотя на самом деле четко расслышал все до последнего слова.
А Леня прекрасно знал, что я все слышал, даже наверняка догадался о причине моего дурацкого вопроса. И он не стал повторяться. А сформулировал "очень важную инструкцию" иначе:
- В этом случае я приказываю стрелять на поражение.
В жаркой арабской ночи я зябко поежился от такой постановки вопроса. Потом решительно заявил про себя с пьяной лихостью: "Черта-с-два я буду слушаться твоего приказа, Леня! Черта-с-два!" И сказал в полушутку:
- Понял тебя. Прием.
- А у меня все, - невинным голоском отозвался Тополь.
- Тогда я скажу.
Я вдруг вспомнил, о чем хотелось сообщить. Или мне так показалось, что вспомнил:
- Леня, я тут подумал и сообразил: все случится именно завтра.
- Почему так думаешь?! - спросил он быстро и испуганно.
- Никакой мистики - только логика. Потому что в день отъезда дела не делаются. А сегодня уже поздно и пьяные все.
Пьяными были далеко не все, но и я сам, и предполагаемый фигурант действительно несколько потеряли рабочую форму.
Черт меня дернул добавить еще одну фразу:
- Работать уже невозможно в такое время, Леня! Пора подмыться, трахнуть кого-нибудь и спать.
- Ясень, - проговорил Вайсберг с укоризною, - у нас слишком мало времени, и связь дорого стоит.... Вот черт! И почему все время приходится работать с алкоголиками?..
Последняя фраза, похоже, предназначалась уже не мне, просто ошарашенный моими идиотскими словами Тополь не сразу разорвал свою дорогостоящую связь. Однако на берегу, как я понял, общаться по телефону нам уже не полагалось. Может, это опять придумал Шактивенанда со своими мистическими прозрениями. А может, старый контрразведчик Леня Вайсберг элементарно подстраховывался шумом движка.
Вернувшись в отель, я еще застал всю компанию в номере у Роберта. Мы выпили по рюмочке на сон грядущий и по моему совету быстро разошлись, ведь наутро предстоял особо ранний подъем. Поэтому в душ-то мы, конечно, сходили - без этого в эмиратской жаре никак нельзя, - а вот трахать мне, разумеется, было некого - сразу лег спать. Только сон никак не шел. Я все ворочался и ворочался.
И что это я такое брякнул Тополю насчет завтрашнего дня? Откуда оно вообще вылезло? На завтра была у нас запланирована дальняя экскурсия на целый день с обедом в другом отеле, в другом эмирате, аж на берегу Оманского залива. Придумал все это Паша (нота бене!), еще три дня назад, а поддержали все - и завзятые путешественники с одной женой на двоих, и любители фотосъемки Борзятниковы и даже спокойный, как танк, и безучастный ко всему внешнему Мыгин со своей взбалмошной Наташкой.
Белка давно спала, уткнувшись мне в плечо, а я лежал и почему-то именно теперь вспоминал еще один многозначительный эпизод из серии "угадай фигуранта".
Был пятый день, то есть вчера. Между обедом и ужином по магазинам народ уже почти не бегал. Кто спал, кто читал, кто телевизор смотрел. Между прочим, все ящики в отеле, начиная с самого большого, установленного внизу в холле, настроены были на "ОРТ", при желании и некотором упорстве удавалось и другие российские каналы поймать. И я уж совсем было занялся настройкой телевизора, да вдруг вспомнил, что оставил свою пачку сигарет в номере у Мыгина. Курево в Эмиратах - тоже ценность, его просто так не бросают, ну я и спустился на этаж. Постучал.
- Ал-ле! Войдите, - проворковала Наташка.
Игоря в комнате не было, а бизнесменша Крутова лежала в одних трусиках на постели попкой кверху и, повернув ко мне свою золотоволосую головку, попросила:
- Не помажешь мне спину? Игорь слинял куда-то.
- Вообще-то я за сигаретами зашел, но давай.
Я пожал плечами: глупо было изображать из себя стеснительного мальчика.
А кожа у Наташки и впрямь была очень нежной, очень белой, без всяких хитрых кремов с такой кожей и загорать-то нельзя. Но загорать она любила. И очень любила, когда ее мажут кремом горячие сильные мужские руки, я это чувствовал, ее спина реагировала на каждое касание, еще чуть-чуть и стонать начнет. И я поймал себя на том, что уже давно не мажу ее, а просто глажу и получаю от этого вполне конкретное удовольствие.
- Вроде все, - сказал я как можно равнодушнее.
- Ну и как? Тебе понравилось?
Она еще раз повернула голову и с откровенной улыбкой так долго рассматривала мои шорты, что я бы не удивился, если б за этим бесстыжим взглядом последовала такая же наглая ладошка.
- Это тебе должно было понравиться, - отпарировал я. - Можно идти?
- А животик? - капризно вопросила Наташка, немедленно переворачиваясь на спину.
И я не мог не отметить, как напряженно топорщатся ее отвердевшие соски.
- А животик ты и сама можешь, - рубанул я с плеча.
Что за бордель?! Что за перекрестное опыление? Я совершенно не планировал поиметь всех девок в нашей группе, хотя, если честно, в отличие от Алины, Наташка нравилась мне чисто внешне. Стройная, изящная блондинка со спортивной фигурой, смешливые глаза, носик кнопочкой и большой хищный рот с пухлыми губами. Не красавица, но о-очень сексапильна!