2 апреля 1941 г. Москва. Метрополитен, станция «Комсомольская»
Старший сержант Иван Жуков, стараясь не крутить по сторонам головой, вошел в вагон московского метрополитена. Как ему объяснили сослуживцы, первая ветка, как будто специально для Ивана, пересекала под землей всю Москву, соединяя Киевский вокзал (куда он и держал путь) с площадью трех вокзалов, и заканчивалась в Сокольниках.
Хотелось, конечно, увидеть Кремль, Мавзолей, где лежит вождь мирового пролетариата, храм Василия Блаженного, да и просто побродить по столице. Но, видно, не в этот раз, поезд ждать не будет.
Ивану повезло: хотя станция «Комсомольская» была на линии третьей по счету, вероятно, по причине рабочего времени в вагоне еще оставались свободные сидячие места. А как любит повторять Тор, лучше плохо сидеть, чем хорошо бежать. Да и сидеть было очень даже неплохо, мягкие кожаные диванчики совсем чуть-чуть уступали креслам в их конференц-зале.
«Как же меня так угораздило-то?» Поставив фибровый чемоданчик между ног и умостив на коленях вещмешок, теперь уже старший сержант прикрыл глаза и мысленно переместился на несколько дней назад, в прошлое.
Открыв глаза, Иван увидел небо. Лазурно-голубое, с белыми островками облаков, уже по-настоящему весеннее мартовское небо. Точно такое же, как было несколько секунд назад. Затем в поле зрения появились здоровенные сапожищи, из которых куда-то в небо уходили колонны ног. Где-то еще выше, по идее, должны были быть туловище и голова.
Принимая во внимание все вышесказанное, получалось, что Иван лежал спиной на земле, то есть на снегу, и смотрел в небо. А рядом кто-то стоял, вероятнее всего Командир.
– Жук, хорош лежать, жопу отморозишь.
Точно, Командир. Иван сжал протянутую ладонь и упруго вскочил на ноги. Прислушался к ощущениям. Болел затылок, но терпимо. Впрочем, самочувствие Жукова сейчас интересовало постольку-поскольку. Сейчас намного важнее…
– Ну ты неистовый, боец невидимого фронта, – не давая Ивану закончить мысль, рассмеялся Командир. – Налетел, как басурман какой, с ног чуть не сбил. Шапка вот из-за тебя в снег упала.
Командир наклонился и не спеша взял в руки комок багряно-красной материи. И вдруг, не давая парню опомниться, нахлобучил его Жуку на голову.
– Сбил, вот сам теперь и носи.
Иван захлопал ресницами, пытаясь понять: сейчас произошло именно то, что произошло? Или он все еще в отключке и это ему только снится? Стараясь унять дрожь в руках, Жук осторожно, словно боясь разбить, снял головной убор и прижал его к лицу.
Да! Да! Да!
Прикосновение мягкой фетровой ткани приятно холодило разгоряченную от бега кожу. А в нос ударил специфический запах мокрой от успевшего растаять снега шерсти, с нотками чего-то химического, возможно красителя.
Да…
Именно то, ради чего Жук, да и все остальные курсанты, последние три дня рвали жилы, выжимая из себя все возможное… и немного сверху.
Бордовый берет.
Дядька Пласт, а точнее старший инструктор Ерофей Степанович Щербин, под большим секретом рассказал своим помощникам, что береты введены по личному распоряжению товарища Сталина. Конечно же, новость мгновенно облетела бригаду и даже успела обрасти подробностями. Оказывается, Командир уже давно просил для бойцов бригады отличительный знак на форму. Только отвечали ему, что баловство это все. Блажь. А вот после того, как Командир на кремлевской губе побывал, товарищ Сталин разрешил. Вот и делай выводы, если умный. Делай и молчи.
Вроде дураков ни среди инструкторов, ни среди курсантов не было. Выводы сделали и помолчали, но береты между собой начали называть или «вишнями», ну тут понятно, по цвету, или «сталинками», теперь сами догадайтесь почему.
Но как бы там ни было, а честь великая. Единственное соединение в РККА, у кого форменный головной убор – берет. Эксклюзив. Во! Разумеется, берет такой положен не всем, кто числится в штате бригады. Чтобы такой берет получить, доказать нужно, что достоин, что не уронишь и не запятнаешь. В общем, лучшим из лучших, и то… только после квалификационного экзамена.
Хотя исключение все-таки сделали. Бордовые береты сразу получили Герои Советского Союза и награжденные орденом Красного Знамени.
Парни завидовали молча и не надеялись. Но в последний момент командование объявило, что десять курсантов, сдавших выпускные экзамены с лучшими результатами, также получат береты. Авансом, как сказал комиссар. А потом наедине, персонально Ивану добавил: «Ты, Жук, кандидат в партию, думаю, не нужно объяснять, что кровь из носа, а в эту десятку попасть должен».
Вот так вот.
А Командир берет Ивану на голову нахлобучил, по плечу похлопал и сказал просто: «Ну что? Пошли, что ли». И они пошли. Плечом к плечу. Жук в бордовом берете и с улыбкой до ушей, и Командир с непокрытой головой, чуть-чуть припадая на покалеченную ногу. Молча. Наверное, Командиру было о чем подумать. Или просто догадывался, что у теперь уже бывшего курсанта сейчас на душе творится.
Когда вышли к группе инструкторов, Иван уже немного успокоился и даже вроде бы вполне достойно принял поздравления старших товарищей. Достаточно сдержанные, можно даже сказать, скупые проявления эмоций, ну так и не кисейные барышни поздравляли. Да и Жук готов был поклясться: в первый момент, когда товарищи наставники увидели его в берете, то на какое-то время просто «зависли». Но, надо отдать им должное, очень быстро справились с удивлением. Когда они с Командиром подошли к группе инструкторов вплотную, встретили их уже как будто так и надо. Решил Командир, что курсант достоин, значит, достоин.
Что еще Иван сразу заметил, так это то, как сразу изменилось к нему отношение. Пара фраз, чуть иной взгляд, немного другие интонации – и вот уже не чувствуешь себя учеником, к которому, как бы строго ни спрашивали, все равно все относятся со снисхождением. Теперь ты один из нас, теперь ты равный.
А свою порцию восхищения, дружеских объятий и изумления Иван получил, когда добрался до своего взвода. Вот там было всё, и никто эмоций не скрывал. А под конец то ли Белый, то ли Марсель, Иван уже не помнит точно, закричал: «Качай его, ребята!»
А концу для мы узнали, что наш взводный, Игорь Белов, тоже получит бордовый берет, но так-то мало кто в этом и сомневался.
Старший сержант вдруг запнулся, почувствовав на себе чей-то недобрый взгляд, как будто иголкой кольнули. Стараясь ничем не выдать себя, Иван сделал вид, что зевает, и постарался рассмотреть людей в вагоне. Долго искать не пришлось: частично заслоненный дородной теткой лет около сорока, Ивана с откровенной ненавистью рассматривал какой-то уже немолодой типчик. Думая, что солдат на него не смотрит, тип разглядывал Ивана с явной неприязнью.
Когда Жук уезжал, его предупредили, что в большом городе запросто можно стать жертвой карманников. И пусть Иван не думает, что у него уж точно ничего не украдут. Люди не только себе на жизнь этим зарабатывают, но и прекрасно понимают, чем им грозит такое ремесло. Так что шлифуют свои навыки будь здоров.
Что ж, Иван умных людей послушал, документы и почти все деньги лежали в потайном кармане. Если уж и оттуда достанут… Но тип на вора-карманника совсем не походил. Даже рожа, которая сразу Ивану не понравилась, была холеной и откормленной.
Промелькнула мысль: сдать бы типчика в компетентные органы; да взгляд к делу не пришьешь, только оконфузишься.
«Ладно, но я его запомню», – подумал Иван, но и это исполнить не получилось. Типус с мясистым лицом, одетый, на взгляд Ивана, даже с некоторым буржуазным излишеством, как будто что-то почуял, зыркнул напоследок на старшего сержанта исподлобья и в последний момент выскочил из вагона.
«Ну и хрен с тобой», – напутствовал неприятного типа Иван, снова уходя в воспоминания.
Да, Белый тоже получил «сталинку», но к тому времени, когда курсанты об этом узнали, Ивану это было, мягко говоря, безразлично. К этому времени думами Жук был уже очень далеко.
Курсанты, получившие береты, полукругом обступили Комиссара и, стараясь не пропустить ни единой мелочи, запоминали, как правильно носить «сталинки». Местом проведения урока, завершающего их обучение, Рашид выбрал центральный плац, прямо у памятника Владимиру Ильичу Ленину. Наверно, не одному Ивану вспомнился тогда их первый плац в гостевой зоне. Теперь-то понятно, отчего он показался таким неухоженным.
Когда Рашид уже заканчивал объяснять, как нужно отбивать берет, чтобы он принял правильную лихую форму, к ним подошла Мэй. К удивлению парней, девушка была без Юи и не на колесах.
– Всем привет, – китаянка лучезарно улыбалась и даже помахала собравшимся ручкой.
Зная характер обеих девушек, парни приготовились услышать очередную язвительную шутку, но на этот раз ошиблись.
– Привет, Рашид. Мне надо с Ваней поговорить. Можешь его отпустить?
– Привет. Хорошо. Мы все равно уже почти закончили.
Мнением самого Ивана никто не поинтересовался, хотя, судя по его улыбке от уха до уха, этого и не требовалось.
– Пойдем. И хватит лыбиться, как шонсьзи[73].
– Кто?
– Неважно, у нас мало времени.
Мэй буквально за руку оттащила Ивана на расстояние, где их уже не могли услышать, но, к его удивлению, не заговорила, а молча пошла рядом. Жук даже немного растерялся и никак не мог решить, о чем стоит завести разговор. Сказать Мэй, какая она красавица, или все же не рисковать, а обратить внимание девушки на чудесную погоду? Неизвестно, какое время понадобилось бы бравому сержанту, чтобы определиться, но Мэй внезапно остановилась и заговорила первой.
– Помнишь наш прошлый разговор, Ваня?
– Помню.
– Помнишь, мы говорили, что умеем только убивать?
Иван, не совсем понимая, к чему клонит девушка, кивнул, хотя начало разговора ему совсем не понравилось.
– А я еще добавила, что нас учили быть хорошими женами.
– Да, помню. – Иван подумал, что Мэй его сейчас передразнит: «помню да помню», но девушка была слишком поглощена своими думами.
– Юи была в семье самой младшей. Любимицей деда. Она рассказывала, что родители подыскали ей чудесного жениха, молодого, богатого и красивого. Позапрошлым летом у них должна была быть свадьба. А я, наоборот, старший ребенок. Наша семья очень, как это сказать по-русски, родовитая. Вот. Но не очень богатая… была.
– А…
– Молчи! Мой жених был в возрасте. Его отец был одним из самых уважаемых и богатых людей провинции. После того как наши семьи породнились бы, будущее моих сестренок было бы обеспечено. Ему было тридцать четыре года.
Мэй замолчала и остановилась, Иван замер рядом, понимая, что девушка сейчас делится чем-то очень личным.
– Ты знаешь, отец очень не хотел ехать тогда. Сейчас Китай оккупирован японцами, которые ведут себя хуже зверей. В тысяча девятьсот тридцать седьмом они захватили нашу столицу, город Нанкин, и устроили зверства. Я помню ужас в глазах отца, когда он рассказывал про горы трупов, лежащих вдоль дорог, про запах разложения, которым пропиталась его одежда. В реке было столько трупов, что по ним можно было перейти на другой берег, как по мосту. А вода в Янцзы стала бурой от крови и кишок убитых. Отец очень не хотел ехать, говорил, что хоть и прошло больше года, а земля все равно пахнет кровью. Но мой жених настаивал и гарантировал нам безопасность, кажется, он сотрудничал с японскими тварями. Но, сам понимаешь, мне тогда все это было неинтересно. Я была маленькая и глупая, переживала, что мне придется выйти замуж за старика… Что же ты не смеешься, Ваня? Глупая девочка считала, что самое страшное, что может случиться в жизни, с ней уже случилось.
Девушка повернулась к Ивану лицом, и стало понятно, что она плачет. Как при этом Мэй удавалось так спокойно говорить, Иван не представлял, да и, в общем-то, сейчас это не имело значения. Жук попытался обнять девушку, но она, поднырнув под его руки, легко уклонилась.
– Подожди, Ванья, я еще не всё тебе рассказала.
Мэй попыталась улыбнуться, но улыбка получилась какой-то кривой и пугающей.
– Моего бывшего жениха зовут Хун Сянь. Командир обещал, что я лично его убью. И уж я позабочусь, чтобы никто не смог назвать его смерть легкой.
Иван почувствовал, как шевелятся волосы у него на голове. Хотел что-то сказать, возразить, но не знал что. А девушка продолжала говорить спокойно и монотонно, как будто пересказывала скучную книгу. То, что она очень волнуется, выдавал только усилившийся родной акцент.
– Наша семья из поколения в поколение, передавая от отца к старшему сыну, хранит… хранила священную реликвию. За день до того, как мою семью убили, отец сильно поругался с Хун Сянем. Тот заявился к нам и потребовал, чтобы в качестве приданого отец передал ему сберегаемую родом святыню. Разумеется, отец отказал наглецу. На следующий день пришли японские солдаты и всех убили… даже старых слуг… С Юи похожая история. Ее семья зачем-то поехала в Нанкин. Юи не знает зачем. Помнит, что дед решил остановиться не в самом городе, а у своих друзей. Только это их не спасло. В один из дней пришли японские солдаты и начали всех без разбора колоть штыками. Дед Юи застрелил двоих из пистолета, а потом японская собака отрубила ему голову мечом. Хочешь знать, почему не убили нас?
– Да! Не знаю… как сама хочешь.
– Хочу! Мы были молоды, и невинны, и красивы, как бутончики лотоса. Вот японский командир и решил подзаработать, продав нас в публичный дом.
Иван почувствовал, как у него краснеют уши. Конечно, он знал, что в царской России были такие заведения. И даже знал, для чего они нужны… теоретически. Но то, что про них знает девушка, которой и шестнадцати лет не исполнилось, для Ивана, честно сказать, было неожиданно. Да и при чем тут Юи и Мэй? По сколько им тогда было? Лет четырнадцать? Или еще меньше?
– А зачем вас в… ну это… туда? Вам же нормально ни полы помыть, ни… э… девиц обстирывать или там на кухне помочь сил не хватит. Да и вообще! Там же грязь и этот… разврат, там детям не место!
Девушка резко остановилась и уставилась на Ивана заплаканными глазами.
– Какой добрый и наивный Лягушонок. – Мэй попробовала улыбнуться, но не смогла и, чтобы удержать слезы, часто-часто заморгала. – Нас продали не для того, чтобы мы мыли полы, а для того, чтобы ублажали японских солдат. Стали японскими подстилками, потаскухами. Так тебе понятней?
Глаза девушки стали злыми, казалось, она сейчас ударит Ивана.
– Не бойся, нас с Юи не насиловали, – словно обвиняя, почти выкрикнула ему в лицо девушка.
Иван с шумом выдохнул: оказывается, все это время он, сам того не замечая, стоял, задержав вдыхание.
– Нам повезло, нас не бросили в первый же день на растерзание гуйцзы[74], мы же особый товар. Нас избивали, не давали еды и питья, ждали, когда мы сломаемся. Хозяева хотели быть уверенными, что мы не покусаем и не поцарапаем стариков, чьи постели будем греть.
– Паскуды. – Иван в бессильной ярости сжал кулаки так, что ногти впились в ладони.
– Девочки, которые появились в одно время с нами, через пару дней выглядели старухами, не разговаривали и ни на что не реагировали. Одна девушка, кажется, родом из Бована, смогла украсть на кухне обломок ножа и вскрыла себе вены. Мы тоже хотели так, понимали, что все равно нас или сломают, или отдадут солдатам. Но нас перепродали одному немцу. Сейчас я понимаю, что он был военным, наверное, из разведки. Он вез нас польскому психопату и все время, пока мы плыли, рассказывал, что этот нелюдь делает со своими рабами. Если из того, что немец рассказывал, хотя бы одна десятая часть – правда, то этот пшек был просто больным ублюдком.
– Был?
– Его убил Командир. И его, и немца. И наверно, еще кого-то. Должны же были быть в замке еще люди. А потом нашел нас в подвале, голыми и подвешенными на специальных растяжках.
– А что он там делал?
– Ванья, ты дурак? Ты здесь на повара учишься? Не давай мне повода жалеть о том, что я тебе доверилась. То, о чем я тебе сейчас рассказала, тут знают только два человека. И еще несколько – укороченную версию событий.
– Извини. Я понимаю, я это просто не подумал.
– Думать нужно всегда, или в один прекрасный момент голову дома забудешь.
Иван кивнул, признавая справедливость такого утверждения.
– Теперь ты понимаешь, как мы ненавидим японцев и немцев?
– Японцев да, а немцев не очень.
– Я же только что тебе рассказала. Ванья! Ты слушаешь или где?! Когда мы плыли на корабле, херр Шварц любил порассуждать о том, что нас ждет в ближайшем будущем. Садился рядом, проверял, надежно ли мы привязаны, и начинал говорить. Подробно, смакуя мельчайшие детали. Такое невозможно выдумать. Упивался нашим ужасом, упырь. Бр-р… До сих пор нам с Юи кошмары снятся. Жаль, что быстро сдох, сволота.
Мэй снова строго посмотрела на Ивана, вероятно, ожидая какой-то реакции. Но парень решил, что благоразумнее всего промолчать.
– В общем, звезды так сошлись, повезло нам и в этот раз. По глазам было видно, размышлял Командир, не лучше ли нас так и оставить или вообще пристрелить. Сначала даже не развязал, только кляпы срезал. Спросил: жить хотите?
– А вы?
– Нет, Ванья, ты точно дурачок. Конечно, мы сказали: убей нас. Мы же уже старые и устали жить.
– Командир знает китайский?
– Командир знает английский! Дубина! Не перебивай! Думаешь, мне легко это вспоминать?
– Молчу!
– Жить, спросил, хотите? Тогда выполняйте все мои приказы без разговоров. Кто замешкается, пристрелю. А потом мы побежали, ох как мы бежали. Потом прятались, потом ехали в товарном вагоне, наполовину зарывшись в уголь. Потом снова прятались и бежали. В общем, было не скучно. Потом нас в Советский Союз переправили, там тоже всякое-разное было. Мы даже в детском доме какое-то время жили. Молчишь?
– Молчу.
– И правильно. А теперь вопрос. Зачем, спрашивается, я тебе все это рассказываю?
– Не знаю.
– Командир пошлет нескольких лучших курсантов в командировки. В части, которые стоят на западной границе. Понимаешь?
– Кажется, да. Если летом война, то они вступят в войну одними из первых.
– Точно. А те, кто останется здесь, скорее всего, так и останутся инструкторами.
Иван, не смотревший на ситуацию под таким углом, даже немного посочувствовал товарищам, но сказать ничего не успел.
– Тебя Командир хочет оставить тут.
– Почему?! Я же вот, – Жук протянул руку с зажатым в ней беретом, который он так и не решился надеть при девушке.
– Из-за меня, Ваня, из-за меня. Командир думает, что ему удастся не пустить нас на войну. Думает, что мы две сбрендившие на почве мести малолетки.
Мэй на секунду задумалась.
– Может быть, он и прав. Он обещал, когда кончится война СССР с Германией, то Советский Союз поможет Китаю вышвырнуть японских собак в море. И мы будем в этом участвовать. Но это слишком долго! Вот он и думает, что раз ты мне нравишься и будешь на базе служить, то меньше шансов, что мы с Юи сбежим на войну.
«Я ей нравлюсь? Нравлюсь! Или это так Командир только думает? Но она же не отрицает! Да нет, я что-то не так понял. Что тут можно не так понять? Нравлюсь же, она именно так и сказала».
– Жук! Эй, ты где? Я кому тут говорю, придурошный?!
– А?
– Бэ. Слюни подбери, рот до ушей. Я кому тут стою и распинаюсь?!
– Извини.
– Извини. Взять бы у дядьки Пласта его палку да треснуть бы тебе по лбу. Короче. К чему я все это говорю. Командир тебя отпускать не хочет. Но ты мне на самом деле нравишься, и я не выйду замуж за человека, который просидит всю войну в инструкторах. Это понятно?
– Понятно. То есть это… погоди. Погоди. А если я, значит, воевать пойду, это что выходит, ты за меня замуж выйдешь?
– Быстрый какой. Мне всего пятнадцать лет.
– А ты говорила, что жених в Китае.
– Так то в Китае. А здесь рано мне о замужестве думать. Но могу пообещать, что я буду ждать тебя.
Иван поерзал, устраиваясь на мягком диване поудобнее. «Эх, всю жизнь бы так ехать, и чтобы никаких забот. Ладно, не всю жизнь, но неделю точно».
Разговор с Командиром сложился легче, чем Иван предполагал. Труднее всего было в самом начале, когда Жук пытался объяснить, зачем он, собственно, пришел. Мысли путались, слова запинались, а предложения, так те вообще старательно обтекали суть. Но в конце концов Командир понял, чего же хочет бывший курсант, и сразу стало легче.
– Так. Кажется, я тебя понял. С Мэй недавно разговаривал?
– Да.
– Ясно. Значит, остаться здесь инструктором ты категорически не желаешь?
– Да.
– И уговаривать тебя бесполезно?
– Да.
– Ясно. Конечно, можно было бы тебе просто приказать. А Мэй Лин всыпать так, чтобы неделю могла только стоя спать. Но это не наш метод. Так?
– Да. Не наш. Ой! То есть я хотел сказать – наверное. Не знаю.
– Хорошо, поступим так. Оставлять тебя здесь на самом деле расточительство. А сейчас, раз вы оба так настроены, вообще смысла нет. Хотя Мэй ошибается. Войны хватит на всех, все инструктора будут ездить в командировки на фронт. Иначе как они смогут эффективно учить курсантов? Согласен?
– Согласен.
– А чего тогда кривишься? Сказал же, не оставлю тебя тут. Смотри, вернее, внимательно слушай. Есть два варианта. Первый – это военное училище. Для тебя он предпочтительней. Выйдешь уже лейтенантом. Большой минус то, что во время войны курсы будут укороченные, то есть выпустят тебя недоучкой. – Майор сделал паузу, с интересом наблюдая за реакцией Жукова на свои слова.
– А второй вариант?
– Что, Жук, лейтенантом стать охота, а недоучкой нет?
– Вроде того. Да и вдруг война кончится, пока я учусь.
– Не хочешь, значит, рисковать.
– Не хочу.
– Понятно. Значит, слушай второй вариант. Завтра торжественный выпуск. А послезавтра отправишься на западную границу. Будешь инструктором в одном из механизированных корпусов. Вернее, в одной из рот мотопехоты. Это инициатива Георгия Константиновича Жукова. Он хочет посмотреть, что из этого выйдет и чему мы сможем бойцов научить. Но отдавать тебя кому-то насовсем я не собираюсь. Мне нужны умные командиры для своих проектов. Поэтому сразу тебе говорю: там ты прослужишь месяц-другой, и я тебя перетащу к себе. Куда, я еще не знаю. Сейчас идет работа на нескольких новых и очень важных направлениях. Минусы. Лейтенанта я тебе не гарантирую, скорее всего, с началом войны станешь, но это уже будет зависеть от тебя. Второй минус – будешь на острие немецкого наступления. Конечно, не пехота в окопах в самой мясорубке, но риск будет большой. И погибнуть там можно будет запросто. Этот вариант, как сам понимаешь, лично для меня предпочтительней. Новое оружие потребует башковитых командиров – и чтоб технику не угробить, и тактику применения как можно быстрее разработать. То есть начнешь ты с сержантской должности, но с перспективой стать командиром части. Вот вкратце как-то так.
– Я согласен на второй вариант, товарищ командир.
– Хорошо, тогда давай выметайся, – Командир протянул Ивану руку для рукопожатия, – завтра получишь подробный инструктаж, а сейчас у меня и без вас с Мэй дел по горло.
На следующий день все так и было. Торжественное построение, речи, клятва на знамени. Все слушатели кратких курсов за отличные успехи в боевой и политической подготовке получили следующее звание. А несколько человек, правда, только младшие сержанты, такие же, как и сам Иван, сразу стали сержантами старшими. Девяти курсантам Командир теперь уже официально из рук в руки вручил бордовые береты.
Далее был праздничный обед, который Командир со смехом обозвал иностранным словом «банкет». На базе вообще никто никогда не голодал, но тут повара превзошли сами себя: рыба, таявшая во рту, какие-то паштеты и караваи еще теплого пшеничного хлеба. И водка. Каждому, теперь уже официально бывшему слушателю, было налито сто полновесных граммов. За звание.
У отвыкшего от алкоголя Ивана даже в голове зашумело. Но здоровый молодой организм и хорошая закуска быстро с этой проблемой справились.
А потом его поцеловала Мэй. При всех. В губы. Да так, что в голове зашумело по-настоящему. Так, хватит. Стоп. А то уже начинает мысли обволакивать. Такое нужно держать в самом защищенном уголке сердца и вспоминать по особым случаям.
А уже ночью был подробный инструктаж, как вести себя на новом месте и чему учить мотопехоту. Тогда же старший сержант Жуков узнал, что служить ему придется в 32-м мотострелковом полку недавно сформированной 32-й танковой дивизии 4-го механизированного корпуса. А значит, ждет его дорога дальняя до славного до города Львова.
По документам ни к каким интересным бригадам он и на пушечный выстрел не приближался, а значит, и берет его остался на базе. Зато разрешили взять два подарка от «змеек». Юи со словами «ножей много не бывает» подарила ему стилет с маленькой гардой. А Мэй, его Мэй, свою фотокарточку, которая сейчас лежала в потайном кармане вместе с документами. На фото девушка была в том самом белом платье с красной вышивкой, а на обратной стороне Мэй своей рукой китайскими иероглифами написала ему древнее заклинание на удачу. По крайней мере, так ему разъяснила улыбающаяся Юи.
Состав заскрипел тормозами, выдергивая старшего сержанта из прошлого в настоящее.
– Станция «Киевская», остановка тридцать секунд, – неожиданно звонко выкрикнул машинист из своей кабины.
«Пора, – подумал Иван, вставая, – Львов ждет!»
Шонсьзи – дурак (звуковая транскрипция с китайского языка).
Гуйцзы – презрительное название японцев. Дословно – заморские дьяволы. Википедия толерантно пишет, что так в Китае называли всех иностранцев. Но я считаю, что заморскими были именно японцы, а не, например, русские или французы.