Они были уже близко от барьера "Зубов Дьявола", когда очередная волна не только промочила их всех с ног до головы, но и заполнила шлюпку водой больше, чем наполовину. Не обращая на это внимания, Хорнблоуэр жестами показал спасшимся на корме остаткам экипажа, чтобы они выбирались из своего убежища и готовились перебраться в шлюпку. А за ее плавучесть можно было не беспокоиться, - дюжина пустых бочонков удержала бы шлюпку на поверхности, будь она даже налита свинцом. Ее могло, правда, разбить о борт, но гребцы и рулевой были людьми опытными и не допустили бы такого.
- Давай! - заорал Хорнблоуэр, когда наступил, по его мнению, подходящий момент; кричал он по-английски, но значения это не имело - все и без слов знали, что нужно делать.
Шлюпка рванулась вперед, и в ту же секунду уцелевшие матросы покинули свое убежище и бросились к борту. Хорнблоуэр не поверил глазам - их было всего четверо! А ведь он сам видел, что после удара о риф на корме спаслось не меньше двух-трех десятков людей. Произошло, видимо, неизбежное: всех остальных смыло волнами, пока он готовил шлюпку и пробивался к месту гибели корабля. Шлюпка развернулась носом к борту. По сигналу рулевого все гребцы одновременно прекратили грести. Один из четверки прыгнул вниз и приземлился прямо на носовом планшире. Шлюпку немного отнесло в сторону, но гребцы опять взялись за весла и начали второй заход. Снова замерли весла в руках гребцов - и еще один уцелевший матрос оказался в шлюпке. Но тут Хорнблоуэр, следивший за обстановкой на море, предостерегающе закричал, заметив особенно большую волну, угрожающую перехлестнуть через рифы. Его предупреждение оказалось более чем своевременным - не успели гребцы отвести шлюпку на сравнительно безопасное расстояние, как волна обрушилась, закрыв чуть ли не полнеба. Двое оставшихся на борту едва успели снова укрыться на корме.
Третья попытка закончилась трагически. Приготовившийся к прыжку испанец то ли не рассчитал расстояние, то ли просто поскользнулся, но как бы то ни было, он упал в воду и камнем пошел ко дну. Последний матрос спрыгнул в шлюпку благополучно.
- Кто-нибудь еще остался? - спросил Хорнблоуэр одного из спасенных, но тот отрицательно покачал головой; итак они спасли троих, подвергая смертельному риску жизнь семерых.
- Убираемся отсюда, - устало сказал Хорнблоуэр.
Рулевой и без приказа знал, что пора возвращаться. Маневрируя одним только кормовым веслом, он дал ветру отнести шлюпку вдоль борта подальше от рифов, но одновременно и подальше от берега. Гребцы пока отдыхали, лишь изредка выправляя шлюпку одним-двумя гребками. Хорнблоуэр с сомнением оглядел троих спасенных испанцев, лежащих в воде на дне лодки. Они были настолько измотаны морально и физически, что находились почти без сознания. Он наклонился и начал трясти их, стараясь вывести из состояния прострации. Каждому из троих он сунул в руку ковшик и приказал вычерпывать воду. Это был единственный способ хоть немного согреть несчастных. Хорнблоуэр знал, что если предоставить их самим себе, они неизбежно погибнут от переохлаждения. Только активные физические усилия могли сейчас спасти их. Когда Хорнблоуэр снова осмотрелся, то с удивлением обнаружил, что начинает темнеть. Необходимо было срочно что-то предпринять. Гребцам требовался отдых: в том состоянии, в котором они сейчас находились, нечего было даже надеяться пробиться к берегу до наступления ночи. А в темноте подходить к нему было слишком опасно из-за многочисленных подводных камней. Хорнблоуэр присел рядом с рулевым-галисийцем и тот в трех словах подтвердил все его соображения.
- Темнеет. У берега скалы. Люди устали.
- С возвращением придется повременить, - сказал Хорнблоуэр.
- Да, - кивнул головой рулевой.
- Тогда уходим в открытое море.
Блокадный опыт давно уже выработал у Хорнблоуэра моряцкий инстинкт находясь близ подветреного берега, оставляй как можно больше пространства для маневра.
- Да, - сказал рулевой и добавил что-то еще, чего Хорнблоуэр не разобрал из-за шума и недостаточного знания языка. Рулевой повторил, сопровождая слова выразительными жестами.
- Плавучий якорь! - догадался Хорнблоуэр. - Совершенно верно.
Он оглянулся на исчезающий берег и засек направление ветра. Он постепенно переходил в южный, а значит уносил их все дальше в открытое море. Если они прямо сейчас бросят плавучий якорь, можно было надеяться, что к берегу их не прибьет, разве что ветер вдруг резко переменит направление.
- Хорошо, - сказал он вслух и показал рулевому тоже жестами, что согласен с его предложением. Тот кивнул и прокричал приказ. Двое гребцов сложили весла и занялись изготовлением плавучего якоря. В его конструкции не было ничего сложного - пара весел, связанных крест-накрест. При таком ветре этот якорь будет создавать достаточную тормозящую силу, чтобы удерживать шлюпку носом к волне без вмешательства рулевого. Якорь полетел за борт, и Хорнблоуэр с удовольствием отметил, что шлюпка сразу же перестала рыскать на волне.
- Превосходно! - сказал он с чувством.
- Превосходно, - согласился рулевой.
Только теперь Хорнблоуэр ощутил, как сильно он продрог. Мало того, что он промок до нитки, так еще и этот пронизывающий до костей холод. Все тело его онемело и непроизвольно дрожало. Один из спасенных так и не смог подняться и лежал в воде у ног Хорнблоуэра. Судя по его неподвижности, он был без сознания, двое других, понимая необходимость движения, лихорадочно вычерпывали воду. Ее уже осталось совсем немного, зато оба матроса ожили и даже немного разрумянились. А вот гребцы наоборот застыли в усталом оцепенении, выпустив весла из рук. Старшина рыбаков склонился над лежащим на дне шлюпки человеком. Тот не двигался, но сильно дрожал. Тогда галисиец улегся рядом, обнял беднягу и прижал к себе, чтобы хоть немного согреть.
Спустилась ночь. Повинуясь слепому инстинкту, все в лодке сбились в одну кучу. Хорнблоуэр был рад почувствовать рядом с собой тела других людей. Кто-то положил руку ему на плечо и притянул поближе к себе. Хорнблоуэр, в свою очередь, полуобнял соседа с другой стороны. На самом дне шлюпки чуть слышно плескалась вода, над головами завывал ветер. Шлюпка то тяжело взбиралась на гребень волны, задирая нос вверх под опасным углом, то стремглав скатывалась вниз в ложбину между двумя валами. Спустя тридцать секунд все повторялось. Каждый такой подъем и спуск сопровождался ощутимым рывком плавучего якоря. Дождь и брызги постепенно начали снова заливать шлюпку. Пришлось взяться за ковши. Только после этого можно было опять сбиться в кучу, спрятаться под банку и попытаться заснуть.
Это случилось, когда накопившаяся в шлюпке вода заставила их в третий раз взяться за ковши. У пробудившегося от неспокойного сна Хорнблоуэра сохранилось смутное ощущение кошмара. Что-то было не так. Несколько секунд он не двигался, а потом понял - рука соседа слева, обнимающая его за плечи, была неестественно жесткой. Причина выяснилась сразу - один из спасенных умер, тот самый, что не смог от слабости взять в руки ковшик. Теперь он лежал, бледный, холодный и неподвижный, между Хорнблоуэром и смуглым галисийцем. Тот же, проснувшись, сообразил, что произошло, и без лишних слов уволок труп куда-то в темноту. А ночь продолжалась со всеми ее "прелестями" - холодным ветром, дождем, брызгами в лицо, ездой на волнах, как на качелях, периодическим вычерпыванием воды и редкими минутами беспокойного забытья.
Хорнблоуэр с трудом поверил своим глазам, когда уловил на востоке первые признаки приближающегося рассвета. И он пришел - серый рассвет над серым океаном, принеся с собой новый день и новые проблемы для измученных людей. Но главная проблема вскоре разрешилась без чьего-либо участия. Как только достаточно развиднелось, один из гребцов внезапно издал хриплый возглас удивления и вскочил на ноги, указывая куда-то на горизонт. Все остальные тоже повернули головы в том направлении и увидели на сравнительно небольшом расстоянии лежащий в дрейфе большой корабль, который Хорнблоуэр сразу же узнал. Это был английский фрегат, тот самый, что послужил косвенной причиной гибели испанского капера и появления в открытом море спасательной шлюпки. Судя по всему, капитан фрегата поступил примерно так же, как и экипаж шлюпки, чем и объяснялась утренняя близость ее к фрегату.
- Подать сигнал бедствия! - скомандовал Хорнблоуэр, и никто из рыбаков не подал голоса в знак протеста.
Единственным предметом белого цвета оказалась рубашка самого Хорнблоуэра. Он стащил ее с себя, мгновенно замерзнув на пронизывающем ветру, и передал рулевому, который привязал рубашку к веслу и начал им размахивать. Хорнблоуэр одел свой промокший плащ прямо на голое тело и постарался поплотнее в него закутаться. Галисиец заметил, как он дрожит, в мгновение ока сорвал с себя толстую шерстяную фуфайку и предложил Хорнблоуэру...
- Спасибо, не надо, - запротестовал Хорнблоуэр, но рулевой и слушать не стал. Он указал на мертвое тело и наглядным жестом, сопровождающимся ухмылкой, показал, что не останется без теплых вещей, а позаимствует их у мертвеца.
Спор их был прерван возгласом одного из рыбаков. Фрегат развернулся по ветру и под зарифленными марселями направлялся прямо на них. Хорнблоуэр наблюдал за его приближением со странным ощущением раздвоенности. Там, на фрегате, была свобода, дружба, теплота человеческого общения; за спиной, где высились в голубой дымке галисийские горы, были неволя и одиночество. Английский корабль подошел к шлюпке с наветренной стороны. Борта его были облеплены матросами, высыпавшими на палубу поглазеть на необычное зрелище. Минуту спустя с фрегата спустили люльку с двумя бойкими матросами, которые быстро разобрались в ситуации. Шлюпку закрепили булинем, а матросы помогли испанцам, начавшим уже синеть от холода, по одному подняться на палубу фрегата. Когда очередь дошла до Хорнблоуэра, он отказался.
- Я королевский офицер и пойду последним.
- Господи! - воскликнул пораженный матрос.
- Тело поднимите тоже, - сказал Хорнблоуэр. - Он заслужил христианское погребение.
Болтающийся в люльке окоченевший синий мертвец представлял собой жутковатое зрелище. В лодке остались двое. Галисиец пытался оспорить право Хорнблоуэра последним покинуть шлюпку, но в этом вопросе тот оказался непреклонным. Но вот пришла и его очередь. Он продел ноги в веревочные стремена, обвязался вокруг талии булинем и медленно заскользил наверх, слегка раскачиваясь в унисон килевой качке фрегата. Когда Хорнблоуэр оказался на уровне палубы, его подхватили с полдюжины дружеских рук и помогли выпутаться из упряжи люльки.
- Ну вот ты и дома, малыш, - сказал с ухмылкой бородатый матрос, покровительственно похлопав Хорнблоуэра по плечу.
- Я королевский офицер, - повторил Хорнблоуэр. - Немедленно проводите меня к вахтенному офицеру.
Блаженствуя в теплой сухой одежде, Хорнблоуэр потягивал чай с ромом в каюте Джорджа Крома, капитана фрегата Флота Его Величества "Сырт". Это был худой бледный человек с постоянно озабоченным лицом, о котором ходили слухи, как о бесстрашном и предусмотрительном командире и первостатейном навигаторе.
- Эти галисийцы - прирожденные моряки, - говорил капитан. - Конечно, я не имею права насильно завербовать их, но, может быть, кое-кто из них предпочтет добровольно пойти на службу королю Георгу. Все-таки это лучше, чем плавучая тюрьма на "Санта-Барбаре".
- Сэр... - начал Хорнблоуэр и замолчал в затруднении, так как ему никогда прежде не приходилось вступать в спор с капитаном флота.
- Говорите, м-р Хорнблоуэр.
- Видите ли, сэр, эти люди вышли в море с целью спасения утопающих. Даже по законам военного времени они не подлежат взятию в плен. Не говоря уже о том, что все они - гражданские лица.
Холодный взгляд Крома сделался ледяным.
- Вы, кажется, собираетесь учить меня моим обязанностям, м-р Хорнблоуэр? - осведомился он ядовитыми тоном, подтвердив худшие опасения Хорнблоуэра относительно разумности спора с капитанами, имеющими королевский патент.
- Господи, нет конечно, сэр! - поспешно ответил Хорнблоуэр. - Я так давно не перечитывал "Свод инструкций Адмиралтейства", что вполне могу ошибаться в этом вопросе.
- "Свод инструкций Адмиралтейства"... - задумчиво повторил капитан уже совсем другим тоном.
- Я могу ошибаться, сэр, - поспешил закрепить успех Хорнблоуэр, - но мне припоминается, что такое же положение предусматривает аналогичный статус для двоих спасенных матросов.
Спорить с инструкциями Адмиралтейства могло выйти боком самому заслуженному капитану.
- Я должен обдумать создавшуюся ситуацию, - сказал капитан после минутного раздумия, и Хорнблоуэр понял, что он выиграл.
- У вас на борту умерший испанский моряк, сэр, - продолжал Хорнблоуэр, - тело которого я распорядился поднять на палубу в надежде на то, что вы прикажете похоронить его по-христиански. Эти галисийские рыбаки рисковали жизнью ради его спасения, и я полагаю, такой жест доброй воли произведет на них отрадное впечатление.
- Вы имеете в виду, по католическому обряду? Хорошо, я распоряжусь.
- Благодарю вас, сэр, - сказал Хорнблоуэр.
- А теперь перейдем к вам, молодой человек. Вы сказали, что имеете патент на чин лейтенанта. Что ж, я готов предоставить вам место на своем корабле до тех пор, во всяком случае, пока мы снова не окажемся в Гибралтаре, где вашу дальшейшую судьбу определит адмирал. Насколько мне известно, ваш "Неутомимый" цел и невредим, а вы, возможно, еще числитесь в списках экипажа.
В этот момент Хорнблоуэр испытал такое дьявольское искушение, что лишь с величайшим трудом заставил себя поднести к губам чашку и отхлебнуть еще глоток чаю с ромом. Он и так ощутил какое-то болезненное наслаждение, просто очутившись на палубе английского корабля. Снова отведать солонины и источенных жучком сухарей было счастьем после неизменных бобов и сухих пресных лепешек. Даже английская речь звучала в его ушах ангельской музыкой. Свобода ждала его на расстоянии вытянутой руки, тем более, что шансы снова попасть в плен к испанцам представлялись до смешного ничтожными. Хорнблоуэр с содроганием вспомнил бесконечную, одуряющую монотонность жизни военнопленного. Ему даже не нужно было ничего говорить, достаточно было промолчать пару дней. Да, дьявол хорошо знал свое дело, но в случае с Хорнблоуэром коса, как говорится, нашла на камень. Он сделал еще один глоток живительного напитка, решительно отстранил гримасничающего около кресла дьявола и поднял глаза на капитана Крома.