- Мы обсудим это, мой милый. И очень скоро. До встречи - вы, оба, - Леа снова рассмеялась; глаза ее сияли. А потом она повернулась, гончие сбились у ее ног, она шагнула в темноту и исчезла. Вместе с мечом.
Я стоял под дождем, усталый, замерзший, дурак-дураком.
Майкл смотрел на меня широко раскрытыми от потрясения глазами. Черити съежилась у него на руках, дрожа и постанывая.
- Гарри, - прошептал Майкл. Мне показалось, что он плачет, но слез на дожде все равно было не видно. - Боже мой, Гарри. Что вы наделали?
Глава двадцать вторая
Все больничные помещения похожи друг на друга. Все они окрашены в приглушенные, казенные тона, все углы в них по возможности скруглены, что должно по идее создавать уют, но не создает. И пахнет в них тоже одинаково: на четверть антисептиками, на четверть холодным безразличием, на четверть ожиданием и, наконец, на последнюю четверть - неприкрытым страхом.
Черити увезли от нас сразу; Майкл ушел за ней. При всей своей застенчивости я полез в голову очереди. Пришлось, правда, извиниться перед пятилетней девочкой со сломанной рукой. Типа, извини, детка. Черепно-мозговая травма круче простого перелома.
У врача, которая обследовала меня, на груди красовалась табличка: СИММОНС. Это была дама крепкого сложения, решительного вида, с седеющими волосами, резко контрастировавшими с ее смуглой кожей. Она уселась передо мной на табуретку и пригнулась ко мне, положив руки мне на виски. Руки были большие, теплые, сильные. Я закрыл глаза.
- Как вы себя чувствуете? - спросила она, опустив на мгновение руки и выкладывая на стол какие-то инструменты.
- Как будто какой-то сверхсилач швырнул меня об стену.
Она негромко усмехнулась.
- А точнее? Вам больно? Голова кружится? Тошнит?
- Да, нет, и да, немного.
- Вы ударились головой?
- Угу, - я почувствовал, как она протирает мне лоб холодной салфеткой, счищая с него кровь и слизь. Спасибо дождю, их осталось не так и много.
- М-мм... Так... Да, есть немного крови. Вы уверены, что это ваша?
Я открыл глаза и удивленно уставился на нее.
- Моя? А чья же еще?
Тетка заломила бровь, и темные глаза ее подозрительно блеснули из-под очков.
- Скажите-ка, мистер... - она покосилась на карту, - Дрезден, - она нахмурилась и пристально уставилась на меня. - Гарри Дрезден? Чародей?
Я зажмурился. При том, что в "Желтых Страницах" я единственный чародей, меня никак нельзя назвать знаменитым. А если и можно, так только печально знаменитым. Так и так, мое имя мало что говорит обычному человеку.
- Ага. Это я.
Она нахмурилась сильнее.
- Ясно. Я слышала о вас.
- Чего-нибудь хорошее?
- Ну, не совсем, - она перекрестилась. - У вас на голове нет порезов или ссадин. Я не люблю шуток, мистер Дрезден. Там ждут люди, которым нужна моя помощь.
Я против воли разинул рот.
- Нет ссадин? - я же отчетливо помнил, какая здоровенная дырища была у меня в башке, и кровь из нее заливала мне глаза и попадала в рот. Я до сих пор ощущал ее вкус. Она, эта дырка, никуда не могла деться. А если делась, то куда?
Я прикинул возможный ответ и поежился. Крестная...
- Ни одной, - подтвердила она. - Разве что несколько старых, несколько месяцев как заживших.
- Это невозможно, - сказал я скорее себе, чем ей. - Этого просто не может быть.
Она посветила мне сначала в один глаз, потом в другой. Я вздрогнул. Она взглянула мне в глаза (чисто профессионально, отстраненно - о заглядывании в душу здесь речи не шло) и покачала головой.
- У вас такое же сотрясение, как из меня Вайнона Райдер. Вставайте с этой кушетки и убирайтесь из моего кабинета. И не забудьте по дороге к выходу оплатить осмотр, - она сунула мне в руку влажную салфетку. - Смыть весь этот маскарад можете сами, мистер Дрезден. У меня и без вас полно работы.
- Но...
- И не обращайтесь в травмопункт без реальной на то необходимости.
- Но я не...
Д-р Симмонс не стала дослушивать меня до конца. Она повернулась и направилась к следующему пациенту - маленькой девочке со сломанной рукой.
Я встал и, прихрамывая, добрел до туалета. Все мое лицо было покрыто разводами запекшейся крови. В основном она задержалась в складках и морщинах, отчего лицо мое казалось старше, этакой маской из крови. На лбу, примерно на дюйм ниже корней волос, прочертила кожу бледно-розовая черта. Кожа на ней казалась совсем нежной, и когда я случайно коснулся ее салфеткой, боль была такая, что я с трудом удержался от крика. И все-таки рана затянулась. Зажила.
Магия. Штучки моей крестной. Тот ее поцелуй в лоб заживил мою рану.
Если вы считаете, что мне полагалось бы радоваться такому исцелению, значит, вы плохо представляете себе все связанные с этим осложнения. Производить магические манипуляции непосредственно с человеческим телом сложно. Чертовски сложно. Повелевать энергией, как, скажем, делал я с помощью своего талисмана, или элементарными стихиями вроде огня или ветра сущая ерунда по сравнению с тем, что требуется, чтобы хотя бы поменять кому-то цвет волос - тем более, чтобы заставить клетки по обе стороны травмы срастись.
Исцеление было мне предупреждением. Моя крестная обладала теперь властью надо мной не только в Небывальщине, но и на земле. Я заключил договор с феей и нарушил его. Это и дало ей такую власть, и она как бы ненароком продемонстрировала ее мне, наложив на меня сложное исцеляющее заклятие так, что я этого и не заметил.
Это пугало меня больше всего. Собственно, я и так знал, что Леа куда как круче меня - а что еще ожидать от создания, обладающего тысячелетними знаниями и опытом, рожденного, чтобы заниматься волшебством, как я был рожден, чтобы дышать. И все же, пока я оставался в реальном мире, у нее не имелось передо мной преимуществ. Наш мир был для нее заграницей - точно такой же, какой был ее мир для меня.
Был. Вот именно, что был.
Блин-тарарам.
Я сдался и не пытался удержать дрожь в пальцах, вытирая лицо. Черт, у меня имелись все основания бояться. Ну и еще, я промок под дождем до нитки и промерз до костей. Я смыл кровь и встал под электрофен. Мне пришлось с десяток раз шлепнуть по кнопке, пока тот заработал.
Я как раз повернул сопло вверх, на лицо, когда в туалет вошел Столлингз, а по пятам за ним - Рудольф. Вид у Столлингза был такой, словно он не спал со времени нашей последней встречи. Одежда измялась еще сильнее, седеющая шевелюра сделалась еще седее, а усы окраской почти сравнялись с синяками под глазами. Не глядя на меня, он подошел к раковине и плеснул на лицо холодной воды.
- Дрезден, - сказал он. - До нас дошел слух, что ты в больнице.
- Привет, Джон. Как там Мёрфи?
- Спит. Мы только недавно привезли ее сюда.