Молодцов уверенно вел машину на юго-запад. Я крутил башней по сторонам, осматривая окрестности. Каменистая полоса протянулась всего километра три, после чего пошел мягкий, скользкий грунт. Несмотря на все три ведущих моста "Бандерлога", автомобиль то и дело буксовал, пытаясь закопаться в грязь. Сказывалась кустарная сборка машины. Да и все было изношенным — шины, двигатель, ходовая. Я в очередной раз пожалел, что мы не смогли взять испытанный БТР, но мы элементарно не смогли бы разместить его на палубе "Ришительного".
Броневик продвигался с большим с трудом. Возможно, я погорячился, обозначив американцами столь короткий срок прибытия. Вода фонтанами вылетала из-под колес. Кенгурин раздвигал заросли тростника, а катки с хрустом перемалывали их в труху.
Запах тухлых яиц, вызванный гниением этих трав, а может быть, желатинообразных существ, преследовал нас неотступно. Через два часа этой мучительной езды мы увидели, наконец, далеко впереди столб дыма. Местность начала повышаться и отвратительные ползучие твари исчезли. Грунт снова пошел твердый, каменистый. И вот я увидел вдалеке силуэт транспортного самолета бородатых годов. Он, небось, еще живым Рузвельта застал.
Заметив нас, американцы, сначала остолбенев от удивления — все же не каждый день видишь в тропических джунглях на чужой планете такое чудо инженерной мысли на шести колесах. Но вскоре пришли в себя.
— Русские идут! — радостно завопили приземленные воздухоплаватели.
Все они, кроме одного, одетого в авиационный комбинезон, были в форме военно-морского флота США. Я открыл боковой люк и впустил их внутрь. Ввосьмером мы еле уместились в броневике — столько народу в нем отродясь не было. Но это не помешало бурным излияниям американцев. Они едва не сломали мне пальцы восторженными рукопожатиями.
Самому старшему из них было лет тридцать пять. Как начальник экспедиции, он представил мне остальных, начав с белокурого гиганта, который был выше меня на целую голову — капитан Эллиот Смит. За ним шел коренастый брюнет, капитан Рональд Брюстер. Огненно-рыжего расхлябанного парня звали Дональд О'Хара, он был лейтенантом.
Оставался человек в комбинезоне. Указывая на него, американец сказал:
— А это для вас сюрприз: Бежан Шоев, географ и ваш соотечественник!
— Ничего себе — соотечественник, — удивился я.
— Ну он же — таджик! — возразил американец.
— Не обращая внимания, — отмахнулся Шоев. — Для них таджики, белорусы, казахи, армяне и даже поляки — все русские. Я уже привык.
— С такой логикой мексиканцы — американцы, — покачал я головой.
Самого начальника экспедиции звали Артур Джейнс, целый полковник! Я в свою очередь познакомил всех с Павлом и матросом, оказавшимся моим тезкой. Изголодавшие летчики с жадностью набросились на наши сухпайки. Я обратил внимание, что американцы прекрасно знакомы с ними, составом консервов и весьма ловко орудуют пластиковым консервным ножом, на освоение которого мне в свое время понадобилось почти неделю. Только таджика смутил давно истекший срок годности, но после того, как я заверил, что они хранятся в глубокой заморозке, и он с аппетитом зачавкал.
— Знакомы с ИРП-1? — поинтересовался я у полковника.
— Только в качестве трофейных, — ответил он и набитым ртом.
Но, заметив, как я напрягся, он поспешно пояснил:
— Шутка. Я служил в Ираке, туда их нам поставляли из Казахстана. Наши пайки, они… — Джейнс скорчил брезгливую мину. — А у вас и обмундирование, и питание, и особенно оружие — во! — американец показал большой палец. — Мы первым делом после десантирование собирали АК, и воевали исключительно с ними. Сперва командование пыталось бороться с этим, а потом отстали. Запретили только фотографироваться с Калашниковыми. А у наших винтовок… хм… проблемы из-за песка.
— Ты б не шутил так больше, — улыбнулся Молодцев, убирая руку с рукоятки пистолета.
Фраза была произнесена на русском и осталась непонятой янки.
Накормив американцев, мы стали собираться в обратный путь. Я сказал, что возьму с собой только троих, а мой матрос и двое летчиков пусть останутся — вооружение с самолета все приборы, которые можно спасти. Особую ценность, конечно, представляли четыре авиационных мотора, но собирать их пришлось бы по всей поляне. Да и "Бандерлог" был маловат для такого груза.
Полковник приказал ехать Шоеву, Смиту и Брюстеру, а сам с О'Харой и моим тезкой заперся в самолете. Пренебрегая безопасностью, я уселся рядом с Бежаном. Мой разговорный английский был далек от совершенства, да и практики сколько лет не было, так что с таджиком мне было проще общаться, чем с американцем. Все же, братья-славяне.
От него я узнал, что после падения Челябинского метеорита, который никто не ждал, второй метеорит, значительно больший, и именно тот, который ждали, пролетел над Юго-Западом США. Нет, пролетел он слишком высоко, чтобы нанести какой-либо урон, но британские ученые, которые бороздили океан неподалеку на исследовательском судне, считают, что железо-никелевый метеорит создал какое-то возмущение в электромагнитном поле, в результате чего город и был заброшен на другую планету.
Американцам повезло значительно меньше, чем нам. Новый Нью-Йорк угодил прямо в середину океана. Из семидесяти тысяч в живых осталось около десяти тысяч человек! На острове оказалось кладбище самолетов и несколько производственных объектов, наполовину разрушенных катастрофой. Естественно, как и в любом техасском городе, в Новом Нью-Йорке каждый припас по паре-тройке пушек под кроватью. С продовольствием было сложнее — пришлось питаться исключительно рыбой.
— На то, что плавает, я теперь даже смотреть не могу, — признался Бежан.
Но самое странное — на острове оказалось достаточно много судов! Уже упомянутое британское научно-исследовательское судно, японский атомный подводный крейсер, французский легкий крейсер, американский эскадренный миноносец, канадский эсминец, норвежский сухогруз и аргентинский танкер. Все эти суда находились в море поблизости и, потрепанные штормами и схватками с морскими чудовищами, чудом нашли кусок родной планеты в бескрайнем океане. Сколько их там, еще не нашло сушу?
— Почему же вы только сейчас вылетели на разведку? — удивился я.
— Были дела поважнее, — уклончиво произнес Шоев. — Ты же заешь этих американцев. Их хлебом не корми — дай демократию и посудиться. Почти половина населения города были безработными, жили на пособия, а тут такое… телевидения нет, интернета нет, сотовой связи нет. Социального обеспечения — и того нет. Вот и пошли по судам. Нет, вначале и правда пытались удовлетворять иски, а когда поняли, что помощи от дяди Сэма не дождешься — начались беспорядки. Целая война! Полгода на улицах стреляли. Там разные банды захватывали власть раз в неделю. Потом японцы пригрозили, что если не наступит мир — они грохнут реактор со своей субмарины. Вот тогда уж точно будет тишина и порядок. Японцы, чего с них взять? Им дай суши потрескать, да харакири сделать.
— Жесть, — ужаснулся я.
— Америка, — вздохнул Бежан. — Снова хоронили мертвых, восстанавливали дома. И вдруг оказалось, что остров тонет. Быстро тонет. По три дюйма в месяц. Собрали остатки топлива, восстановили один самолет… и вот мы здесь.
— И вы ни разу не слышали наши передачи?
— Нет, — развел руками географ. — Хотя, может кто и принимал. Но нам про это ничего не известно. Ты-то откуда?
— Я ж уже говорил, — улыбнулся я. — Из Новоземной Республики.
— Да нет, я имею в виду там, дома… на Земле, где жил?
— Челябинск.
— Челябинск? — с благоговейным ужасом повторил Шоев.
— Да, а что?
Я уже приготовился услышать про "суровых челябинских мужиков", слесарей и начальников труболитейного завода № 69, сама технология которого — литье труб — вызывает большие сомнение. Но украинец меня сообщил совершенно кошмарную новость.
— Челябинска больше нет.
— То есть как — нет? — переспросил я.
— Так — нет. У нас в новостях передавали — ударом метеорита многомиллионный город стерт с лица Земли.
Я услышал удивленный возглас Молодцова. А сам переваривал полученную информацию. То есть как так — нет? Неужели, нам повезло больше, чем мы предполагали? Неужели там, дома, не осталось никого из родных и близких? Я отдавал себе отчет, что мы и так, вероятнее всего, никогда не увидимся, но как-то спокойнее было думать, что на родно планете все живы и здоровы. А тут такая новость… догнала через пять лет!
Весь остаток пути прошел в гробовой тишине. Часа в три дня мы добрались до "Ришительного". Мы высадили спасенных людей и собрались во второй рейс, как кузнец взмолился взять его с собой вместо геолога. Уж очень ему хотелось поглазеть на разбившийся самолет. Он нудил и нудил, как ребенок. Короче, было проще взять его с собой, чем отмазаться.
Мы уже видели самолет, когда вдруг нас опередила огромная студенистая масса ядовитого фиолетового цвета. По форме она напоминала гигантскую амебу. Я попросил Диму остановить автомобиль, а сам высунулся из люка.
В этот момент дверца флюзеляжа открылась и оттуда выглянул ирландец. Завидев остановившийся броневик, он приветливо помахал рукой и пошел нам на встречу. За ним из самолета вылезли полковник с матросом. Я перевел взгляд на чудовище. Его окраска стала бледнее. Тварь почти слилась по цвету с грунтом. Если б я не знал, где она находится — не рассмотрел бы.
Почувствовав опасность, я закричал О'Харе, отчаянно маша рукам. Он приближался, улыбаясь в ответ. И вот, наконец, он тоже увидел тварь. Но, вопреки моему ожиданию — не побежал прочь, а замер. Черты его лица разгладились, глаза не выражали совершенно ничего. Я бросился было к пулемету, но сообразил, что прошью не только амебу, но и ирландца, и самолет с Джейнсом и Алексеем вместе взятыми. Чертыхнувшись, выдернув из кобуры АПС, я спрыгнул на землю. Но опоздал. Тварь медленно обволакивала летчика, а тот стоял, словно истукан, даже не пытаясь оказать сопротивление. И только когда осталась торчать только голова, он завопил истошным криком. Матрос стоял с открытым ртом. Полковник скрылся в самолете и грохотал железками, видимо, извлекая упакованное оружие.
Перехватив пистолет обеими руками, я нажал на спуск. Потом еще. И еще. Пули тонули в слизняке с характерным хлюпом, словно в куче грязи, не причиняя видимого вреда. Тварь повернулась ко мне. У нее не было ни переда, ни зада, просто я почувствовал, что она повернулась ко мне. И в этот миг меня сковал ледяной ужас. Такого страха я никогда не испытывал. Захотелось бежать, но ноги словно приклеились к земле. Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Я просто смотрел на амебу, ползущую ко мне, не смея даже моргнуть. Кто-то что-то кричал.
И вдруг слизняк разлетелся на мелкие кусочки. Меня сразу отпустило. Я снова поднял пистолет, намереваясь нашпиговать ее свинцом, но стрелять было уже поздно.
— Командир! — услышал я голос кузнеца.
Я резко повернулся всем корпусом и только чудом не успел утопить спусковой крючок. Передо мной, недоверчиво уставившись на пистолет, стоял Белкин. Зажав ствольную коробку под мышкой, он держал автомат, сжимая рукоятку подствольного гранатомета своим богатырским кулаком.
— Тихо, тихо, — произнес он. — Все свои.
Я поставил пистолет на предохранитель и убрал его в кобуру. Тем временем подошли остальные
— What an awful thing! — пробормотал Джейнс.
Меня все еще трясло. Успокоился я лишь после того, как сделал два приличных глотка из фляги со спиртом. Причем обжигающая жидкость прошла по пищеводу легко, как вода.
Остальные тем временем искали остатки ирландца, чтобы похоронить его по-людски. ДА где там? От всего летчика удалось найти только пряжку от ремня, металлические пуговицы и золотой перстень.
В подавленном состоянии мы погрузили оружие, навигационные приборы, радиостанцию и вернулись на "Ришительный".
Едва автомобиль коснулся палубы, я отдал приказ немедленно сняться с якоря. На вопросы друзей я не отвечал, предоставив рассказать обо всем американцу, матросу, Дмитрию — да кому угодно. Никогда не забуду этот леденящий ужас. Черт, а ведь, скорее всего, я — единственный, кто остался в живых, испытав это на себе!
Лишь чуть погодя я подошел к Белкину.
— Спасибо.
— За что? — на сразу понял кузнец. — А, ты про то. Тебе спасибо, что вовремя остановился, а то пригвоздил бы меня…