— Неужели из-за этих идиотов всем пропадать?
— Давай-ка, Сергей, — сказал Шельга, наклоняясь и закидывая на плечо быковскую руку. — Помогите.
— А ты что, парень… — растерянно сказал мужик. Не докончил и поспешно подхватил Быкова под другую руку.
Они подняли его — Быков всей тяжестью съезжал на невысокого Шельгу, ноги волочились по полу. Я взяла обе сумки, автомат и побрела вслед за ними.
Как-то все быстро и глупо получалось. Ехать надо, да. Быкова в больницу. А здесь… может, мы сюда больше никогда не попадем… и…
Мы шли по теплой светлой улице. Асфальт стелился под ноги, как ковровая дорожка. Я оглянулась — будто меня окликнули. Верхний левый угол дома дрогнул, поплыл, словно в мареве, поехал — вниз, вниз, вниз… Мягко рухнул. Взметнулась пыль.
— Вот! — восторженно заорал мужик. — Вовремя убрались! Что творит, собака, а?
Шельга с Быковым, неловко завернув шеи, смотрели тоже.
— Да, вовремя, — задумчиво сказал Быков.
— А может, он рухнул, потому что мы ушли? — нечаянно сказала я.
Шельга внимательно посмотрел на меня.
В машине сидели несколько солдат в намордниках, бомж и какой-то затюканный пацаненок.
— Еще трое! — радостно сообщил мужик. — Все, сваливаем!
— А вдруг… — начал Быков.
— Сказано — нет никого! — отрезал мужик. — Мы уже весь город обшарили!
Шельга молчал. Я села поодаль — додумывать. Думы не шли. Вернее, шли, но не те. А сзади убегал город. МОЙ город. Город, который мне единственно нужен…
Я посмотрела на Быкова. Он смотрел в пол, и губы его были прямы и жестки, как нож. Думал. Левая рука — широкая, с заметными белыми шрамами над набухшими венами свисала с колена. Я ничего не вспоминала, ничего уже не пыталась понять, я просто смотрела и уже знала, чем обернется накапливающаяся во мне тишина. Пять минут назад я еще этого не знала.
Я потянулась и тронула горячую быковскую руку. Он поднял отсутствующие глаза, взглянул — и вдруг они стали зоркими, ясными. Он понял.
И на выезде из района машина зарычала, зафырчала. Остановилась.
— Ну что там еще! — главный полез за борт.
— Парни, — сказал Быков, — спустите меня вниз, а? Живот крутит, не могу…
Навалился на плечи солдат.
— Автомат-то оставь, — сказал Шельга.
Быков обернулся, засмеялся.
— Не могу, привык!
Его усадили на крыльце какого-то магазина ("майна, майна", приговаривал Быков). Шофер и главный матерились над капотом. Выпрыгнувший из машины Шельга, выпрямясь, смотрел вдоль дороги. Я отошла и прислонилась спиной к витрине рядом с Быковым.
Прошло минут десять. Машина заурчала, задрожала. Негромко переговаривающиеся солдаты пошли к нам.
— Ну как, полегчало?
— Да, — сказал Быков. — Не надо, ребята. Я не еду.
— Ты что?
— Что вы там застряли? — закричал от машины главный. — Поднять не можете?
— Да он не хочет!
— Как не хочет?
Шельга повернул голову, стоя по-прежнему прямо — руки за спиной. Смотрел на Быкова.
— Ты чего это тут цирк устраиваешь? — главный размашисто шагал к нам. — Берите его!
Быков резко дернул рукой. Солдат схватился за локоть, отскочил:
— Рехнулся! Сами его берите!
— Убери руки! — сказал Быков очень тихо и очень внятно. — Я остаюсь.
— Да мы же из-за таких идиотов жизнью своей рисковали!..
— А кто вас просил? — сказала я.
Мужик раздраженно махнул рукой, оглянулся.
— Капитан! Иди разбирайся со своей сраной командой! Да поживее!
Шельга шел медленно, заложив руки за спину, как на прогулке. Остановился перед Быковым, глядя в асфальт.
— Сергей!
— Ты уже слышал, — сказал Быков устало. — Я не еду.
— Почему? — бесцветно спросил Шельга.
— Ты знаешь. Не хочу, чтобы Город взлетел на воздух.
— Тебе жалко? — спросил Шельга тоном повыше. — Очень жалко? Тебе нравятся разрушенные дома? Убитые люди? Тебе нравится… — он носком ботинка ткнул быковскую ногу. Быков, прищурясь, смотрел на него снизу. — ЭТО сделало тебя инвалидом. Неизвестно, что станет со всеми, кто побывал здесь. Вообще неизвестно, что будет. Но ты уже защищаешь. Это что? Комплекс вины? Так ведь это — не люди, которых вы убивали там! Это — не люди, понимаешь?
— Я все понимаю, — кивнул Быков. — Люди-не люди — какая разница? Надо уничтожить. Опасно! Мешает! Так, да?