Леонсия снова подбодрила:
– И что дальше?
– А дальше... – посмурнел старый Джон, – стали в лес люди ходить. И дубец мой по головам начал стукать. То лесник явится: ты, малый, по каковым правам королевский лес своим хамским дерьмом портишь? Мы ж тебя! В тюрьму! В яму! Да на галеры!!! Так я леснику тому руку в бублик скрутил: не трожь! Я, мол, такое видел, что галер твоих мне и на тьфу не надо!.. А он потом стражников на меня навел, конных да еще панцирных... Хорошо, бегал я по лесу что по лужку, болото одно нашел да всех там и оставил, со всем ихним железом, чтоб неповадно было... И без дубца моего уж больше ни шагу... Озлился я. Брел дальше, да как чью морду людскую в лесу увижу – дубцом! Изо всей силы! Пока скопом не навалились! Озверел, точно кабан в гону... И сгинул бы, как кабан, коли в один день светлый не повстречал в лесу светлого человека.
Джон замолчал, снова обвел всех присутствующих прямым взглядом, на этот раз более спокойным и даже удовлетворенным. К его удивлению, лорд Арден кивнул ему с подобным же выражением и сказал:
– Высокий суд выражает благодарность подсудимому Джону из Линкольншира и предлагает продолжать показания. Суд просит леди защитницу задать следующий вопрос.
Леонсия улыбнулась и повторила свое:
– Что было дальше? Расскажите о человеке, которого вы встретили, мастер Джон. Где именно вы его встретили?
– Где... На мосту. Речка там была, через нее кладка. Неширокая, так, чтоб одному пройти. Или двум, да не таким кряжистым... Я на кладку с одной стороны вступил, он с другой. На середине и встретились.
Кто-то хихикнул. То ли Родерик, то ли Хайди. Лорд-судья также едва скрыл смех:
– Очень точно. Суд вновь вынужден благодарить подсудимого за необычайно точные показания... и просить уважаемую защитницу задавать вопросы... гм... предполагающие более подробное описание.
Леонсия тоже улыбнулась:
– Расскажите об этом человеке, Джон, и о том, почему день этот стал для вас светлым... как вы сами сказали. Вы встретились на мосту, и что произошло?
– Драка, – кратко ответил Джон.
– Драка? – подняла бровь графиня. – Зачем же?
– А затем!.. – выражение лица Джона стало забавно-свирепым. – Чего он лезет на кладку, когда я на нее вхожу? Да еще с дубцом!.. Не видит дубца, что ли? У самого меч, так уж и не боится!.. И хрястнул я его моим дубцом!.. И – бултых в воду!
– Кто бултыхнул в воду? – засмеялась Леонсия.
– Оба! – расплылся в ухмылке рыжий Джон. – Я с дубцом, он с мечом, оба под мостом. Он на берег, я на него, снова с головой в воду. Он первым выволокся, с него лужа течет, от смеха сам хрипит, меч под воду ушел. А я, на беду, плавать-то не умею... Дубец только над водой голову мою и держал...
Родерик громко захохотал. Хайди вторила. Улыбались свидетели, суд смеялся и даже угрюмые Фиц-Керн с Виллом позволили своим ртам несколько растянуться – не до ушей, а так... наполовину.
Только на лице леди Марианны вдруг появились слезы. И заблестели они так ярко, что смех разом прекратился. Она пошевелила губами, а затем тихим и хриплым тоном заговорила:
– Я не знаю, каков был его род. Говорят, он потомок лучших родов страны. Говорят, сам король Артур был его предком. Его звали Робин...
Я любила его. Мне было тогда всего четырнадцать лет.
За столом нависло молчание. С минуту граф ждал, потом произнес:
– Суд просит леди Марианну дать показания. Госпожа защитница, прошу уточнить имя, звание и происхождение леди Марианны.
– Прошу вас, миледи, сообщить суду свое полное имя, – учтиво, без малейшего признака неуважения обратилась леди графиня к женщине в простом сером платье.
– Я дочь... была дочерью графа. Имя его – лорд Уолтер Хантингтон. Его давно нет в живых. Он был с королем Ричардом в Святой Земле, потом воевал с ним во Франции... Это было давно. Очень давно. Лет... тридцать назад.
– Не так уж давно... Я хорошо помню то время, – себе под нос фыркнул граф. – И имя отца леди мне хорошо известно. Я не знал, что у него была дочь. Или что он был женат. В Святой Земле, кажется, думали, что лорд Хантингтон хочет стать родственником французского короля, говорили о его женитьбе на сестре герцога Шампанского...
Но не будем ударяться в воспоминания. Итак, леди Хантингтон? Как получилось, что вы покинули графский замок и стали... гм... охотницей на оленей? Случилось ли это по собственному желанию, или вас к этому привело некое несчастье?
Женщина с рыжими волосами устало повела бровью:
– Что в этом важного? Теперь, через тридцать лет? Все просто. Мой отец, как милорд правильно вспомнил, действительно пожелал жениться на некоей французской принцессе. Поэтому срочно пришлось умертвить мою мать... просто перетянув шею при родах... а меня выдать замуж подальше от родного замка. Он приказал своему управителю дать приданое некоему негодяю, чтобы тот увез меня в тот же день, и отправить с ним.
В лесу тот решил немедленно осуществить свое право, еще до венчания. И мои крики привлекли того, у кого, единственного в Англии, сохранилась совесть. Его звали Робин...
– Да, – вдруг произнес новый голос. – Именно так все и было.
– Сэр Ламберт? – удивленно выгнул бровь граф. – Вы подтверждаете? Вы были знакомы с графом Хантингтоном тридцать лет назад?
– Нет, милорд, – покачал головой рыцарь Блэкстон, с невыразимым изумлением всматриваясь в немолодую, рыжую и жилистую даму напротив: – Я помню песню, что пели мне в детстве множество раз. В ней были такие строки:
«Среди лесных зеленых крыш стоит укрытый стан.
Живут в нем Робин, Джон-малыш и леди Мариан».
За столом стало вдруг очень тихо. У подсудимого Джона из Линкольншира отвисла челюсть. Он снова превратился в увальня с неповоротливым языком:
– Д-да... Мы там жили... Она меня так назвала – «малыш». Смеялась, что, мол, орясина до неба, а телок телком... Я помоложе ее был тогда...
Из глаз леди Марианны продолжали течь слезы.
Лорд-судья приказал негромко:
– Суд предлагает свидетелю сэру Ламберту Блэкстону дать показания. Госпожа защитница, задайте вопрос.
– Ламберт, что это за песня? Ты ее так хорошо помнишь?
– Ее пели все менестрели в наших местах. И матери пели детям. Это песня о Робин Гуде – одна из многих. Возможно, самая красивая.
– Спой, Ламберт.
– Да я лучше просто расскажу... Это же стихи:
«Он – древней крови паладин,
Он – англ, и сакс, и бритт.
Из всех остался лишь один,
В густых лесах укрыт.
Он смел и добр, в нее влюблен,