- Какая часть корабля заражена? - спросил я.
- Мы не знаем. Работники из модуля В сообщают о нескольких случаях, все за последние три часа, и болезнь быстро распространяется. Они считают, что больше дня не продержатся. Здесь ни у кого нет симптомов.
Я кончил снимать защитный костюм, и Сакура провел меня по коридору к лестнице. Мы достигли восьмого уровня, и Сакура нажал трансмиттер. Открылся шлюз, мы вошли в него. Эта часть корабля оказалась больше, чем я ожидал. Большие помещения, где размещаются механизмы для приготовления пищи, стирки, глажки, очистки воды, очистки воздуха. Мы вошли в небольшую комнату, где уже находилось трое латиноамериканцев. Они сидели у компьютерного терминала, задрав ноги, и следили за работой компьютера. Выражение у них было встревоженное, но они, казалось, не торопятся. Это немного успокоило меня.
В комнате находились два рентгеновских микроскопа, несколько синтезаторов ДНК - очевидно, вспомогательное медицинское оборудование, которое должно использоваться наряду с оборудованием лазарета вверху. На верху компьютера располагался небольшой интерком. Канал был подключен к лазарету модуля В. Я слышал кашель, бред и взволнованные голоса.
Сакура ушел.
- Я Фидель, из отдела иммунологии. Это Хосе, - сказал маленький человек у ближайшего терминала. Он кивнул в сторону химеры с серебряными глазами, очень похожими на глаза Абрайры. - Он выполнял кое-какие работы по созданию своих младших братьев в Чили. А наш друг Хаун Педро вон там, он из пищевого отдела.
Я посмотрел на Хуана Педро, высокого худого человека с курчавыми волосами. Он на корабле занимается выращиванием различных протеинов, добавляемых к водорослям, которые мы едим. Однообразная работа, требующая незначительных познаний в области генной инженерии: все протеины, которые он готовит, имеются в рецептах, и всю работу могут выполнить синтезаторы ДНК. Но все же он должен быть знаком с оборудованием.
- Так ты тот, что делает нашу пищу? - спросил я. - Напомни мне, чтобы я убил тебя попозже.
Хуан Педро опустил голову.
- Все этого хотят.
Фидель подозвал меня к терминалу и набрал несколько команд.
- Вот с чем мы имеем дело.
На экране появился вирус типичной внешности - крошечный чистый овал примерно 24 микрона в диаметре, но у него есть хвост. Обычно такие хвосты бывают у вирусов, нападающих на бактерии. Внутри простой круг генетического материала, около 40 тысяч аминокислот длиной.
- Химера? - спросил я. Термин "химера" применяется к любому созданному геноинженерами существу, которое несет в себе черты другого вида: то ли это бактерия, производящая инсулин, то ли более сложный организм Перфекто или Абрайры.
- Похоже, - ответил Фидель. - Но он не вводит через хвост в своего хозяина ДНК, поэтому это не сложная химера. Клетки хозяина поглощают вирус. Хвост он использует, только чтобы ускорить движение.
Вирус воспроизводится так: он вводит свой ДНК в клетку хозяина, тем самым преобразует ее репродуктивную систему, и она начинает производить множество копий вируса. Вирусы, размножающиеся в живых существах, часто отрезают целые секции ДНК клеток хозяина и потом используют их для производства своего потомства. Когда вирус готов покинуть клетку хозяина, он либо "прорастает", либо просто разрывает стену клетки. Обычно в таком случае клетка хозяина погибает. И так как наш вирус - биологическое оружие, можно ожидать, что он разрывает клетку, выпуская сотни собственных копий.
На окне в углу экрана компьютера видны были десятки различных антител. Они должны прикрепляться к вирусу, чтобы привлечь к его уничтожению лимфоциты. Информация на компьютере показывала, почему все просто сидят. Ждут, пока синтезатор ДНК создаст антитела.
- Похоже, я опоздал, - заметил я. - Работа уже выполнена.
- Si, - ответил Фидель. - Генетики в модуле В работали над этим всю ночь. Работа уже сделана. - Он нажал кнопку, и на экране компьютера появились последовательности ДНК вируса, которые руководят капсидом, внешней протеиновой мембраной вибриона, клетки вируса. Рядом виднелось генетическое изображение внешней мембраны нейрона, нервной клетки человека. И они были почти одинаковы. Капсид вируса удивительно совпадает с мембраной нейрона. Следствия этого очевидны: все, чем мы будем бороться с вирусом, уничтожит заодно и нервную систему пациента.
- Когда мы начали искать этот вирус, он казался невидимым: ни одно наше антитело к нему не приставало. Вначале мы думали, что вирус настолько чужд по своему строению, что человеческие антитела его просто не распознают. Но мы проделали анализ капсида и обнаружили, что он аналогичен мембране нейрона и антитела не нападают на него, потому что считают частью человеческого тела. И все наши антитела начинают уничтожать и нейроны. С антивирусными химикалиями та же проблема. Все они смертельны. Есть какие-нибудь предложения?
Я напряженно думал. Первое, что пришло в голову, - субвирусы, крошечные паразиты, которые нападают на вирусы и уничтожают их, но я был уверен, что это они уже испробовали. Я слышал как-то о человеке, который создал искусственную иммунную систему. Он вывел бактерию, поедающую вирус, и затем настроил ее таким образом, что она становилась очень восприимчива к действию пенициллина. Вначале бактерия уничтожает вирус, а затем врач уничтожает бактерию с помощью пенициллина. Но любая искусственная иммунная система, созданная нами, будет уничтожать нерв, словно врага.
В интеркоме прозвучало сообщение, адресованное еще не заболевшим в модуле В.
- Всякий, кто за последние двадцать четыре часа не пил воду и у кого нет повышенной температуры, пожалуйста, явитесь на восьмой уровень для срочного помещения в криотанки чрезвычайного положения. Все остальные оставайтесь в своих комнатах. Не ходите в лазарет.
Я посмотрел на Фиделя.
- Они хотят заморозить тех, кто в лучшем состоянии, - сказал он. Надеются, что когда мы найдем решение, сможем их спасти.
- А сколько у них криотанков? - спросил я.
- В их модуле около трехсот. Сможем спасти триста человек.
Хосе рассмеялся.
- Я говорил Фиделю, что нужно открыть внешние шлюзы модуля, и пусть всех вынесет в пространство. Быстрее, чем то, через что они проходят. Мы уже все испробовали - никаких результатов. Антитела не помогли. Мы испробовали субвирусы, но у этих крошек собственная иммунная система. Всякий субвирус, который пытается прикрепиться к нашему вирусу, попадает к нему на обед. С ними мы ни к чему не пришли. Нужно что-то более... элегантное. - В голосе его не было надежды.
- Пытались нагревать вирус, подвергать ультрафиолетовому излучению, всякое такое?
- Да. Лучше всего он воспроизводится при чуть повышенной температуре тела. Конечно, у всех пациентов температура повышается, и вирус начинает размножаться еще быстрее. Мы можем убить его радиацией, их вода и воздух уже очищены, но пациентам в модуле В это не поможет. Они получили вирус в воде вчера. И получили все. Один из самураев оказался агентом ябадзинов. Он нес вирус в специальной полости своего тела; должно быть, извлек его и опустил в питьевую воду. Его уже казнили. Большинство жертв получило двойную дозу: как только стала повышаться температура, они много пили.
- Инфекция очень рассеянная: вирус нападает на все жизненно важные органы. Он вызывает повреждения легких, печени, кожи. Поражает кровеносные сосуды, которые начинают разбухать. Несколько пациентов умерли от тромбов: часть материи оторвалась где-то и по сосудам попала в мозг.
- Ну, по крайней мере убийца умер раньше своих жертв, - сказал я. - Я уверен, ябадзин считал это выгодным. Он променял свою жизнь на тысячи жизней.
- Мы не можем убить вирус, но, может, нам удастся стерилизовать его, - сказал Фидель. - Сейчас мы работаем над этим. Компьютер проверяет, как вирус разрушает репродуктивную систему клеток хозяина. Мы думали, что можем ввести субвирус, который смог бы проникнуть в вирус, в качестве вектора использовать прион или хотя бы нейтрализовать потомство вируса. Мысль казалась не вполне нормальной: прион - это субвирус, который вводит свою ДНК в вирус-хозяин и тем самовопроизводится, точно так же как вирус для воспроизводства вводит свой генетический материал в клетку хозяина. Работая морфогенетиком, я часто создавал вирусы, которые должны были проникнуть в клетки хозяина и внести новую информацию в генетический код. Такие вирусы называются векторами, и с их помощью можно проделывать чудеса. Таким образом, возможно использовать субвирус, такой, как прион, в качестве вектора и ввести новую информацию в генетический код вируса, но на практике это очень трудно, потому что прионы - очень маленькие частицы живой материи, часто всего из нескольких десятков пар аминокислот. Они на грани живого, и я подумал, что будет очень сложно создать достаточно большой прион, который смог бы изменить генетический код вируса. Это вдвойне трудно, так как данный вирус создан как оружие и уже оказался иммунным по отношению к другим субвирусам. Его создатель затратил годы на совершенствование вируса. А у нас только часы, чтобы победить его. Возможно, если бы у нас было несколько месяцев, мы бы что-нибудь нашли. А так Фидель просто сказал:
- Добро пожаловать ждать вместе с нами. Может, тебе придет в голову какая-нибудь мысль.
Я вместе с ними ждал сообщения компьютера о системе воспроизводства вируса. Иногда интерком доносил звуки лающего кашля, шаги санитара, переходящего от пациента к пациенту. Они там негромко говорили друг с другом; готовясь к смерти, рассказывали о своей жизни, о людях, которых любили. Среди них была одна женщина, и я слышал, как она переходит от кровати к кровати, разговаривает с больными, утешает умирающих. Она говорила:
- Меня зовут Фелиция. Хотите немного воды? Вам нужно одеяло?
А потом начинала говорить о разных хороших вещах, о том, как она целый день провела на пляже и загорела до цвета сандалового дерева, о том, как отец научил ее делать себе обувь. Вначале это казалось простой болтовней, но больные успокаивались. Эта женщина показалась мне очень мудрой и сильной, и я внимательно слушал ее слова. Мне хотелось стать такой же, как она, хотелось спасти ей жизнь. Дважды японец объявлял по громкоговорителю в модуле В, что больные "должны бороться с болезнью силой духа". Храбрый жест.
Компьютеру потребовалось почти два часа, чтобы выяснить систему воспроизводства вируса. Мы заранее знали, что результаты будут для нас бесполезны: вирус пересылал химическим путем сообщение, что клетке пора совершить митоз, выработать РНК, разделиться и расти. У нас было три средства, позволяющих прекратить действие системы воспроизводства вируса, но любое из них прекращало и воспроизводство всех клеток жертвы. За этим следует слепота и быстрая смерть.
Мы сразу начали создавать векторный субвирус - существо, которое, как мы надеялись, будет достаточно "элегантно", чтобы поразить защитные механизмы вируса. Тогда мы смогли бы стерилизовать его. Пациенты начали быстро умирать. Мы могли документировать их смерть, узнали все симптомы болезни: за подъемом температуры следует обезвоживание, разрушение печени и артерий, а затем смерть. Мы смогли определить, сколько копий самого себя создает вирус, всякий раз как воспроизводится; рассчитали, что смерть наступает через двадцать четыре часа после заражения. Владея этой информацией, мы точно рассчитали время, когда вирус был внесен в питьевую воду, и узнали, что техник-грек, который переходит из модуля в модуль, ушел из модуля В за несколько минут до этого. Поэтому остальные модули не заражены. Мы узнали все, кроме того, как остановить эпидемию. По отношению к человеческим жизням вирус оказался таким же эффективным, как водородная бомба.
За следующие двадцать четыре часа мы много раз заходили в тупик. Пока мы работали, погибло около трех тысяч человек, и только тогда мы кое-что обнаружили - нашли семейство прионов, которые способны действовать как вектор и стерилизовать вирус, но мы установили также, что защитные механизмы тела разрушают наши субвирусы.
Для того чтобы наши субвирусы подействовали, нам нужно ненадолго прекратить производство антител у пациента. Потом ввести в кровь пациента культуру субвируса. Мы немедленно начали выращивать культуры, но стала очевидной следующая проблема: потребуется не менее шести часов, чтобы создать одну дозу субвируса, через семь часов у нас будет четыреста доз. Рассчитав скорость болезни, мы поняли, что к тому времени пациентам помощь уже будет не нужна. Мы победили вирус, но опоздали.
Мы решили все же начинать и произвести четыреста доз противоядия в надежде спасти хоть кого-то. Если через шесть часов кто-то там еще будет жив, корабельные вспомогательные роботы отнесут противоядие к криотанкам и введут его.
Пять с половиной часов спустя меня по комлинку вызвал Мавро. Был почти полдень.
- Hola, muchacho, как дела? - спросил он.
- Прекрасно, - устало ответил я.
- Ты слышал, что я вчера вечером убил этого слабака Самору?
- Нет.
- Si, мы гнались за Люсио и его людьми и в конце концов догнали Самору. Этот трахальщик порезал мне руку. Но не так уж сильно. Сегодня до завтрака мы искали Люсио, но не смогли найти. А теперь Кейго говорит, что мы не должны убивать Люсио из-за того, что случилось в модуле В. Японцам все нужны живыми. И теперь самурай охраняет Люсио, а потом, когда чума кончится, его переведут в модуль А.