- Теперь я понимаю, отчего у тебя такое вытянутое лицо, - пробормотал Регорий, осенив себя знаком солнца. - Будем надеяться, Господь наш, благой и премудрый, не оставит своими заботами твою жену и вашего будущего ребенка.
- Остается только ждать, как повернутся события, вот и все, - хмуро сказал Маниакис. - Как же мне хочется, чтобы в нашей империи нашлось хоть одно такое место, где я смог бы влиять на события, а не ждать, пока стрясется нечто не зависящее от меня, но требующее моей незамедлительной реакции.
- Если кубраты действительно будут сидеть тихо, ты сможешь уже этим летом встретиться на поле брани с макуранцами, - заметил Регорий. - Ради такой возможности стоило потратить пятнадцать тысяч золотых.
- Если кубраты будут сидеть тихо, - с горечью отозвался Маниакис. - Если я смогу набрать и обучить достаточно солдат, чтобы дать сражение Абиварду и остальным генералам Сабраца. Если я найду опытных, надежных командиров, которые не побегут от железных парней. И если я соберу нужное количество денег, чтобы всем им заплатить. Хотя нет, после грабежа, который я учинил в храмах, деньги меня пока не заботят, зато я предвижу в будущем другие осложнения из-за своих действий.
- Парсманий никогда не побежит от макуранцев, - сказал Регорий. - Думаю, он будет только рад покинуть столицу и принять командование крупными силами.
Маниакис хотел было ответить сразу, но сделал паузу - теперь наступила его очередь изучать лицо Регория.
- Похоже, ты не слишком огорчишься, если Парсманий покинет столицу, наконец проговорил он.
- По правде говоря, нет, - ответил Регорий. - Он слишком вспыльчив; его выводит из себя мысль, что ты не назначил его севастом вместо меня.
- Знаю, - согласился Маниакис. - Но я считаю несправедливым лишать тебя поста, с которым ты прекрасно справляешься. Может, отцу рано или поздно удастся вразумить Парсмания. Лично я в этом не преуспел. Но, по правде говоря, я ни в чем не преуспел с тех пор, как на мою голову возложили корону империи, Регорий открыл было рот, чтобы возразить, но тут же закрыл его и задумался, припоминая события, случившиеся со времени восшествия Маниакиса на трон. Его мысли легко читались по выражению лица; молодой севаст еще не вполне овладел придворным искусством скрывать, что у него на уме. После затянувшейся неловкой паузы он с трудом выдавил из себя:
- Думаю, дела вскоре пойдут лучше. Если на то будет воля Господа нашего.
- Да будет так! - отозвался Маниакис. - Когда мне придется вновь столкнуться с Абивардом, мне хотелось бы, чтобы в моем лице он получил равного противника. Пожалуй, мы с ним могли бы стать друзьями, если б не родились в разных государствах. Мы неплохо ладили, когда плечом к плечу воевали за то, чтобы вернуть Сабрацу трон Макурана.
- Да. И вот какова благодарность Царя Царей! - вздохнул Регорий.
- Когда он вторгся в пределы нашей империи, то заявил, что мстит за смерть Ликиния, - заметил Маниакис. - Возможно, тогда он и сам отчасти верил в свои слова. Разумеется, сейчас он заявляет то же самое, но ни один умный человек по обе стороны границы уже не принимает его слова за чистую монету.
- Но и граница проходит совсем не там, где проходила до вторжения макуранцев, - сказал Регорий, - а гораздо восточное.
- Верно. На это обстоятельство я должен обратить особое внимание, вздохнул Маниакис. - Если у меня будет такая возможность. Глядя на то, как неважно обстоят дела здесь, в самом сердце империи, я иногда спрашиваю себя: не лучше ли мне вернуться назад, в Каставалу, чтобы продолжать борьбу, опираясь на землю, которую я действительно могу держать под контролем.
- Будь мудр, величайший, - встревожился Регорий, - никогда не повторяй подобных слов там, где тебя может услышать еще кто-нибудь, кроме меня, ибо нет лучшего способа посеять в Видессе настоящую панику. Кроме того, если тебе не удастся удержать в железной узде столицу, тебе тем более не удастся сделать это с целой империей!
- Ну, может, ты и прав, - ответил Маниакис, взвесив слова Регория. - Но все равно мне так хотелось бы управлять империей из такого места, где нет нужды опасаться предательства, находясь вне стен резиденции, и немедленного разгрома вне стен столицы.
- Я уверен, что очень скоро дела наладятся, величайший, - дипломатично заметил Регорий.
- Надеюсь, ты прав, - ответил Маниакис. - Но провалиться мне в ледяную преисподнюю, если я понимаю как.
***
- Маниакис, как ты мог? - требовательно вопросила Лиция. Можно было бы и разозлиться на нее за нарушение протокола, но поскольку все остальные, включая жену, именовали его "величайший", то он скорее испытывал облегчение, когда хоть кто-то обращался к нему как к обычному человеку.
- Как я мог? - переспросил он. - Как я мог - что?
Его двоюродная сестра вдруг заколебалась. Не из-за несколько запоздалого уважения, рассудил Маниакис, а потому, что собиралась затронуть тему, обычно не обсуждаемую незамужними видессийскими женщинами. Наконец, собравшись с духом, Лиция решительно продолжила:
- Как ты мог допустить, чтобы твоя жена вновь понесла, зная, чем могут окончиться для нее вторые роды?
- Поздравляю, кузина! - Маниакис иронически поклонился. - Отличный вопрос. По правде говоря, я уже не раз задавал его себе сам, но до сих пор не смог найти удовлетворительного ответа.
- И все же? - Лиция подбоченилась. - Мне казалось, я знаю тебя достаточно хорошо, но я и представить себе не могла, что ты решишься на такое.
- Я бы ни за что не решился, - ответил Маниакис, - если бы все зависело только от меня. Но в таких делах обычно решают двое. И когда Нифона стала настаивать на своем праве на риск, как, по-твоему, я мог сказать ей "нет"? Боюсь, даже твоей мудрости не хватило бы, чтобы переубедить ее.
- Так настаивала она сама? - проговорила Лиция упавшим голосом. - Мужчины есть мужчины, что ни говори; и когда до меня дошли новости, я подумала... Она принялась сосредоточенно разглядывать мозаичную картину у себя под ногами. - Наверно, мне следует принести свои извинения, величайший!
- Разве что за напоминание о том, что мужчины есть мужчины, - заметил Маниакис. - Ты хоть раз видела меня увлекающим какую-нибудь симпатичную служанку под сень вишневых деревьев?
Поднявшая было глаза Лиция опять поспешно углубилась в изучение мозаики; Автократору все-таки удалось смутить кузину. Но ненадолго. Подняв голову, она ответила с озорной улыбкой:
- Нет. Но что из того? Как я могла кого-нибудь разглядеть в такой чаще?
Он ошеломленно уставился на нее и расхохотался.
- Весьма остроумно, - сказал он, отсмеявшись. - Неплохой ответ. А как же долгая зима, когда на ветках вишен не оставалось ни единого листочка?
- В самом деле? - Лиция покачала головой. - Ладно. Извини. Я действительно подумала, что ты больше заботишься о продолжении династии, чем о жизни жены.
- Нет. Нифона больше заботится о продолжении династии, нежели о себе самой, - ответил Маниакис. - Даже если у меня не будет наследника, корона империи останется в моей семье. А Нифона.., если она умрет, не родив мальчика, ее клан окажется навсегда удаленным от трона. Как раз этого она и не хочет допустить, о чем высказалась ясно и прямо. Я не могу ее осуждать; кроме того, она...
- Кроме того, она твоя жена, - закончила за него Лиция. - Да-а. Пожалуй, теперь я смогу лучше понять тебя, увидев гоняющимся за служанками. Но раз Нифона во что бы то ни стало намерена родить мальчика... - Пальцы Лиции сами собой сплелись в знак, ограждающий от дурных предзнаменований.
- Все обойдется, - не слишком уверенно сказал Маниакис, пытаясь убедить скорее себя, чем кузину. - Мне повезло с родственниками, - чуть погодя продолжил он. - Стоило тебе решить, что я не прав, как ты тут же пошла и все мне выложила. Хорошо, когда есть люди, готовые высказать прямо в лицо правду, даже если эта правда тебе неприятна.
- Но ведь сказанное мною вовсе не было правдой, - запротестовала Лиция. Я-то, конечно, думала, что говорю чистую правду, но...
- Как раз это я и имею в виду, - прервал ее Маниакис. - Как ты думаешь, пытался ли кто-нибудь предостеречь Генесия от возможных ошибок? Ну, может, раз или два, в самом начале его правления. Головы тех людей мигом оказались на Столпе. А потом? Хватило ли у кого-нибудь мужества еще раз предпринять подобную попытку?
- Но ты не Генесий!
- Благодарение Фосу, нет! - воскликнул Маниакис. - И счастлив, что люди это понимают.
- Если бы они не понимали, ты бы проиграл гражданскую войну, - ответила Лиция. - Генесий правил Видессией, в его распоряжении были почти вся армия и флот. Но люди не захотели поддержать его, и ты победил.
- И я победил, - с кривой усмешкой согласился Маниакис. - А в результате заполучил противника куда более опасного, чем армия и флот, собственную кузину.
- Я никогда не была тебе противником, - сердито нахмурилась Лиция. - И ты прекрасно об этом знаешь! Он начал уверять, что действительно знает, но Лиция прервала его.
- Это вовсе не означает, - выпалила она, - что я не должна испытывать беспокойства по поводу твоих действий и вызвавших их причин. Поэтому я беспокоюсь о Нифоне. Решиться на вторые роды так скоро после очень тяжелых первых... Женщинам такие вещи даются совсем не легко!
- Думаю, ты права. - Теперь пришла очередь Маниакиса разглядывать мозаику под ногами. - Но клянусь тебе, это была вовсе не моя идея. Можешь спросить у нее самой.
- Как, по-твоему, я должна спрашивать о подобных вещах? - Лиция протестующе всплеснула руками. - Да и зачем? Я верю тебе, хотя и считаю поступок твоей жены кромешной глупостью. Но если - да оградит нас от такого сам Фос, - все пойдет не так, как она надеется? Что будешь делать ты? Ведь именно через ее род мы сейчас связаны с семействами остальных столичных сановников. Мы нуждаемся в их поддержке!
- Во всяком случае, мы нуждаемся в том, чтобы они вели себя смирно, угрюмо согласился Маниакис. - Иногда неплохо иметь внешних врагов, поскольку, это даже видессийцев может удержать от непрерывных междуусобных свар.
- А иногда не может! - возразила Лиция. - Вспомни-ка, что тут творилось во времена Генесия!