- Ступай, достопочтеннейший Камеас, - расхохотался Маниакис. - Найди себе какое-нибудь занятие.
- Слушаюсь и повинуюсь, величайший, - ответил постельничий. - От всей души надеюсь, что Господь наш, благой и премудрый, сделает так, чтобы Абивард как можно скорее прислал тебе добрые вести относительно твоего посла, высокочтимого Трифиллия.
С этими словами Камеас повернулся и заспешил прочь, оставив Маниакиса с отвисшей от изумления челюстью. Ведь постельничий не мог видеть, что писал Автократор; в тот момент его даже не было в кабинете.
- Откуда ж ты узнал? - сорвалось наконец с августейшего языка.
Но Камеас уже был далеко и не расслышал. А если и расслышал, то не подал вида.
***
Толстые столбы дыма, поднимавшиеся над Акросом всю зиму, с тех пор как войска Абиварда заняли прошлой осенью этот городок, исчезли. Генерал отвел оттуда свою армию, открыв Маниакису доступ в западные провинции, будто приглашая его вновь помериться силами с макуранцами. Если у него этим летом вдруг снова возникнет такое желание.
Но стоит ли ввязываться? - таким был один из вопросов, беспокоивших Маниакиса. Обернувшись к стоявшему рядом Регорию, Автократор спросил:
- Раз уж Абивард оставил Акрос, то куда, во имя Фоса, он собрался двинуть свои войска?
- Будь я проклят, если знаю, величайший. Но могу предположить, что генерал двинулся туда, где, по его разумению, он сможет нанести нам наибольший ущерб.
- Мне кажется, ничего худшего для нас, чем остаться в Акросе, он придумать не мог. - В голосе Маниакиса слышалась досада. - Этот городок подобен пробке в горлышке кувшина. Стоит ее вынуть, и Видессу снова откроется доступ в западные провинции. Абивард дал нам такую возможность. Но что случится, если мы ею воспользуемся ?
- Не могу сказать, - ответил Регорий. - Зато могу сказать, что произойдет, если мы эту возможность упустим: макуранцы получат возможность еще год распоряжаться на западных землях так, как им заблагорассудится, и сделают все, чтобы помешать нам отвоевать эти территории, когда мы наконец наберемся смелости предпринять такую попытку.
Маниакис поморщился. Впрочем, грубоватая прямолинейность двоюродного брата совсем не означала, что тот не прав.
- Мне хотелось бы, чтобы наша армия была в лучшем состоянии, чем теперь. Мы неплохо потрудились нынешней зимой, но... - Он не стал продолжать.
- Можешь посоветоваться с Цикастом, - презрительно скривил губы Регорий. Только я и так знаю, что он скажет. Если набраться терпения и ждать, находясь здесь, в Видессе, то все наши враги рано или поздно умрут от старости, после чего империя сможет спокойно забрать то, что ей принадлежит по праву.
- Ха-ха! - сказал Маниакис загробным голосом. - Очень смешно. - Регорий, конечно, преувеличил осторожный подход Цикаста к вопросам войны и мира, но совсем чуть-чуть. - Мы должны разбить макуранцев; мы должны сделать это во всех западных провинциях; мы должны заставить их вступить в битву, диктуя им свои условия. Вот так. Мы просто не можем позволить себе потерпеть хотя бы еще одну такую неудачу, как прошлым летом. Пока не будет уверенности в победе, нельзя вступать в схватку.
- А как ты собираешься обеспечить себе такую уверенность? - спросил Регорий. - Ведь твои враги завели грязную привычку отбиваться всякий раз, когда ты на них нападаешь. Не можешь же ты рассчитывать, что они просто лягут и помрут, когда тебе захочется?
- Да провались ты вставши! - Маниакис невольно рассмеялся. - Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, как бы коряво ни выразился. Я не имею права попасть в ситуацию, из которой нельзя извлечь хоть какую-нибудь выгоду. Конечно, чем больше мы сумеем вернуть себе из того, что принадлежит нам по праву, тем больше людей и ресурсов мы сможем накопить для следующего шага.
- Если мы начнем с того, что вернем себе Акрос, это будет уже кое-что, заметил Регорий.
Так они и поступили - как только капитаны дромонов, денно и нощно патрулировавших Бычий Брод, доложили, что войска Абиварда действительно покинули городок. Вскоре после того, как в Акрос вступили видессийские воины, Маниакис переправился через пролив, чтобы посмотреть, что натворили на той стороне макуранцы.
Первое впечатление было таково: его люди овладели тем, чем не стоило обладать, а макуранцы оставили Акрос лишь потому, что там уже ничего нельзя было разрушить. Все способное гореть сгорело. Остальное было разломано, разорвано, разнесено в клочья.
Прятавшиеся в руинах люди постепенно начали выбираться оттуда. Они приходили к Маниакису, чтобы рассказать ему ужасные, горестные истории, каждый свою. Он выслушивал их сочувственно, но без особого удивления, поскольку слишком хорошо знал, как ведут себя захватчики во вражеских провинциях. Воины Абиварда не представляли собой ничего особенного. Разбои, грабежи, похищения и насилия, убийства... Длинная череда печальных повествований о бесчеловечном обращении победителей с беззащитным населением - мужчинами, женщинами, детьми.
- Как, - величайший! - удрученно воскликнул один из торговцев, чей запас превосходных сапог ныне красовался на ногах макуранцев. - Неужели ты не собираешься преследовать этих грабителей-язычников, дабы заставить их сполна заплатить за все? - Судя по тону, он явно ожидал, что при следующей встрече с Абивардом Маниакис предъявит тому подробный счет за все убытки.
- Я сделаю все, что в моих силах, - уклончиво ответил Автократор, не желая признаваться, что сам факт появления видессийской армии в западных провинциях превзошел все его самые смелые ожидания на этот год. - Но прежде всего следует укрепить наши позиции в Акросе. Ведь не хотим же мы, чтобы сюда вернулись войска Абиварда, верно?
- Наши желания - одно, а наши возможности - совсем другое, - кислым тоном ответил торговец. Мгновением позже на его лице появился испуг, ведь сказанное им можно истолковать как критику действий Автократора. Но Маниакис лишь сочувственно покачал головой. Разве не о том же он думал чуть ли не по двенадцать раз на дню?
Саперы изучали местность к западу от Акроса, чтобы наилучшим образом разместить оборонительные сооружения. Крепостные стены вокруг городка разрушились многие сотни лет назад; с тех пор их не восстанавливали. Никто даже предположить не мог, что вражеские войска смогут пробиться сюда, в самое сердце империи. Но макуранцы. Ныне это была истина, не требовавшая доказательств.
Главный сапер, плотный суровый человек по имени Стотций, сказал, подойдя к Автократору:
- Я уже могу указать, где надлежит выполнять основные работы, величайший. Но есть препятствие, точнее, два. - Стотций был из породы людей, которые видят тем больше помех для решения какой-либо проблемы, чем дольше они эту проблему изучают.
Маниакис и сам без труда мог указать, в чем заключаются основные трудности.
- Где взять людей в количестве, необходимом для выполнения намеченных тобой работ. - Он загнул палец. - Где найти достаточно воинов для защиты укреплений, если даже тебе каким-то чудом удастся их возвести. - Автократор загнул второй палец. - Верно?
- Клянусь Фосом, ты совершенно прав, - кивнул главный военный механик. - Я сделаю все, что в моих силах, величайший, уверяю вас. Но... - Стотций умолк. На его грубоватом лице не было испуга, как на лице поспешно ретировавшегося торговца, но и он не испытывал особого восторга, оказавшись перед необходимостью сказать неприятную правду.
- Но вряд ли ты сумеешь сделать много, имея в распоряжении столько людей, сколько их сейчас у тебя есть, - докончил за него Маниакис.
- Верно, - кивнул Стотций. - Но это еще полбеды. Камни никогда не спорят со мной, чего нельзя сказать о людях. Возможно, Господь наш, благой и премудрый, знает, как справиться с неразберихой, какую ныне сеют в душах людей настоятели храмов, а я не имею ни малейшего понятия, чтоб мне провалиться в ледяную преисподнюю!
- Я тоже, - откровенно признался Маниакис. - Кому бы из макуранцев ни пришла в голову идея заставить настоятелей придерживаться принятых в Васпуракане обрядов, это был очень умный, вдохновляемый самим Скотосом человек. Кое-кто из настоятелей согласился на это добровольно и с радостью, другие хотели снискать благосклонность захватчиков, третьи пошли на такое, просто чтобы выжить. На то, чтобы разобраться, кто какими причинами руководствовался, уйдут годы. Тем более что каждый почтенный клерик с пеной у рта обвиняет остальных во лжи.
- Как я уже говорил, я питаю искреннюю привязанность к камням, поскольку они всегда ведут себя тихо, - философски заметил Стотций. - Люди - другое дело. Возьми обыкновенного человека, побрей ему голову, нацепи на него голубую сутану и можешь быть уверен, что отныне он будет трещать без умолку всю оставшуюся жизнь.
Сапер преувеличивал. Например, в монастырях, монахи большую часть времени проводили в безмолвии. Даже молитвы возносили беззвучно. Но повод для сарказма у Стотция, безусловно, имелся. Защищая себя и обличая остальных, клерики, толпами добивавшиеся аудиенции у Маниакиса, становились невыносимо крикливыми, нанося серьезный ущерб доброму имени своих храмов.
Как-то, выслушав очередной поток обвинений и контробвинений, подтвержденных гигантским количеством письменных свидетельств, причем каждая сторона утверждала, что все документы, представленные противоположной стороной, насквозь фальшивы. Маниакис не выдержал и вспылил.
- Чтоб вас всех триппер одолел, святые отцы! - рявкнул он. Безусловно, истинно благочестивый правитель не должен был подобным образом обращаться к священнослужителям, но терпению Автократора пришел конец. - Повелеваю вам отослать эти горы испоганенного пергамента патриарху! Пусть Агатий поступает с ними, как ему заблагорассудится. А до той поры, пока он не разберется в ваших дрязгах, повелеваю вам жить в мире независимо от того, кто как себя вел под пятой маку ранцев.
- Но, величайший! - возопила одна из голубых сутан. - Ведь эти мерзавцы погрязли в ереси! Они упивались всякой представившейся им возможностью опорочить наши святилища!
- Как раз ты и есть тот еретик, по чьей вине наши храмы подвергались осмеянию во всех кабаках и банях! - тут же вскричала другая голубая сутана. Ведь именно ты самым бесстыдным образом лизал задницу иноземным захватчикам!
Вновь поднялся невообразимый гвалт. Клерики истово клеймили друг друга, обвиняя во лжи и вероотступничестве. Маниакис грохнул ладонью по столу. Звук удара заставил сцепившихся священнослужителей на мгновение смолкнуть. Автократор воспользовался кратким затишьем:
- Боюсь, вы меня не правильно поняли, святые отцы. Вам надлежит считать друг друга исповедующими истинную веру, пока экуменический патриарх не примет решения по каждому отдельному вопросу. Или вы будете до скончания века обвинять друг друга в ереси, сидя в подземной тюрьме. На чем предпочитаете остановиться?
Клерики покидали резиденцию в глубоком молчании, что само по себе уже было большим достижением. Когда они вышли, Маниакис ссутулился в кресле, спрятав лицо в ладонях. Регорий подошел к нему, потрепал по плечу.
- Выше нос, кузен! - подбодрил он. - Я хочу сказать, не надо так расстраиваться, величайший! Ведь в каждом городке, который удастся отвоевать у макуранцев, тебя ждет то же самое.
- Нет! - снова вспылил Маниакис. - Не меня! Пусть разбирается Агатий. А мы с тобой посмотрим, на что он годится, насколько быстро ему удастся, если вообще удастся, навести порядок в своем хозяйстве. - Автократор скривился, словно хлебнул изрядно прокисшего вина. - Пожалуй, ты только что высказал первый заслуживающий внимания аргумент в пользу того, чтобы позволить макуранцам и дальше хозяйничать в западных провинциях.
Регорий засмеялся, хотя шутка вышла совсем не веселая.
***
Войска Видессии осторожно двинулись из Акроса на юго-запад. Такое продвижение отнюдь не являлось завоеванием западных провинций; скорее это было медленное, осторожное освоение территорий, временно оставленных Абивардом. Затем, немного осмелев, Маниакис выслал вперед несколько отрядов конницы, чтобы они тревожили отставшие части макуранцев и громили обозы, снабжавшие войска Абиварда стрелами, наконечниками для копий и пластинами для доспехов. Атаковать крупные отряды макуранцев он запретил.
- Пока не время. Не в этом году, - сказал он. - Сперва надо научиться наносить макуранцам чувствительные потери иными методами, а уж затем можно будет подумать о том, как дать им решительный бой. А пока посмотрим, по нраву ли им придется маршировать по враждебной стране.