- Стыд и срам! - отвечал на это Кэнске. - Ты уже взрослая девица! Господин тебе честь оказывает, а ты перепугалась, как маленькая. Пойдем, пойдем, Норико, приведешь себя в порядок, волосы расчешешь как следует... Ты же знаешь, эти знатные господа прежде всего хотят убедиться, что у девушки волосы мягкие, тяжелые, черные, без всяких там порыжевших накладных и не вьются!
- У меня даже платья подходящего нет, чтобы постелить! - строптиво заявила Норико. - Ты думаешь, дядюшка, молодому господину приятно будет ложиться на мою заношенную ветошь?
- Вот тут ты, пожалуй, права, - согласился старший кэрай. - Что же я скажу господину Фудзивара? Может быть, пусть он сразу же подарит тебе нарядное платье?
- Нет, так тоже не годится, - разумно рассудила Норико. - А скажи ты ему, дядюшка, вот что. Что за подарок я низко кланяюсь, но принять господина никак не могу. Скажи, что сама очень об этом сожалею, но господину ко мне сегодня приближаться не стоит. А когда мы приедем в Хэйан и я поступлю на службу к госпоже, то там пускай ко мне приходит. Это же - всего два дня потерпеть, дядюшка.
- Хитришь ты, Норико, - сердито сказал Кэнске. - Совсем еще девчонка, откуда только в тебе эта бабья хитрость? Смотри только, не подведи меня. Прими в Хэйане молодого господина, как подобает, чтобы остался доволен. А теперь идем. Негоже тебе тут в темноте слоняться.
- Ты иди, дядюшка, я догоню, - пообещала Норико, но старший кэрай сурово ухватил ее за руку.
- Я сказал - идем! Я теперь за тебя перед господином Фудзивара отвечаю. Неровен час, налетит тут на тебя дурной человек - чем господина порадуешь? Ну, не упирайся, пошли...
Когда Кэнске уволок недовольную Норико, Бэнкей и Остронос вышли из-за повозки.
- Что же она хотела мне сказать? - растерянно спросил монах. - Я уверен, что очень важную вещь. Может быть, она знает, каким образом я попал на дно водоема?
- Ты полагаешь, она видела твое сражение с Рокуро-Куби? - в свою очередь, спросил тэнгу. - Тогда она в большой опасности. Твоих оправданий никто слушать не станет - потому что все считают, будто ты убил гадальщика. И сколько ты ни толкуй городской страже и судьям, что почтенные господин Отомо и все его семейство - гнусные Рокуро-Куби, никто тебе не поверит. А если юная девушка скажет это - возможно, к ней и прислушаются.
- Что же она сразу не сказала? И вспомнить бы мне, чем закончилась эта драка... - с тоской пробормотал монах. - И понять бы мне, какую роль играет во всем этом оборотень!
- Что ты предпримешь? - поинтересовался тэнгу. - Отец-настоятель передал тебе приказ. Как ты решил прочитать этот приказ?
Монах присел на ту самую оглоблю от повозки, где только что сидели Кэнске и Норико.
Тэнгу ждал ответа долго, но так и не дождался.
- А если тебе не хочется в Хэйан - шел бы к нам, вольным тэнгу, предложил он. - У нас не соскучишься. Мы тебя многому научим. Заодно всей стаей и голову отцепим! Я не знаю, чего ты ищешь и какое состояние души называешь "Путь", но, возможно, твой путь пролегает через наши тайные гнезда...
- Я родился человеком, - возразил монах, - и не сбивай ты меня с толку. Уж не хочешь ли ты сказать, что на вот этой голове вырастут перья?
Он похлопал широкой ладонью по своей бритой макушке.
- А что же! - развеселился тэнгу. - Воображаю, до чего ты станешь хорош! Но знаешь ли, старый разбойник, с перьями тоже не все так просто...
Остронос, все еще улыбаясь, провел серым веером из перьев, что держал в руке, по лицу сверху вниз.
И лицо на мгновение стало совсем иным - только улыбка осталась прежней.
Веером словно смело и красноту, и длинный острый нос. Монах увидел очень даже приятную физиономию в надвинутой по самые брови черной облегающей шапочке-шлеме, с боков закрывающей щеки, а снизу - и весь подбородок. Серый же веер, замерший у самого лица, оказался не из перьев, а из тонких и острых металлических пластин. Это был боевой сигнальный веер, какие монаху доводилось уже видеть в Китае.
Тэнгу взмахнул веером снизу вверх - и опять перед глазами монаха явились красный длинный нос-клюв, а также перья чуть ли не от самых глаз.
- Когда ты наконец перестанешь меня морочить? - с досадой спросил Бэнкей.
- Когда ты наконец поймешь, что ищешь то, чего на свете не существует? и Остронос сердито отвернулся.
Оба приятеля, монах и тэнгу, помолчали некоторое время, сидя на оглобле.
- Тэнгу, тэнгу, восемь тэнгу, а со мною - девять тэнгу! - неожиданно пропел монах. - Если дождик не пойдет, будем до утра плясать!
- Тэнгу, тэнгу, девять тэнгу, а со мною - десять тэнгу! - с готовностью подхватил Остронос. - Если тигр не придет, будем до утра плясать!
И хлопнул монаха веером по плечу.
- Ну так как же? - и Остронос, подражая старенькому настоятелю, покашлял и скрипуче произнес три загадочных слова.
- - Отступить нельзя, - твердо сказал Бэнкей. - Возможно, девочка в опасности. Да и за укус я хотел бы рассчитаться, хотя месть - недостойное монаха чувство. Опять же - оборотень... С ним бы беды не случилось... Так что, раз отец настоятель приказал, то и буду преследовать!
Часть вторая
Норико притаилась за плетеной ширмой. Ее молодая госпожа Йоко, которую здесь звали совсем иначе - Гэн-но-тюро, вместе с другой придворной дамой, носившей имя Акико, но имевшей еще и прозвище, которого Норико не могла выговорить, укладывались спать, но укладывались как-то странно. Похоже, они собирались принять ночного гостя.
Ничего удивительного в этом не было - Норико в самом начале своей придворной карьеры уже шарахнулась как-то утром от висевших в женских покоях на церемониальном занавесе пурпурных мужских штанов. Служанки ее втихомолку подняли на смех, а госпожа потом объяснила, что главное утонченные отношения между мужчиной и женщиной.
Ведь когда придворная дама обменивается с кем-то стихами - это только отрадно и для нее, и для ее подруг. Полученные стихи дружно обсуждаются, идет поиск скрытого в них смысла, потом пишется ответ, переписывается на дорогой бумаге, бумага сворачивается особым образом и, обратившись в толстую длинную полоску, завязывается узлом или скручивается по краям. Затем послание прикрепляется к ветви дерева или стеблю цветка, а ожидающий снаружи слуга получает награду и уносит письмо своему господину. Все это - очаровательно и вызывает волнение в сердце, и если дама в конце концов позволяет избраннику какие-то вольности - кому какое дело? Вот уж это касается только мужчины и женщины, и никого больше!
Норико сперва удивилась - если бы у нее дома кто-то в усадьбе позволил себе такие изысканные утонченности, старый господин живо бы навел порядок. А через день или два после сделанного госпожой Гэн-но-тюро внушения ее отыскал посланец Фудзивара Нарихира с очередным свертком шелка, очень красивого, чтобы сшить платье цвета глицинии, бледно-лилового с зеленым исподом.
Норико честно расхвалила господина Фудзивара Нарихира перед своей госпожой, хотя пришлось и приврать - вовсе он не заботился в дороге о госпоже кошке.
Все сложилось великолепно - отдохнувший после дороги зверек был представлен госпоже Кокидэн, вызвал огромный восторг, и теперь ждал лишь той минуты, когда на него упадет благосклонный взор самого государя. Но у юной госпожи Кокидэн как раз начались Дни удаления от скверны, она прикрепила к прическе листок алой бумаги с китайскими иероглифами и не покидала внутренних покоев.
Девушке не нравилось лишь одно - Кэнске сказал ей ночью, что господин Фудзивара желал бы навестить ее, но уже который день она проживает во дворце Кокидэн, а от него только исправно передаются свертки шелка!
Кэнске был прав - молодого господина больше интересовала красавица Йоко. А еще больше - благоволение государя. Все зависело от того, как придворная дама его новой супруги расскажет историю кошачьего путешествия - начиная с потонувшего судна и кончая явлением госпожи кошки во дворце Кокидэн.
И все же Норико было очень досадно.
Она ругала себя за то, что в ту ночь испугалась, как маленькая, наговорила глупостей Кэнске, а нужно было все сделать наоборот - и тогда она не высматривала бы теперь Фудзивара Нарихира из-за бамбуковых штор.
Дворец Щедрых Наград - Кокидэн, где государь поселил новую супругу, стоял рядышком с Дворцом Чистой Прохлады - Сэйредэн, его личной резиденцией. И Норико могда, изловчившись, не только слышать вечернюю перекличку во дворце, но и увидеть кое-кого из придворных, кто наряжен в эту ночь на дежурство при особе государя. Правда, ее сердила беготня стражников они каждый вечер суетились так, будто дворец осаждали злые духи, и так грохотали сапогами, что дрожали полы и колыхались занавеси.
Норико выросла на севере - она знала, как бесшумны бывают огромные мужчины, готовясь встретить лицом к лицу настоящую опасность.
Минамото Юкинари собирался стать куродо шестого, а то и пятого ранга, а между тем заново подружился с молодыми придворными, которых не видел целый год - с того самого дня, как его отец, получив в пятнадцатый день первой луны пост наместника отдаленной провинции, быстро собрал свое небольшое семейство, написал дочке прощальную танка и отправился исполнять государеву службу.
Он заказал себе новые наряды самых модных оттенков, брал уроки танцев, верховой езды, борьбы и стрельбы из лука, записался даже в школу чиновников, но главным его наставником сделался, естественно, Фудзивара Нарихира. Тому приятно было иметь такого преданного ученика, и он таскал за собой Юкинари, куда бы ни направлялся.
На сей раз Норико не повезло - оба молодых господина были, видно, на другом конце огромного императорского дворца.