- Конечно! Кто-то говорил, что он даже признался во всем.
Головка опять склонилась над стойкой.
- А как это началось? Я пришел в самом конце, постоял минуту и пошел открывать бар - на случай, если ребятам захочется выпить по кружке пива.
Майк осушил кружку и протянул ее буфетчику. Тот снова наполнил ее.
- Конечно, все знали, что вот-вот это дело начнется. Я был в баре, что напротив тюрьмы. Весь день там провел. Тут входит один парень и говорит: «Чего мы ждем?» Ну, перешли мы улицу. Там было много ребят, потом подошло еще больше. Мы все стояли там и кричали. Потом вышел шериф и произнес речь, но мы так орали, что он не мог говорить. Какой-то малый шел с ружьем по улице и стрелял по фонарям. Ну, потом мы бросились к дверям тюрьмы и высадили их. Шериф ничего не собирался делать. Ему бы не поздоровилось, если бы он стал стрелять в честных людей только для того, чтобы спасти черномазого негодяя.
- Да и выборы на носу,- вставил буфетчик.
- Ну, шериф стал кричать: «Не перепутайте, ребята, ради бога, не перепутайте, а то возьмете не того! Он в четвертой камере». Мне даже жалко стало,- медленно продолжал Майк.- Другие заключенные так испугались. Нам было видно их сквозь решетки. Я никогда не видел таких лиц.
Буфетчик торопливо налил себе стаканчик виски и выпил.
- Это понятно. Вообразите, что вам надо отсидеть какой-нибудь месяц, а тут толпа явилась линчевать... Вы бы тоже испугались, что перепутают.
- Вот и я говорю... Вроде бы даже жалко стало. Ну, добрались мы до камеры негра. А он стоит тихо, глаза закрыты, словно пьяный. Один парень сбил его с ног, а он поднялся, тогда кто-то повалил его, сел верхом и стал бить головой о цементный пол.
Майк склонился над стойкой и постучал по полированному дереву указательным пальцем.
- Конечно, это только моя догадка, но мне кажется, что здесь он и кончился... Когда я помогал сдирать с него одежду, он ни разу не шевельнулся и, когда вешали, тоже не дергался. Нет, сэр, я думаю, что он умер еще тогда, когда тот парень колотил его головой об пол.
- Ну, не все ли равно, когда пришел ему конец?
- Не скажите. Надо, чтобы все было, как положено. Раз уж дошло до этого дело, он должен был получить все, что ему причитается.
Майк полез в карман брюк и достал клочок грубой бумажной ткани.
- Вот кусок от его штанов.
Буфетчик наклонился и стал разглядывать ткань. Потом поднял голову и посмотрел на Майка.
- Я дам вам доллар за это.
- Не выйдет!
- Хорошо. Дам два доллара за половинку лоскута. Майк посмотрел на него с подозрением.
- А для чего он вам?
- Сейчас скажу. Дайте вашу кружку! Выпейте ее за мой счет. Я приколю его к стене, а под ним повешу маленькую табличку. Ребятам, что ходят сюда, будет интересно взглянуть на это.
Майк разрезал карманным ножом лоскут надвое и получил от буфетчика два серебряных доллара.
- Я знаю одного человека, который делает рекламные таблички,- сказал маленький буфетчик.- Он заходит сюда каждый день. Он сделает мне маленькую красивую табличку, и я повешу ее.- Потом он вдруг осторожно спросил: - Как вы думаете, шериф арестует кого-нибудь?
- Конечно, нет. Очень ему нужно раздувать это дело! Сегодня в толпе было немало избирателей. Как только все разойдутся, шериф приедет, снимет негра, и все будет в порядке.
Буфетчик поглядел на дверь.
- Кажется, я ошибся... Думал, ребята захотят выпить. Уже поздно.
- Да и мне пора домой. Устал я что-то.
- Если вам на южную сторону, так я закрою бар и пойду с вами. Я живу на Восьмой улице.
- Что вы говорите! Это всего в двух кварталах от моего дома. Я живу на Шестой. Вы, наверно, каждый день проходите мимо моего дома. Странно, что я ни разу вас не встретил.
Буфетчик вымыл кружку Майка и снял свой длинный передник. Надев шляпу и пальто, он подошел к двери и погасил красную неоновую вывеску и свет в баре. Минуту оба они постояли на тротуаре, глядя в сторону парка. В городе было тихо. От парка не доносилось ни звука. Невдалеке от них прешел полицейский, освещая фонариком витрины.
- Видите? - сказал Майк.- Словно ничего не случилось.
- Я думал, что ребятам захочется выпить пива, но они, возможно, пошли в другой бар.
- А я что вам говорил?
Они пошли по пустой улице и у деловых кварталов свернули на юг.
- Моя фамилия Уэлч,- сказал буфетчик.- Я живу в этом городе всего два года.
Майку снова стало тоскливо.
- Странно...- сказал он и, помолчав, продолжал: - Я родился в этом городе, в том самом доме, в котором живу сейчас. У меня жена, а детишек нет. Мы оба родились в этом городе. Нас все знают.
Они прошли вместе еще несколько кварталов. Магазины кончились, вдоль улицы выстроились красивые дома, перед домами были разбиты палисадники и подстриженные газоны. Высокие густые деревья загораживали уличные фонари, густые тени падали на тротуар. Обнюхиваясь, брели две собаки.
- Интересно, что за человек был этот черномазый? - спросил Уэлч.
- Все газеты писали, что он был негодяй,- с тоской проговорил Майк.- Я читал газеты. Все газеты так и писали.
- Я тоже читал. Но в том-то и штука - я знавал очень хороших негров.
Майк обернулся к нему и сказал негодующе:
- Ну и что ж, я сам был знаком с чертовски хорошими неграми. Я работал бок о бок с неграми, и они были не хуже любого белого человека... Но они же не были негодяями!
Его горячность на мгновение смутила маленького Уэлча. Помолчав, он сказал:
- Но вы ведь не знаете, что он был за человек?
- Не знаю... Он только стоял, не двигаясь, рот закрыт, глаза зажмурены, руки повисли. А потом один парень ударил его. Думаю, он был уже мертв, когда мы выволокли его из тюрьмы.
Уэлч шагал рядом, оглядываясь по сторонам.
- Красивые садики на этой улице. Должно быть, стоят немалых денег.- Он придвинулся почти вплотную, плечо его коснулось руки Майка.- Я никогда не участвовал в линчевании. Скажите, что чувствуешь... потом?