Он собрал со стола документы и деньги. Тщательно уложил их в огромный бумажник, который засунул в блестящий планшет отличной скрипучей кожи. Зажав планшет под мышкой, он вышел из комнаты. Впервые за все время пребывания в бараке N_19 я остался один. Совсем один. И никто на меня не смотрел...
...За мной медленно и бесшумно закрылись оплетенные колючей проволокой ворота Заксенхаузена. Моя длинная тень легла на теплую, выбеленную летним солнцем землю. В раскаленной голубизне дрожало слепящее солнце. Нахохлившиеся воробьи купались в тонкой, как мука, пыли. Я жадно втянул воздух. Он пах странной и горькой гарью. Лагерь смерти был у меня за спиной, но крематория я не избегнул.
Скоро он станет для меня желанным избавлением. Недаром они говорят, что смерть еще надо заслужить.
- Чего вы ждете? Садитесь в машину - и прочь отсюда. - Гауптштурмфюрер указал на стоявший у ворот открытый "мерседес-бенц". - Чего вы так озираетесь? Охраны не будет. Мы поедем вдвоем.
Он предупредительно открыл дверцу.
- Садитесь сзади. Так вам будет свободнее.
Сначала я не поверил ему, но, взглянув на этого молодого сытого верзилу в сто девяносто сантиметров, понял, что ему нечего опасаться изможденного хефтлинка, развалину, доходягу. Даже сзади я был ему не страшен. Он мог убить меня щелчком, как муху.
Бросив планшет рядом с собой, он включил стартер и, мягко выжав сцепление, тронул машину с места.
- Нам недалеко. Три минуты езды. Видите там слева несколько запущенный английский парк? А высокую бетонную стену? За ней скрывается охотничий замок Фриденталь. Отсюда его не видно. Конечно, стена - это неприятно, но приходится мириться. Зато в замке вас ожидает полнейший комфорт.
Он болтал весело и непринужденно, небрежно положив локоть на руль. А у меня перед глазами трясся его холеный, аккуратно постриженный затылок.
- Знаете? У меня идея! Давайте немного прокатимся. В замок мы всегда успеем. А погода такая восхитительная.
Он вел машину на очень большой скорости. Вскоре Заксенхаузен совершенно скрылся из глаз. Сколько я ни оглядывался, на горизонте не видно было даже кончика закопченной трубы. По обе стороны неслись зеленые полосы дубовой рощи. Мелькнул знак, предупреждающий о крутом повороте. Эсэсовец резко сбросил скорость. Тогда-то и раздался этот взрыв, вернувший мне свободу.
Я до сих пор не знаю, что тогда произошло. Только рядом с ним что-то рвануло негромко, но сильно. Меня прижало к спинке. А он сполз на сиденье, и его начало лизать пламя. Машина медленно свернула с шоссе, въехала в кювет передними колесами и замерла, подняв зад к небу.
Шатаясь как пьяный, я выполз на дорогу и побрел в лес. Я шел, пока не упал. Потом пришла ночь и с нею страшный налет. Пока горели земля и небо, я шел на восток.
5
- Патлач, я хочу переговорить с твоим хозяином.
- Многого хочешь, Профессор. Зачем?
- У меня есть дело.
- Говори со мной. Я уполномочен.
- Не очень-то я тебе доверяю. - Мильч смотрел на Патлача откровенно пьяным взглядом.
- Как хочешь. - Патлач прошелся по комнате.
Они были одни в квартире: мать Мильча работала в вечернюю смену. Роберт долго сидел молча, подперев щеки ладонями. Патлач не торопил событий. Он чувствовал, что в руки идет хорошая пожива. Он оправил салфетку на телевизоре, погладил кошку, закурил сигарету. К этому моменту Роберт дозрел.
- Слушай, у меня есть кое-какое барахло, и его надо сбыть, а у вас... у вас все концы. Помоги - получишь долю.
Патлач понимающе кивнул.
- Чистое барахло? - осторожно спросил он.
- Как чистое? - удивился Мильч.
- Ну, откуда оно? Где взял?
- А, ты вот о чем. Не волнуйся. Мой товар никакого отношения к "мокрым" делам не имеет. Экстра-класс. Только продавай.
- И в комиссионку можно?
- Запросто.
- А что же сам не сходишь?
Мильч посмотрел на Патлача.
- Не с руки. Товару слишком много.
- Врешь. Где тебе...
- Я вру?!
Мильч нетвердой походкой вышел в соседнюю комнату и возвратился с тяжелым кожаным портфелем.
- Смотри!
Он вывернул содержимое на старенькую скатерть. Мелодично позванивая, падали большие кольца с чистыми камнями, серьги старинной работы, подвески, кулоны, золотые браслеты и хорошо знакомые Патлачу швейцарские часики, пачки пятидесятирублевок. Патлач оцепенел. Глаза его вспыхнули нехорошим огнем.
- Ну что, вру я? - торжествующе спросил Мильч.
Патлач с трудом проглотил ком, застрявший в горле.
- Сила... - еле выдавил он. Золотой свет, казалось, сводил его с ума. Маленькие черные глазки не могли оторваться от драгоценностей.
- То-то! - удовлетворенно сказал Мильч. - Теперь веришь?
- Верю, как же, конечно, верю, Профессор. Это ты здорово устроил, заторопился Патлач и вдруг замолк. Ему не хватало воздуха.
- Предлагаю, - отчеканил Мильч, - работай со мной. Брось ты своего хозяина. Кстати, как его зовут?
- Турок, - машинально ответил Патлач.
- Ну вот, бросай Турка, переходи к Профессору. Будешь иметь... треть. Думаешь, это все? Будет еще в два раза, в три раза, в десять раз больше. Будет столько, сколько я захочу, понял? Организуй своих ребят и действуй.
Патлач, наконец, двинулся с места и приблизился к золоту. Руки его заструились по груде золота, перебирая и нежно ощупывая изгибы и грани браслетов, камней, колец и кулонов. В ласкающем подергивании его пальцев было что-то непристойное, извращенное, опасное.
Это неприкрытое вожделение заставило Мильча протрезветь.
- Все это будет при условии неприкосновенности моей особы, - сказал он, сгребая золото в портфель. - Я добыл эти штучки и добуду еще в сто раз больше. Но это могу сделать только я. Понял?