- Ничего. А что?
- Куда идешь-то?
- На север, - сказал Урманцев, - только на север.
Голос замолк надолго, потом произнес:
- А ведь не дойдешь.
- Дойду. - Урманцев попытался нахмуриться, но кожа на лице словно одеревенела. Занудливо поскрипывали башмаки. Этот скрип, как пыль, въедался во все поры.
- Не дойдешь!
- Дойду, - сказал Урманцев и заплакал.
Голос будто испугался его слез и опять надолго куда-то пропал. Но к вечеру появился снова:
- Идти-то некуда. Везде то же самое.
- Врешь.
- И людей, их ведь тоже нет.
- Нет?
- Нет.
- Врешь.
Голос в ответ насмешливо хмыкнул.
- Остались только автоматы. Ракеты, самолеты...
- Врешь, - сказал Урманцев.
- А потом, зачем тебе люди? Они же раньше только мешали тебе, ты их не любил.
- Нет, любил, - сказал Урманцев.
- Не любил ты их, презирал, а иногда и ненавидел.
- Мало ли что. С кем не бывает. Одних любил, других ненавидел.
- Но ты же ученый...
- Ну и что?
- Мог бы понять, почему одни люди тебя устраивали, другие - нет.
- Я все отлично понимал.
- А если понимал, почему не действовал?
- Иди к черту! - сказал Урманцев.
- Ты очень гордился, что ты ученый.
- Отстань! - сказал Урманцев.
- У тебя в желудке сразу мягко и тепло так делалось, когда тебе говорили, что ты талантливый ученый.
- Нет.
- Мягко... Я же тебя знаю. Ты сначала думал сравняться с Ортом, а потом и переплюнуть его.
- Врешь! Врешь! Врешь!
- И все это вместе называлось поиски Истины.
- Замолчи!
- Тебе неприятно?
- Я хочу умереть, - сказал Урманцев.
- Нет, ты не хочешь умереть. Ты хочешь жить. И будешь долго цепляться за жизнь. Потому что надеешься, что тебе еще раз скажут, какой ты талантливый и хороший.
- Ну и что?
- Да ничего. Только мне кажется, что ты сволочь.
- Может быть.
- Сволочь и подонок.
- Вполне возможно.
- И все вы, люди науки, такие.
- За всех не могу ручаться...
- Это твоя работа! Это ты погубил Землю.
Так брел он по степи, жестикулируя и разговаривая сам с собой. Радиация воздуха и почвы повышалась с каждым километром, но он все шел и шел.
Однажды он увидел автомашину.