ЕГО выбросило из мира и разбило на куски, он стал частью вырвавшегося наружу вихря разбитого света. Его собственная личность исчезла – он стал крутящимся облаком частиц, как только что родившаяся вселенная.
"Вы убьете его!" крикнула его ангел и распалась на миллионы душ, каждая из которых мерцала своим собственным светом – кричащая стая крошечных радуг.
Но когда мир рухнул, к нему вернулся кусочек прошлого. Сначала в виде одной вспышки воображения – дом, окруженный садами, и сами сады, опоясанные дремучим лесом. Небо в пятнах серых облаков, через которые пробиваются сияющие лучи солнца, трава и листья в сверкающих каплях недавнего дождя. Капли дробят лучи на множество цветных лучиков, и деревья кажутся частью эльфийского сада, магическим лесом из детской сказки. В долю мгновения, прежде чем воспоминания стали глубже и шире, ему показалось, что под небесами не может быть более мирного места.
Но все остальное, конечно, было намного более странным.
Лифт поднимался так быстро и гладко, что иногда Пол Джонас почти забывал, что живет в огромном шпиле, и что каждое утро он поднимается на высоту почти в тысячу футов над дельтой Миссисипи. Ему никогда не нравились высокие здания – один из многих признаков того, что он чувствовал себя немного в стороне от пути своей эпохи. Часть привлекательности дома в Кэнонбери была в его старомодности – три этажа, несколько лестниц. В случае пожара из такого дома действительно можно было убежать (во всяком случае так он говорил себе). Когда Пол открывал окна своей квартиры и выглядывал на улицу, он мог слышать, что люди говорят и даже видеть, что они купили. Сейчас же, за исключением сезона ураганов, когда налетали сильные ветры с залива, чьи скрипучие голоса он слышал даже через толстые рамы из фибрамика, и которые заставляли гигантскую башню слегка раскачиваться, он жил как в межгалактическом космическом корабле. По меньшей мере пока не оказывался в той части здания, где каждый день учил свою единственную ученицу.
Дверь лифта скользнула в сторону, за ней обнаружился портал. Пол набрал свой код и прижал ладонь к считывателю, потом долго ждал, пока считыватель и остальные охранные устройства сделают свою работу. Наконец, с легким хлопком воздуха, бронированная дверь открылась, и Пол, пройдя внутрь, толкнул третью дверь, висевшую на металлических петлях и подчеркнуто старомодную. Над ним заклубился запах дома Авы – смесь ароматов, вызывавшая почти клаустрофобические воспоминания о других временах: лаванда, полированное серебро, белье в кедровых сундуках. Войдя в фойе, он перенесся из гладкой безликой эффективности настоящего в что-то, что могло быть музеем или даже могилой, если бы в ее сердце не было живой и энергичной юной женщины.
Она не ждала его в гостиной и он испугался. Такая неожиданность делала весь этот странный ритуал безумием, как он и думал о нем в первые несколько недель работы. Он проверил стеклянные и бронзовые часы, стоявшие на каминной полке. Ровно минута после девяти, и никакой Авы. Он спросил себя, не могла ли она заболеть, и сам поразился уколу беспокойства, пронзившего его при этой мысли.
В это мгновение через холл скользнула одна из служанок, работавших на этом этаже, в белом переднике и с чепчиком на голове, молчаливая, как призрак. В руках она несла сложенную скатерть.
– Простите, – сказал он. – Мисс Жонглер, она все еще спит? Она опаздывает на урок.
Девушка с ужасом взглянула на него, как если бы заговорив с ней он нарушил многовековую традицию. Она покачала головой и исчезла.
Он был здесь уже полгода, и до сих пор не знал, является ли весь этот персонал хорошо обученными актерами или просто очень странными людьми.
Он постучал в дверь спальни, потом еще раз, сильнее. Никто не ответил и он осторожно открыл незапертую дверь. Комната, наполовину будуар, наполовину детская, была пуста. С каминной полки на него молчаливо глядел большими безжизненными глазами из-под длинных ресниц длинный ряд фарфоровых кукол
Возвращаясь обратно в гостиную он на мгновение увидел сам себя в высоком зеркале над камином: совершенный мужчина, одетый в столетие назад вышедший из моды костюм, стоящий посреди великолепно убранной гостиной, сошедшей прямо с какой-нибудь иллюстрации Тенниела.
Что-то, на волосок более неуловимое чем дрожь, прошло сквозь него. Это длилось только мгновение, но он весь встревожился и почувствовал себя так, как будто заперт в чужом сне.
Это было странно, и даже немного пугало, но он никогда не понимал, почему в этот дом было вложено так много выдумки. Передняя дверь выходила в классический сад с его лабиринтом дорожек, высокими изгородями и лесом за ними – именно такой, какой он и ожидал увидеть вокруг сельского дома богатой французской семьи конца девятнадцатого столетия. Еще больше очарования добавляли нереальное небо над головой, дожди и утренние туманы, появлявшиеся из какой-то сложной дождевальной установки, дни и ночи, сменяющие друг друга, и играющие в прятки облака, создававшиеся световыми и голографическими иллюзиями. Но больше всего Пола смущало то, что весь этот дом и окрестности, выстроенные на верхнем этаже небоскреба, предназначались только для одного человека: для нее одной была создана запечатанная временная капсула, в которой время как будто пошло вспять и остановилось в конце девятнадцатого века.
Что-то здесь от сказки, уже не первый раз подумал он. Тот способ, каким они держат ее здесь. Вроде жены великана в сказке о бобовом стебле или... как же ее звали, принцессу с длинными с волосами? Рапунцель?
Как-то раз он недолго исследовал сад и пришел к выводу, что его классический старомодный дизайн смягчен чем-то таким, что ему представлялось влиянием английских лесов и парков, хотя и едва заметным. Было несколько мест, где высокие изгороди скрывали скамейки, и Ава рассказала ему, что любит сидеть там с вышиванием в руках и работать, слушая птичьи трели.
Хоть птицы настоящие, подумал он, глядя, как они перепархивают с ветки на ветку над его головой.
По извилистым тропинкам не ходил никто, и, несмотря на весь здравый смысл, Пол чувствовал, как в нем поднимется панический ужас. Трудно было себе представить, что на свете есть кто-нибудь другой, кому может грозить меньшая опасность, чем Авиаль Жонглер: ее окружала частная армия ее отца, и самые совершенные защитные устройства. Но она никогда не пропускала утренние занятия и никогда не опаздывала. Время, которое она проводила с Полом, было самым лучшим моментом ее дня, хотя он и не льстил себе, относя это за счет своего непобедимого обаяния. У бедного ребенка было так мало возможностей видеть других людей.
Он поплутал по посыпанным гравием дорожкам и вышел на тропинку, ведущую к разросшейся орхидее, которую Ава называла "деревом". Здесь земля становилась неровной, как в настоящем саду, а сливы и дикие яблони, окружавшие сад, уступали место серебряным березам, дубам и ольхе, настолько тесно переплетшихся между собой, что закрывали собой дом и создавали иллюзию уединения, хотя в разговоре с Полом Финни подчеркнул, что наблюдение ведется за всем. Тем не менее он никак не мог избавиться от чувства, что пересек невидимую линию: дом казался далеко за сгрудившимися в кучу деревьями и поддельное небо можно было видеть только через просветы в листве над головой. Даже птицы держались на самых верхних ветках. Место казалось странно изолированным от всего сада. Пол обнаружил, что ему трудно выкинуть из головы впечатление, будто он по-прежнему находится в сказке.
Он нашел ее именно там: она сидела на траве около ручья. Увидев его, она загадочно улыбнулась, но ничего не сказала.
– Ава? Вы себя хорошо чувствуете?
Она кивнула. – Идите сюда. Я хочу показать вам кое-что.
– Время ваших занятий. Я забеспокоился, когда не нашел вас в доме.
– Вы очень добры, мистер Джонас. Пожалуйста, подойдите сюда. – Она похлопала по траве рядом с собой. Пол увидел, что она сидит в центре широкого круга, образованного грибами – эльфийским кругом, так называла его бабушка Джонас – и опять его охватило чувство, что он находится в неторопливо развертывающейся сказке. Широко раскрытые глаза Авы были полны... чем-то. Восторгом? Предчувствием?
– Сидя на траве вы промочите свою одежду, – сказал он и недовольно подошел к ней.
– Деревья задерживают дождь. Здесь достаточно сухо. – Она отдернула подол платья и заткнула его под ногу, освобождая ему место, нечаянно – или нарочно? – показав нижнюю юбку и бледно сверкнувшую щиколотку над туфлей. Ему пришлось постараться, чтобы не выдать своих чувств. С первого же дня занятий он обнаружил, что Ава отчаянно флиртует с ним, хотя трудно было сказать, сколько в этом было настоящего и сколько шло от ее старомодных манер, диктовавшихся совершенно благопристойной внешностью и окружением, но в результате им было трудно говорить свободно и непринужденно. Как-то раз во время пьяной вечеринки его лондонская подруга объяснила, почему романы эпох Регентства намного сексуальнее, чем любые другие, написанные в более свободные времена. "Все дело в полном сосредоточении", настаивала она. Сейчас Пол был готов с ней согласиться.
Увидя его смущение Ава широко усмехнулась, выражение, которое означало ее безмерное удовольствие, и Пол вспомнил, что она немногим больше, чем ребенок, и, парадоксальным образом, смутился еще больше. – Мы на самом деле должны вернуться в дом, – начал он. – Если бы я знал, что сегодня вы хотите учиться снаружи, я бы приготовился...
– Все прекрасно. – Она коснулась его колена. – Это сюрприз.
Пол покачал головой. Ясно, что она что-то задумала, но он разозлился сам на себя, что потерял контроль над ситуацией. В любом случае нелегко быть личным преподавателем у привлекательной, одинокой и очень юной женщиной, но в странных условиях башни Жонглера все становилось еще намного сложнее. – Нет, Ава, это неприлично. Кто-нибудь увидит нас ...
– Никто не увидит нас. Никто.
– Это не так. – Пол не был уверен, знала ли она о наблюдении. – В любом случае мы сегодня должны поработать над...
– Никто не увидит нас, – повторила она, на этот раз с удивившей его твердостью. Она подняла палец к губам, улыбнулась, потом коснулась уха. – И никто не услышит нас, тоже. Видите ли, мистер Джонас, у меня есть... друг.
– Ава, я надеюсь мы друзья, но...
Она хихикнула. Волны черных волос, сегодня ограниченные заколками и соломенной шляпой, обрамляли довольное личико. – Дорогой, дорогой мистер Джонас – я говорю не о вас.
Пол стоял растерянный и смущенный еще больше, чем обычно. Протянув руку Аве, он сказал: – Пойдемте со мной. Мы можем поговорить об этом позже, но мы должны вернуться в дом. – Она не приняла его помощь, тогда он повернулся и сделал вид, что уходит.
– Нет! – крикнула она. – Не выходите из круга!
– О чем вы говорите?
– Круг – кольцо. Не выходите из него. Иначе мой друг не сможет защитить нас.
– О чем вы говорите, Ава? Неужели об эльфах? Защитить нас? Как?
Она надула губы, хотя и неосознанно. Пол решил, что она действительно выглядит озабоченной – и даже напуганной. – Сядьте, мистер Джонас. Я расскажу вам все, но, пожалуйста, не выходите из круга. Пока вы сидите здесь со мной, нас обоих никто не видит и не слышит.
Побежденный, хотя и уверенный, что дела приняло дурной оборот, Пол уселся рядом с ней. Ава облегченно вздохнула.
– Очень хорошо. Большое спасибо.
– Тогда расскажете мне, что происходит.
Она сорвала одуванчик. – Я знаю, что отец постоянно смотрит за мной. Он может видеть меня тогда, когда ему хочется, и я не буду об этом ничего знать. – Она посмотрела прямо на него. – Так было всю мою жизнь. И я читаю в книгах о мире, который, я знаю, не увижу никогда, если ничего не изменится.
Полу стало неловко. Он сам совсем недавно сообразил, что он скорее тюремщик, чем учитель.
– Даже в гаремах Ближнего Востока женщины не находятся одни, – продолжала Ава. – А кто есть у меня? Учитель – хотя я глубоко уважаю вас, мистер Джонас, и другие мои учителя и няни все были добры ко мне – и доктор, сухой и неприятный старик. Я не хочу говорить о служанках, которые настолько запуганы, что боятся сказать мне даже одно слово. И все эти отвратительные люди, работающие для моего отца.
Полу стало еще более неудобно. Что подумают Финни или этот кошмарный Мадд, когда услышат такие слова дочки Жонглера? И увидят его, сидящего рядом с ней? – На самом деле, – сказал Пол так спокойно, как только мог, – на тебя всегда глядят, Ава. И слушают. И, я уверен, сейчас тоже...
– Нет, они не могут. – Она озорно улыбнулась. – Не сейчас. Ведь у меня есть друг – друг, который может делать всякие штуки.
– О чем вы говорите?
– Вы думаете, что я сошла с ума, да? – сказала она, – но это правда. Самая настоящая правда!
– Что?
– Мой друг... – Внезапно она замолчала и какое-то время ее глаза не могли встретить с его. Когда же их взгляды наконец встретились, в ее глазах тлело что-то странно. – Он призрак.
– Что? Ава, это невозможно.
Брызнули слезы. – Я думала, что вы не такой, как другие и выслушаете меня. – Она отвернулась.
– Ава, простите. – Он протянул руку и коснулся ее плеча в паре дюймов от гладкой нежной шеи и завитков черных волос, высвободившихся из-под заколок. Ручей, казалось, зажурчал громче. Он отдернул руку. – Скажите мне, что происходит. Я не обещаю, что поверю в призраков, но просто скажите мне, договорились?
Она, по-прежнему не глядя на него, заговорила очень тихим голосом: – Я сама в них не верила. Вначале. Я решила, что это мелкие пакости Никелированного.
– Никелированного?
– Финни. Так я его зову. Эти стекла, и они так сверкают. А вы слышали, как он ходит? В его карманах полным-полно металла. И все время что-то звякает. – Она нахмурилась. – Жирного я называю Масляный. Они чудовища, оба. Я ненавижу их.
Пол закрыл глаза. Если она ошибается и их подслушивают – в чем он не сомневался – их действительно должен защитить призрак, иначе очень скоро он услышит запись этого разговора, возможно в тот момент, когда его будут увольнять.
Получу ли я выходное пособие, большой вопрос...
– Голос шепчет мне в ухо, – продолжала Ава. – Ночью, когда я лежу в кровати. Я думала, что это проделка Никеля и не отвечала. Вначале.
– Вы слышали голос во сне...?
– Это был не сон, мистер Джонас. Дорогой Пол. – Она робко улыбнулась. – Я не так глупа. Он говорил очень тихо, но я все равно проснулась. Я даже уколола себя, чтобы убедиться, что не сплю. – Он подняла бледное предплечье и показала ему, куда. – Но я все еще думала, что это какой-то фокус. Служащие моего отца всегда зло подшучивают надо мной. Если он узнает, он точно выгонит их, да? – Казалось, она едва не плачет. – Но я никогда ничего не говорю ему, потому что боюсь, что он не поверит мне – посчитает бреднями маленькой девчонки. И тогда они сделают мне еще какую-нибудь гадость – возможно уволят вас и наймут какую-нибудь ужасную старуху или жуткого старика, кто знает? – Она опять нахмурилась. – Этот жирный, Мадд, как-то раз сказал мне, что он с удовольствием отправил бы меня в Желтую Комнату. – Она вздрогнула. – Я даже не знаю, что это такое, но звучит угрожающе. Вы знаете?
Пол неопределенно пожал плечами. – Не могу сказать, что знаю. Но что вы рассказываете мне? Голос говорил с вами? И сказал, что мы можем безопасно поговорить здесь?
– Судя по всему он очень одинокий призрак – маленький мальчик, или, может быть, иностранец. Он говорит очень серьезно, и очень странно. В тот первый раз он сказал, что подглядывал за мной и ему очень жалко, что я так одинока. И еще он сказал, что хочет быть моим другом. – Он тряхнула головой, на ее лице медленно появилось удивление. – Так странно! Он был больше, чем голос – как будто стоял рядом со мной. Было темно, но света хватало и я видела, что в комнате никого нет.
Теперь Пол убедился, что происходит что-то очень плохое, но у него даже мысли не было, как он должен поступить. – Ава, я знаю, вы думаете, что это был не сон, но... это должно быть сном. Я не верю в призраков.
– Он прячет меня. Как-то раз он сказал мне пойти прогуляться вечером, и тогда он сделает так, что меня никто не найдет. И он так и сделал. Я ушла в лес, и вскоре все служанки высыпали в сад и стали рыскать среди деревьев. Даже Финни пришел и тоже стал искать – и очень разозлился, когда в конце концов нашем меня, сидящей на камне со своим вышиванием. "Я часто хожу гулять вечером, мистер Финни, – сказала я ему. – Почему вы вне себя? " Конечно он не захотел признаться, что потерял меня; вместо этого он извинился и сказал, что ему надо было срочно поговорить со мной. Плохо придуманная уловка.
– Но разве этого достаточно?.. – начал Пол.
– А прошлой ночью мой друг показал мне комнату, в которой вы живете, – торопливо сказала она. – Я знаю, это ужасное вторжение в вашу личную жизнь. Я прошу прощения. Но я должна сказать, что она намного меньше, чем я подозревала. И вся ваша мебель гладкая и плоская – и так не похожа на мою, ту что в доме.
– Как это, показал?
– Зеркало, через которое отец разговаривает со мной, когда ему хочется – я и не знала, что его можно использовать по-другому, но прошлой ночью мой друг использовал его, чтобы показать мне вас, дорогой мистер Джонас. – Она озорно, по девичьи, улыбнулась, сверкнули белые зубы. – Не волнуйтесь за мою и вашу скромность – вы все это время были полностью одеты.
– Вы видели меня? – Пол не мог поверить своим ушам. Каким-то образом ей удалось использовать односторонний настенный экран в гостиной, чтобы осмотреть все здание.
– Вы смотрели куда-то в стену – меняющаяся картина с вами. Там были животные. И вы, в серой одежде. Пили стакан чего-то – вина?
Пол смутно помнил, что перед сном смотрел какой-то ролик о самом себе на природе. И с остальными деталями она не ошиблась. Его беспокойство выросло, стало значительно более серьезным и пугающим. Неужели кто-то взломал охранную систему дома? Быть может тщательная подготовка к попытке похищения? – Этот ваш друг... Он сказал свое имя? Сказал, что... что он хочет?
– Нет, он не сказал, как его зовут. Не думаю, что он помнит свое имя, даже если оно у него было. – Она помрачнела. – Он так одинок, Пол. Так одинок!
Он с трудом осознал, что она в первый раз назвала его по имени, сломав барьер, отделявший их друг от друга; но в этот момент это беспокоило его меньше всего. – Мне это не нравится, Ава. – Еще одна мысль пришла ему в голову. – Вы разговариваете со своим отцом? Через зеркало?
Она медленно кивнула, глядя на медленно раскачивающиеся ветви над головой. – Он очень занятый человек и всегда говорит, что хочет зайти ко мне, но у него так много забот и так мало времени. – Она попыталась улыбнуться. – Но он говорит со мной очень часто. Я уверена, что если бы он знал, как его служащие относятся ко мне, он бы на самом деле разозлился.
Пол расслабился, пытаясь разобраться в ситуации. Он сам говорил с Жонглером – точнее с лицом на экране – всего один раз и был полностью уверен, что этот щегольски одетый шестидесятилетний человек, который насмешливо экзаменовал его на знание привычек и одежды его дочери, никак не мог быть настоящим: никакая самая передовая медицинская технология не могла позволить человеку в сто пятьдесят лет так выглядеть. Тем не менее показываться в таком виде наемному работнику – это одно, но собственной дочери?..
– Он приходил к вам? Когда-нибудь? Лично? – Она покачала головой, все еще глядя на свет, сочившийся сквозь листья.
Слишком причудливо. Призраки. Отец, появляющийся только в зеркале. Черт побери, что я делаю в этом сумасшедшем доме?
– Мы должны возвращаться, – сказал он вслух. – Не имеет значения, увидит нас кто-нибудь или нет – нас слишком давно не было в доме.
– Если даже какой-нибудь шпион увидит нас здесь, – беззаботно сказала она, – он увидит только то, что у нас урок. Вы говорите, а я записываю. – Она усмехнулась. – Так обещал мне друг.
– Даже если так. – Он встал. – Все это слишком странно для меня, Ава.
– Но я хочу поговорить с тобой, – сказала она, и на ее лицо с широко раскрытыми глазами вернулось беспокойство. – По настоящему поговорить. Пол, не уходи. Я... я так одинока.
Внезапно он понял, что ее рука схватила его. Беспомощный, он разрешил опять усадить себя. – Поговорить о чем, Ава? Я знаю, что ты одинока – и что твоя жизнь ужасна, в некоторых отношениях. Но я ничего не могу сделать. Здесь я наемный рабочий, а твой отец очень могущественный человек. – Правда ли это, спросил он сам себя? Разве для таких случаев нет законов? Даже ребенок богатого человека имеет права – и разве родители не обязаны воспитывать своих отпрысков в том времени, в котором они родились? Думать было трудно – постоянное журчание ручья, свет, так странно пробивавшийся сквозь деревья, как если бы на него навалился груз окружающего сверхъестественного очарования.
Что мне делать? Бежать к адвокату? Или в комитет по правам человека ООН? Разве Финни не предупреждал меня, когда нанимал? И внезапная мысль, как ушат холодной воды. А что на самом деле случилось с последней учительницей? Они сказали, что были недовольны ей. Очень недовольны.
Пальцы Авиталь Жонглер по-прежнему сильно сжимали его руку. И когда их глаза встретились, он в первый раз увидел за девичьей взбалмошностью настоящее отчаяние, почти сумасшествие.
– Ты мне нужен, Пол. У меня нет никого, никого настоящего.
– Ава, я...
– Я люблю тебя, Пол. Я люблю тебя с того мгновения, как ты в первый раз вошел в мой дом. Сейчас мы по-настоящему одни и я могу тебе сказать все. А ты, ты можешь полюбить меня?
– Господи Иисусе! – Он отшатнулся, пораженный и почти больной от горя. Она плакала, но в ее лице помимо страданий было еще кое-что, более острое и тяжелое, что-то неистовое, как гнев. – Ава, не глупи. Я не могу... Мы не можем. Ты – моя ученица. Да ты еще ребенок!
Он встал и пошел. Но даже в смятении он очень осторожно переступил через кольцо белых мясистых грибов.
– Ребенок! – сказала она. – У ребенка никогда не болит сердце от любви – из-за тебя.
Пол колебался, сострадание сражалось с тайным ужасом. – Ты не знаешь о чем говоришь, Ава. Ты почти никого не видишь. Ты читаешь только старые книги. Так что я понимаю тебе... но этому не бывать.
– Не уходи. – Ее голос сорвался до отчаянного крика. – Ты должен остаться!
Чувствуя себя по меньшей мере предателем, он повернулся и пошел прочь.
– Я не ребенок! – крикнула она, не выходя из магического круга. – Как я могу быть ребенком, когда у меня самой уже есть ребенок от моего собственного...
ДЛИННАЯ нить воспоминаний внезапно порвалась и исчезла. Опустошенный и раскаивающийся, до физической боли, Пол выпал из восстановившегося прошлого в темное раздробленное настоящее.
ВО-ПЕРВЫХ он осознал, что сидит с бьющимся сердцем, и все еще слышит журчание воды, хотя даже эхо последних невероятных слов Авы полностью исчезло. Во-вторых, секундой позже, он сообразил, что сидит на земле рядом со стволом невообразимо гигантского дерева.
– О, мой бог! – простонал он, и на мгновение спрятал лицо в руки, стараясь не заплакать. – О, мой бог, опять! Нет! – Рядом с ним поднимался в воздух неровный цилиндр, шириной в офисную башню, серая кора тянулась в воздух на несколько сотен метров, прежде чем от центральной колонны отходили первые ветки. В этом зрелище было что-то странное, и только полная дезориентация после возвращения из сна-воспоминания помешала ему понять это немедленно.
Тогда, в его первой галлюцинации на поле боя, было только одно гигантское дерево, единственная магическая колонна, пронзившая облака; здесь их были сотни.
Мигнув, он встал, слегка поскользнувшись на рыхлой земле.
На этот раз настоящее, подумал он. Они все настоящие – или, по меньшей мере, сейчас я не сплю. Он медленно повернулся, замечая детали, в которые не мог поверить даже с открытыми глазами. Гигантскими были не только деревья. Он стоял на небольшой горке, скорее куче опавших листьев и рыхлой земли, и все вокруг него казалось гигантским – даже острые травинки были не меньше десяти метров в высоту, и ветер наполнял их, как узкие зеленые паруса. Дальше, за рощей качающихся цветов, каждый из которых был величиной с окно-розетку кафедрального собора, лежала зеленая вода, источник постоянного шума – широкая, как океан, но журчащая среди гигантских палок и камней величиной в дом; река, нет другого объяснения.
Я уменьшился. Черт побери, что же происходит? Он какое-то мгновение пытался вспомнить недавнее прошлое, заслоненное волной вернувшейся памяти. Где я был до того, как день с эльфийским кольцом вернулся ко мне?
На вершине горы. С Рени, Орландо и остальными. И с Богом, или Иным, или кто он там такой. Потом пришел ангел – еще одна Ава – и ... и что? Он тряхнул головой. Кто сделал это со мной? Чем я это заслужил?
Он оглянулся в поисках своих товарищей, спрашивая себя, не занесло ли кого их них сюда? Нет, ничто не двигалось, только журчала гигантская река, и колыхались под ветром травинки. Он один среди огромных камней и деревьев.
Наверно это тот самый мир насекомых, о котором мне рассказывали Рени и остальные. Внезапно его взгляд остановился на округлом камне всего в нескольких шагах от него вниз по склону, почти сферический булыжник размером с него, наполовину врытый в землю. Пол едва заметил его, когда осматривал местность, но сейчас ... да, он начал развертываться.
Испугавшись, Пол отбежал на несколько футов подальше, ближе к стволу гигантского дерева, но, узнав разворачивающее существо в серо-коричневом панцире с тесно прилегающими друг к другу чешуйками, слегка успокоился.
Это самая обыкновенная мокрица. Лесная вошь, как ее иногда называют – безвредная и безобидная. Тем не менее было не так-то приятно понимать, что существо, которое обычно, размером с горошину, ползало под цветочным горшком, теперь распухло до размеров человека. Мгновением позже распрямившаяся мокрица перекатилась на живот, из-под которого вытянулась дюжина ног, вонзившихся в неровную землю; он заметил, что все ноги были разной длины, и многие из них кончались неуклюжими ладонями с короткими, беспокоюще похожими на человеческие пальцами.
Тварь встала, и по позвоночнику Пола пробежал холодок. Передняя часть ее головы оказалась еще хуже рук с пальцами, смутная пародия на человеческое лицо, как если бы куски, предназначенные совсем для другого, образовали смятую маску – пересеченный складками лоб, безглазые плоскости по каждую сторону от намека на нос, распахнутый рот, обрамленный крошечными атрофированными жвалами.
Пол пошатнулся и отпрыгнул еще дальше, когда тварь, шатаясь, направилась к нему, ее странные руки вытягивались вперед, как у безногого нищего. Ее жалкое, плохо оформленное лицо и спотыкающаяся походка изо всех сил молили о чем-то, и когда голос, вышедший не из человеческого рта, простонал "Едаааа!", он начал поднимать руки тем же в том же жесте беспомощности, как и тогда, на Аппер-Стрит в Лондоне, когда его окружили бродяги. Потом из-за перегноя появилось еще полдюжины таких же созданий, и, извиваясь и шелестя по земле, они тоже бросились вслед за ним с криком "Еда! Едаааа!", и только тут Пол Джонас сообразил, что первая тварь ни о чем не умоляла – она подала сигнал для семейного обеда.