СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: Церковь отказывается изгонять духов из "богимена"
(изображение: ребенок на кровати в больнице Ля Палотна)
ГОЛОС: Епархия Лос-Анжелоса отказала группе из примерно трех дюжин Мексикано-Американских родителей, которые требовали изгнать духов из их детей. Сами дети утверждают, что им всем снятся одинаковые кошмары о темном духе, которого они называют "Эль Кукуйя" – богимен. Трое из этих детей покончили жизнь самоубийством, а нескольких остальных лечат от депрессии. Социальные работники утверждают, что виноват отнюдь не несуществующий демон – дети проводят в сети слишком много времени.
(изображение: Кэсси Монтгомери, глава ЛА службы социальных работников)
МОНТГОМЕРИ: "Пока мы не знаем причины, но я не считаю совпадением то, что большинство из этих молодых людей – хакеры и постоянно находятся в сети. Совершенно ясно, что они что-то увидели или испытали там, и теперь видят плохие сны. Все остальное я считаю разновидностью истерии."
– ЕЩЕ более важно, – сказала женщина-гид, профессионально улыбаясь из-за тяжелых солнцезащитных очков, – то, что у нас есть здоровая, хорошо размножающаяся популяция птиц, занесенных в "Красную книгу" – коростель, шотландская куропатка, розовая цапля, лоузианская цапля и замечательная белая цапля, и это далеко не все. Сейчас Шарлеруа завезет нас глубоко в болото. Быть может мы увидим оленя или даже рысь! – Она работала с увлечением: было ясно, что она готова с тем же энтузиазмом вести экскурсии день за днем.
Не считая гида и молодого человека, делавшего вид, что управляет лодкой, чьи загорелые руки носили змеиные следы подкожных инъекций и чье выражение лица заставляло предположить, что внутри него что-то еще горит, в лодке, неторопливо плывущей под утренним солнцем, было только шесть пассажиров: краснолицая британская пара и их маленький шумный сын, резавший ряску сувенирной светящейся палочкой, молодая пара профессионалов из центра страны, и Ольга Пирофски.
– Пожалуйста, не суйте руки в воду. – Гид сумела сохранить улыбку даже тогда, когда ее голос посуровел. – Здесь не парк развлечений – наши аллигаторы совсем не механические куклы.
Все, за исключением Ольги, почтительно рассмеялись, только мальчик никак не хотел перестать бить своей палочкой по воде, пока отец не сказал ему: – Перестань, Гарет, – и шлепнул его по затылку.
Странно, очень странно, подумала Ольга. После стольких прожитых лет и пройденных миль закончить жизнь здесь. Берег с высокими кипарисами замаячил впереди, призраки, сделанные из утреннего тумана, быстро рассеивались. Здесь конец.
Прошло уже три дня с того времени, как она достигла конца путешествия, или, возможно, путешествие бросило ее. Все замерло, стало бессмысленным, вроде этой маленькой лодки, двигавшейся по заранее определенному пути через воскрешенное болото. Этими тихими ночами Ольга никак не могла заснуть. Только иногда, когда рассвет уже касался окон ее комнаты в мотеле, ей удавалось ненадолго соскользнуть в бессознательность. Она едва находила в себе силы есть и пить, и разрешила себе не делать ничего более серьезного. Она даже не понимала, какой импульс заставил ее купить билет на эту экскурсию; здесь не было ничего, что стоило нескольких часов сна, которые у нее могли бы быть взамен. А свою цель она могла видеть отовсюду – черная башня господствовала над окрестностями, как средневековый собор над деревней и полями.
Три дня без голосов, без детей. Она не чувствовала себя такой одинокой с тех далеких ужасных дней, когда умерли ее ребенок и Александр.
И я даже не помню, что значит чувствовать, осознала она. Огромная пустота, это все, что мне осталось. Как дыра, и всю мою жизнь с того времени я что-то бросаю в эту дыру, стараясь наполнить ее. Но я не могу почувствовать ее.
И никогда не чувствовала, сообразила Ольга – ни полностью, ни по настоящему. И сейчас это была тьма, которую невозможно достичь, на другой стороне перепонки преднамеренного незнания, тонкой стене, отделяющей ее от ужаса, такого же полного, как космический вакуум.
И если бы я прошла сквозь нее, подумала она, я бы умерла. Я думала, что я сильная, но никто не может быть сильным настолько. Надо держаться по эту сторону.
– После завершения Междубережнего Барьера, – продолжала гид, – тысячи и тысячи акров канала, потерянных из-за эрозии и увеличивающейся солености, вернулись в первоначальное состояние, спасенные для будущих поколений. – Она кивнула, как если бы сама каждое утро выбиралась из кровати, смазывалась солнцезащитным кремом, надевала болотные сапоги и шла собирать барьер.
Но это же прекрасно, подумала Ольга, даже если все это иллюзия. Лодка медленно плыла мимо множества гиацинтов, дрожавших над светло-лиловой водой. Маленькие птицы неторопливо уплывали с их пути, явно знакомые с тем, что теперь было издавна установленным порядком. Кипарисы стали ближе. Солнце поднялось на пядь выше Миссисипского пролива и залива за ним, но свет не мог проникнуть внутрь чащи плотно переплетшихся между собой деревьев и сбросить с их колен туманное одеяло. Темнота между ними выглядела спокойной и спящей.
– Да, – внезапно сказал мужчина из молодой пары профессионалов, – но разве создание этого Междубережного э... Барьера... не разрушило почти все болотистые места, которые были здесь? – Он повернулся к своей жене или подруге, которая сделала вид, что ей очень интересно. – Посмотрите, корпорация, которая владеет всем этим, полностью уничтожила озеро Борне. Оно было только несколько метров в глубину, они соединили его с морем, навалили посреди кучу земли, создали остров и на нем построили штаб-квартиру корпорации. – Он посмотрел на гида, на его тонком лица явственно читался легкий вызов. Ольга решила, что он был инженером, для которого любой управляющий – враг. – Да, частью сделки было то, что они должны были позаботиться об остальном и создать маленький природный парк. При этом убив всю рыбу вокруг.
– Вы – зеленый, или что-то в этом роде? – скучным голосом спросил англичанин.
– Нет. – Молодой профессионал слегка сбавил тон. – Просто... просто я читаю газеты.
– Джи Корпорэйшн не сделала ничего плохого, – чопорно сказала гид. – У них было разрешение строить посреди озера Борне. Все абсолютно законно. Они просто... – она напряглась, сообразив, что говорит не своим обычным recititativo (* речитатив, итальянский), – они просто хотели дать что-нибудь взамен. Обществу. – Она повернулась и взглянула на юного рулевого, который округлил глаза, но все-таки увеличил скорость. Теперь они плыли мимо стволов кипариса, остроконечными островками поднимавшихся из темной воды и похожих на миниатюрные версии черной горы, постоянно вторгавшейся в сны Ольги.
Идти больше некуда, подумала она. До башни я добралась, но это частная собственность. Кто-то даже сказал, что у этой корпорации есть постоянная армия. Никаких экскурсий, никаких посетителей, войти нельзя. Она вздохнула, когда кипарисы скользнули к ним через туман, погрузив маленькую лодку в полумрак.
Ольга подумала, что все это походит на рекламу: зал водяного собора, колонны и занавеси, кипарисы, покрытые движущимся мхом, на мгновение застывшим; сама вода, спокойная и ровная, как кожа на барабане, пробуждающаяся при приближении лодки. Он почти представила себе, что они уплыли не только от лучей солнца, но вообще выпали из времени, соскользнули через тысячелетия в ту эпоху, когда люди даже не касались огромного Американского континента.
– Смотрите, – сказала гид, четко поставленный голос выдавал ее настроение с хирургической точностью скальпеля, – брошенная лодка. Это пирога, плоскодонка, которой обычно пользуются охотники и рыбаки.
Ольга невольно взглянула на скелет маленького суденышка, на его ребрах росли гиацинты, похожие на заглавные буквы раскрашенного требника. Очень живописно. Даже слишком.
– Бутафория, – прошептал юный профессионал своей половинке. – Десять лет назад здесь не было никакого болота – они буквально построили его после того, как закончили проект Озеро Борне.
– Людям, жившим на болотах, приходилось нелегко, – продолжала гид, не обращая внимания на молодого человека. – Хотя время от времени здесь происходили экономические подъемы, вызванные подорожанием меха или древесины кипарисов, спады были значительно более долгими. До того, как Джи Корпорэйшн создала Луизианский Болотный Заповедник, жизнь здесь постепенно умирала.
– На первый взгляд сейчас здесь вообще никто не живет, – заметил англичанин и рассмеялся.
– Гарет, оставь в покое черепашку, – сказала его жена.
– Нет, еще есть люди, которые живут здесь по старому, – весело ответила гид, радуясь легкому вопросу. – Вы увидите их во время нашей последней остановки, когда мы окажемся на Болотном Рынке. Старые ремесла и умения не забыты, но бережно сохранены.
– Как мертвая свинья, заспиртованная в кувшине, – тихо сказал инженер, и Ольга поразилась неожиданному сравнению.
– Если хотите знать, – сказала гид, и ее настороженность прорвалась наружу, – народ Шарлеруа происходит из этой самой области, верно? – Она повернулась к юному рулевому, который в ответ посмотрел на нее с бесконечной скукой. – Твоя семья отсюда, не правда ли?
– Да, мэм. – Он кивнул, потом сплюнул через борт. – И посмотрите на меня сейчас.
– Командует судном, плывущим через болота, – сказала гид, как если бы это доказывало ее правоту.
Когда гид начала с подробностями рассказывать о красноплечем ястребе, ибисе, змеешейке и прочих крылатых тварях, рекламировавших болото, Ольга разрешила своему рассудку идти куда ему заблагорассудится, чувствуя себя ленивой, как след через плавучие водоросли, проложенный вчера – их лодка плыла по нему с минимальными отклонениями. Птица, которую гид обозвала выпь, стучала, как молоток, ударяющий по доске. Кипарисы стали редеть, туман понемногу таял.
Они выскользнули из рощи и опять увидели огромный черный палец бога, властвовавший над горизонтом за растительным болотным ковром.
– О мой бог, – сказала англичанка. – Гарет, дорогой, взгляни на это.
– Это просто дом, – сказал ребенок, роясь в рюкзачке в поисках чего-нибудь съестного. – Мы уже видели его, раньше.
– Да, это башня Джи Корпорэйшн, – сказала гид, гордясь далекой громадой как если бы она была Междубережным Барьером. – Отсюда не видно, но на острове озера Борне находится настоящий город, со своим аэропортом и полицией.
– И они установили там свои собственные законы, – сказал профессионал своей спутнице, которая повязала на лоб косынку. На этот раз он и не подумал шептать. – Этот парень, который владеет этим всем, Жонглер, безусловно один из самых богатых людей в мире. Говорят, что у него слишком много денег, чтобы правительство могло ему что-то сказать.
– Это не совсем правда, сэр... – начала было говорить смутившаяся гид.
– Вы шутите? – Мужчина фыркнул, потом повернулся к англичанам. – Говорят, что Жонглер не захотел управлять правительством напрямик только потому, что тогда ему пришлось бы платить налоги.
– Это не ему ли две сотни лет отроду? – спросила англичанка, а ее муж фыркнул, услышав об идее обладать правительством. – Я видела о нем передачу – он машина или что-то в этом роде. – Она повернулась к мужу. – Я вся заледенела, глядя на него.
Гид энергично взмахнула руками. – Все, что говорят о мистере Жонглере, – преувеличение. О его жестокости, деньгах и влиянии на правительство. Он старый человек, и очень болен, вот и вся правда. – Она надела на лицо соответствующее выражение, и Ольга вспомнила Печального Диктора Новостей, который рассказывал о крушениях школьных автобусов и бессмысленных самоубийствах. – Конечно, он очень влиятелен – в Джи Корпорэйшн работают десятки тысяч жителей Нового Орлеана, и сотни по всему миру. Он – держатель контрольного пакета акций множества компаний: Коммерческой Банк, Клинзор Фармасейтикал, Дартеон. Кстати, и Оболос Энтертейнмент, детские интерактивные шоу, – сказала она, обращаясь к маленькому мальчику. – Гарет, верно? Ты же знаешь дядюшку Джингла, а?
– Да. "Прекрасные Сопли!" – Он засмеялся и шлепнул маму по подбородку светящейся палочкой.
– Видите? Джи Корпорэйшн участвует во множестве проектов, владеет множеством замечательных, помогающих людям компаний по всему миру. Мы любим говорить, что мы "народная корпорация"...
Ольга больше не слышала ее – на самом деле она вообще больше ничего не слышала после того, как гид упомянула Оболос. Она проработала в компании много лет, и никто и никогда не сказал ни одного слова о Джи Корпорэйшн. Но, конечно, кого это интересует? В мире хищников, где все корпорации поедают друг друга, кто может сказать, какая проглотила последний кусок рыбы?
Я должна исследовать башню. Я должна...
Это был религиозный опыт, откровение, а не какое-нибудь домашнее задание. Голоса детей потребовали, чтобы она пришла: она выбросила все, чем обладала, и пришла.
Дядюшка Джингл – Дядюшка Джингл приходит из черной башни...
Ольга Пирофски провела в крошечной лодке еще два часа, окруженная людьми, рты которых двигались, но чьи голоса она больше не слышала – путешественница со звезд высадившаяся среди лепечущих чужих.
Дядюшка Джингл убивает детей. И я помогала ему делать это.
– Я НЕ понимаю, – сказал Длинный Джозеф. – Где этот Селларс? Ты сказал, что он звонил – постоянно был на проводе. Но теперь он вообще не звонит, вообще!
– Он сказал, что позвонит, – Джереми беспомощно развел руками. – Он сказал, что весь мир сошел с ума... и мы не единственные, кому приходится туго.
– Да, но, держу пари, мы единственные запертые в горе, пока банда убийц-буров готовится прожечь дорогу и убить нас.
– Расслабься, понял? У меня от тебя болит сердце. – Дель Рей Чиуме вернулся из короткого обхода базы. – Не обращай на него внимания, – сказал он Джереми. – Лучше прочитай нам заметки, которые ты сделал – у нас нет времени на пустые споры.
Длинному Джозефу Сулавейо очень не нравилось то, что происходило. Не слишком хорошо быть запертым в военной базе глубоко под землей в центре неизвестно чего, особенно если у тебя осталось всего три бутылки с пивом и только бог знает, сколько это продлится, а есть еще люди снаружи, жаждущие всадить тебе пулю в брюхо; а тут еще этот Дель Рей, которого Джозеф сам приволок сюда: у него оказались общие интересы с Джереми Дако и они строят заговоры против него.
Джозеф не видел в этом никакого смысла, если, конечно, этот Дель Рей не тайный гомик, и братские узы между ними не стали сильнее верности. Может быть это и есть настоящая причина того, что он порвал с Рени.
– Ты хочешь, чтобы я доверил свою жизнь этому дерьму? – с вызовом спросил он.
– Не заводись опять, Джозеф Сулавейо, – сказал Джереми. – Особенно после того, как исчез на день не сказав ни слова, и оставил все это на меня.
– Я должен был посмотреть на сына. – Тем не менее в его глазах скользнула легкая тень вины. Ему не хотелось сидеть в этом курятнике одному. Возможно Джереми тоже было нелегко. – Хорошо, парень, но кто такой Селларс? Что ему нужно от нас? Почему он звонит неизвестно откуда и говорит нам, что мы должны делать?
– Он пытается спасти наши жизни, – проворчал Джереми. – И если бы ты не появился, он был бы для меня единственной надеждой спастись от убийц снаружи.
– Он и еще несколько футов стальных плит. – Дель Рей пытался говорить весело и небрежно, но не преуспел. – Бывают и намного худшие осажденные места, чем укрепленный военный бункер.
– Нет, если у нас тут будет балаган, – строго сказал Джереми. – Ты собираешься выслушать меня?
Подозрения Джозефа еще не улеглись. – Ты сказал, что этот человек из Америки, верно? Как же он нашел это место? Предполагалось, что это очень большая тайна.
– В точности не знаю. Но он чертовски много знает о Рени, !Ксаббу и французской женщине – и даже знает кое-что о старике Сингхе. Селларс сказал, что он умер.
– Почему он говорит такие вещи? – Джозеф почувствовал, как дрожит от суеверного страха. Было так странно держать молчащую трубку, ожидая голоса из ниоткуда – голоса, который никогда не придет. – Этот Селларс действительно сказал тебе, что он мертв?
Джереми изумленно уставился на него, потом раздраженно фыркнул. – Он сказал, что Сингх мерт. Сингх. Старик, который помог Рени и остальным. А теперь ты заткнешься и будешь слушать то, что я написал. Снаружи люди, пытающиеся ворваться сюда. Даже если мы запихаем в лифт походные кровати, надолго это не поможет.
Джозеф махнул рукой. У этих гомосеков есть одна женская черта – они всегда все подчеркивают. – Говори. Я слушаю.
Джереми опять фыркнул, потом посмотрел на записи, которые нацарапал старомодной ручкой на бетонной колонне. – Селларс говорит, что мы не сможем заблокировать лифт – они спустятся вниз по шахте. Мы должны запечатать всю секцию базы. Он говорит, что есть план, который показывает, как это сделать. Но мы должны приготовиться к долгой осаде, и принести сюда все наши вещи. Джозеф, это означает, что ты должен притащить сюда из кухни всю воду и еду, какую только сможешь. Мы не знаем, когда они взломают внешние двери, так мы должны быть готовы запечатать секцию в любой момент. Поэтому чем раньше мы начнем таскать, тем больше воды и еды у нас будет.
– Что, ты хочешь, чтобы я таскал вниз эти пластиковые контейнеры с водой, как какой-нибудь поденщик? А кто будет искать револьверы – Дель Рей? Видел бы ты его с пистолетом в руке. Он более опасен для нас чем все эти плохие парни.
Джозеф на мгновение закрыл глаза. Дель Рей выдохнул и нехорошо выругался. – Трудно поверить, что были такие моменты, когда я на самом деле скучал по тебе, – сказал Джереми. – Во-первых здесь нет никаких револьверов, как и всего остального офисного оборудования. Почти все достаточно маленькое они унесли с собой, когда закрывали базу. Они оставили только еду и воду, потому что думали, что в будущем смогут использовать это место как бомбоубежище. Во-вторых, даже если бы у нас были револьверы, нам этих людей не остановить. Ты сам сказал, что они вооружены как отряд спецназа. Селларс говорит, что для нас самое лучшее – запечатать место и ждать.
Длинный Джозеф не знал, плакать ли ему или радоваться, что ему не придется пострелять в боевиков бура. – Тогда что будет делать он? – спросил он, ткнув пальцем в сторону Дель Рея.
– Посмотрим. Мистер Чиуме, вы знаете что-нибудь о компьютерных системах, электронике?
Дель Рей покачал головой. – Я делал степень по политологии. Я знаю как пользоваться электронным блокнотом, но это все.
Джереми вздохнул. – Этого я и боялся. Селларс сказал, что он может нам помочь еще больше, но для этого надо поставить множество заплат. Теперь я должен сам довести дело до конца, если смогу понять его инструкции. Боже правый, надеюсь, что он скоро позвонит.
– Заплаты?
– Здесь очень старомодная система, ей лет двадцать-тридцать, а может и больше. Я не знаю в точности, что он хочет сделать, но он сказал, что это очень важно. – Джереми попытался улыбнуться. Он выглядел очень бледным и напряженным. – Тогда, мистер Чиуме, вы станете дежурным по генератору.
– Пожалуйста, называй меня Дель Рей. Что я должен делать?
– Если нам действительно придется закрыться здесь, в лаборатории, нам нужен генератор, потому что эти люди попытаются отключить нам электричество, которое мы получаем снаружи. А оно нам необходимо, не говоря уже о том, что нам надо поддерживать работоспособность капсул. – Он указал на огромные цистерны, находившиеся уровнем ниже, кабели опутывали их со всех сторон, как ползучие лозы камень. – Селларс сказал, что нам очень повезло: они поставили сюда работающий на водороде генератор, не реактор, потому что если бы это был реактор, военные точно забрали бы его с собой, не оставив нам ничего, кроме электросети.
– Я все еще не понимаю, – пробурчал Длинный Джозеф, в его голове крутились малопривлекательные виды самого себя, с проклятиями тащившего дюжины тяжелых пластиковых контейнеров с водой и едой с верхних уровней. – Что он знает о моей Рени? Каким образом какой-то америкашка узнал о ней и добрался до нас?
Дель Рей пожал плечами и ответил, обращаясь к Джереми. – А что любой из нас делает в этом странном месте? Почему банда головорезов вломилась в мой дом и угрожала убить меня за то, что моя бывшая девушка говорила с исследовательницей из Франции? Это странный мир и с каждым днем он становится все более странным.
– Это первая имеющая смысл фраза, которую ты сказал за все это время, – объявил Джозеф.
Джозеф чувствовал себя потным и злым, но еще больше ему мешали пустые гулкие залы "Осиного гнезда", от которых по его коже тек холодный пот.
Джозефу не хотелось думать, что он дрожит от страха – хотя в его жизни это был далеко не первый раз – но он не мог бы утверждать, что все идет как надо.
Парень, ничего не идет так, как надо, сказал он себе, вкатывая ручную тележку в лифт. Прежде, чем нажать кнопку, он прислушался, пытаясь понять, смогли ли эти головорезы наверху подобрать код и открыть массивную главную дверь; тогда сейчас убийцы молча крадутся по коридорам базы, как коты в ночи. Но все было тихо, и он даже не слышал Джереми и Дель Рея, находившихся двумя этажами ниже. Только его собственное тяжелое дыхание оживляло это место и превращало его во что-то другое, а не в дыру, окруженную камнем, и необитаемую, как пустая раковина.
Звякнула, открываясь, дверь лифта. Негромко выругавшись, Джозеф выкатил тележку и стал сгружать с нее контейнеры с водой. Ноги Джереми торчали из-за консоли, окруженные различными приборами и кабелями, и он на мгновение вспомнил комнату Слона, похожую на киношный вариант лаборатории сумасшедшего ученого. "Это уже совсем не тайна", вот что сказал толстяк об этой базе, и он был прав. Хотя Джозеф вовсе не собирался заехать к нему в гости и поздравить с удачным предсказанием.
– Воды больше нет, – крикнул он ногам Джереми. – Теперь я собираюсь принести еду. Даже не знаю почему – там только упакованная дрянь. После нескольких недель такой еды тебе захочется убить себя и как можно быстрее.
Джереми выскользнул из-под консоли, его взгляд был таким колючим, что Джозеф мог бы открыть им бутылку с пивом, если бы она у него была. – Да, и очень жаль. Поэтому я был уверен, что пока ты шлялся по Южной Африке, а я сидел здесь и приглядывал за твоей беспомощной дочкой, ты догадаешься купить мне пару сладостей. Что-нибудь вроде хороших конфет, а? Или дюжину коксистеров (* пропитанные сиропом пончики или печенья к кофе, популярные в ЮАР) из булочной? Что-нибудь такое, чем бы я мог вознаградить себя за то, что сижу здесь и ем только такую еду, которую ты так точно обозвал дрянью?
Джозеф, обладавший большим опытом общения со своей дочкой и всеми остальными, сразу узнал довод, на который невозможно возразить; поэтому он быстро покатил свою тележку в то место, где начиналась его пирамида упаковок воды. Возвращаясь назад он увидел, что Джереми благополучно находится под консолью, а Дель Рей вообще исчез из вида. Джозеф остановился и внимательно оглядел лабораторию. Молчаливые гробы В-капсул, пыльные, мертвые веши на музейных полках. Внезапно на кончиках его глаз появились слезы. Удивленный, он быстро вытер их.
Одну вещь, молча сказал он соседнему устройству. Одну вещь я тебе обещаю: они никогда не доберутся до тебя, пока я жив. И я постараюсь вернуть тебя к солнцу. Он очень удивился, услышав речь, которую сказал сам себе, но еще больше удивился, поняв, что сказал правду. – Ты слышишь меня, детка? – прошептал он. – Я еще жив, они не достали меня.
Он испугался, что Джереми или Дель Рей могли увидеть его, да и вообще это место было такое же каменное и несчастное, как могила. И поспешил обратно в лифт.
КАЛЛИОПА Скоурос скривилась и выплюнула кофе обратно в стакан. Не то, чтобы у него был такой ужасный вкус, хотя не без этого – обыкновенное кофе из маленького пакета для быстрого приготовления – но прошлой ночью она выпила столько кофе, что даже после пяти часов плохого сна все еще чувствовала вкус вчерашнего кофеина, который слонялся по ее телу, как один из тех ужасных энергичных людей, которые живут только для того, чтобы досаждать соседям.
Однако настроение Каллиопы улучшалось с каждой минутой. Правда в войне с официанткой она еще не добилась решительной победы, но была к ней близка.
Элизабет (одинаково гордо носившая тату и все это кофе) открыла свое имя, и сейчас регулярно приземлялась за столиком Каллиопы, чтобы поболтать, даже тогда, когда случайный просчет в политике "сядьте сами" уводил детектива в другую секцию, которую Элизабет не обслуживала. К удивлению и удовольствию Каллиопы, она обнаружила, что юная женщина не просто лохматая симпатичная пустышка. Она изучала искусство в университете – конечно! – иногда выглядела очень задумчивой и даже хотела послушать немного побольше историй, когда отвлекалась от вечных жалоб на мерзких боссов, больные ноги и неприятности со ссудами и машинами.
Интересно, что во время этих мимолетных вечерних разговоров совершенно не появлялись другие обычные компоненты несчастной официантской жизни: Элизабет не упоминала ленивых, невежественных или жестоких любовников, На самом деле она вообще не упоминала о любовниках (или любовницах).
Лучше бы это скорей стало чем-нибудь более определенным, сказала себе Каллиопа, с ужасом подумав о месяцах ожидания среди чрезмерно пестрой публики в Вонди Бейби. За это время кофеин меня убьет.
– Я бы заплатил пенни за твои мысли, партнер. – Стэн Чан скользнул в узкую комнату с огромным экраном на стене. Полицейские называли ее "зеленой комнатой". Стэн, как обычно, бросил свой пиджак на спинку стула: в крошечном помещении стояла жара, как в сауне. – Но я уверен, что я бы недоплатил. Сегодня ты выглядишь невероятно задумчивой. Сколько они стоят? И чем платить? Швейцарскими франками? Или жилыми домами? – Он посмотрел на экран, который показывал тощего, покрытого шрамами мужчину. В комната, в которой сидел заключенный, не было ничего, кроме старого стола и нескольких стульев, стены из отвратительного оранжевого фибрамика были покрыты еще более отвратительными граффити с мазками крови. – Ну, если говорить о более стоящих вещах, не наш ли это друг, Большой Три?
Стэна иногда бывало трудно выносить по утрам, даже когда все мысли в голове Каллиопы не смешивались в кучу от совершенно легального эквивалента пары песенок тяжелого рока. – Не мог бы ты говорить потише? Да, это он. Провел всю ночь в камере, и мы собираемся поговорить с ним.
– С удовольствием. – У ее партнера действительно было пугающе хорошее настроение. Она спросила себя, не был ли он на свидании или что-то в этом роде. – Не могу ли я побыть гадким? Моя очередь?
– Да, твоя.
– Ты хороший товарищ. – Он помедлил, нахмурился и ткнул ее кулаком в ребра. – Скоурос, ты не надела свою чешую.
– В участке? – Она ненавидела наполненную гелем рубашку, которую за пределами участка называли "пуленепробиваемый жилет".
– Таковы правила. Кроме того даже в камере наш друг может сделать пистолет из тарелки с супом и кусков материи.
– Да, ты прав. Не удивительно, что ты любишь носить свою – из-за нее кажется, что у тебя есть мускулы. А я выгляжу толстой.
– Я всегда думаю о тебе как об могучем ангеле правосудия. – Внезапно он стал серьезным. – Скоурос, ты действительно должна одеть эту штуку.
– Хорошо, одену. А теперь давай поработаем, мистер Гадкий.
Стэн щелчком пальцев выключил свет в зеленой комнате и, оставив за собой только темноту, они вышли в дверь на блестящую оранжевую плитку. Заключенный посмотрел на них, его лице не выражало ничего, и только опущенная нижняя губа говорила о презрении к ним. Каллиопе это понравилось – она наслаждалась, когда они делали вид, что круче их только вареные яйца.
– Доброе утро, Эдвард, – весело сказала Каллиопа, когда она и Стэн скользнули в кресла рядом с пленником. – Я – детектив Скоурос, а это детектив Чан.
Темнокожий юноша ничего не ответил, только почесал пальцем шрам на щеке.
Каллиопа решила немного его удивить. – Ты Эдвард Пайк, верно? И я уверена, что это помещение для допроса. – Она повернулась к Стэну. – Похоже, что это парня надо вернуть обратно в ящик, а мы подумаем о своей ошибке.
– Никто не называл меня Эдвард, кроме мамы, а она умерла два года назад, – угрюмо сказал он. – Большой Три, вот как меня кличут. Большой Три.
– Да, это он, не бойся, – сказал Стэн. – Маленький уличный зверек, который только что снял дворники с шесть дюжин грузовиков, привезенных из Джакарты. И собирался продать их скупщикам из Индонезии – тебе светит за это лет десять, не меньше, Мальчик Три, и место, где ты будешь, вряд ли кто назовет приятным.
– Это было для меня лично, понял? – Он запирался для проформы – все хорошо знали, что они продают краденое, пока государственный защитник устраивает шоу. – И вообще мне нужно подлечиться. Плохая д'кция, вот.
Стэн фыркнул. – Собираешь поиграть, а? Судья только посмотрит на тебя, заметит, что ты не подходил к школе и на километр, и порекомендует нам посадить тебя в судно с отбросами и утопить в океане.
Каллиопа спокойно сидела и смотрела, пока ее партнер исполнял несколько агрессивных па обычного танца. Эдвард "Большой Три" Пайк не первый раз был здесь и знал все их методы не хуже Стэна. И он еще был не самым худшим из тех, с кем они имели дело – он воровал и сбывал краденое, и однажды достаточно долго просидел в Сильверуотере, но, насколько она знала, никогда не пытался убить того, кто не нападал на него, а это, по меркам Дарлингхаст Роуд, делало его почти Робин Гудом. К тому же он был слегка умнее среднего подонка с Кинг Кросс Стрит и на самом деле им только один раз удалось доказать, что он сбывает краденое. Каллиопа спросила себя, не смогут ли воспользоваться его гордостью и найти место, куда можно вставить острие клина.
Стэн заставил его рычать и огрызаться, значит пришло ее время начать. – Детектив Чан? – сказала она слегка резким голосом. – Я не думаю, что вы нашли правильный способ выйти из положения. Почему бы нам не выпить стакан воды?
– Нет, не думаю. – Стэн посмотрел с презрением на пленника. – Но если ты сумеешь взнуздать эту дикую тварь, выпивка за мной.
– Смотрите, мистер Пайк, – начала Каллиопа, – технически вы принадлежите отделу по расследованию личных преступлений, и у нас нет формальной юрисдикции над вами. Но если вы сообщите нам кое-какую информацию – но хорошую! – мы способны облегчить вашу участь. Учитывая то, что это у вас не первый случай, вам все равно придется немного посидеть, но совсем не так много.
Он заинтересовался, хотя постарался не показать это, его глаза, прикрытые тяжелыми веками, вспыхнули из-под удивительно длинных ресниц. – Что вам надо? Я не выдам никого. Не имеет смысла раньше выходить из ящика, если мне воткнут перо в спину, когда я окажусь на Дарлинге.
– Нам нужна информация. О вашем очень старом знакомом, с котором вы познакомились в Миндовской тюрьме для несовершеннолетних. Джонни Вулгару...?
Лицо осталось пустым. – Не знаю такого.
– Его еще называют Темный Джонни – или Джонни Дред.
Вот тогда что-то пробежало под каменными чертами лица, быстро, как ртуть по сковородке. – Ты говоришь о Джонни Мор Дред? О Дреде? – По его лицу пробежало множество выражений, закончившихся нервной недоверчивой ухмылкой. – Что ты хочешь от него? Он же крякнулся, да? Умер?
– Так предполагают. Не слышали ли вы что-нибудь другого? – Она внимательно глядела на него, но спавшая маска уже вернулась обратно. – Мы расследуем очень старое убийство. Девушка, по имени Полли Мерапануи.
Но он уже был на безопасной земле. – Не знаю ее. Никогда не слыхал про такую. – Он мигнул и подумал заново. – Это ей вырвали глаза?
Каллиопа наклонилась вперед и небрежно спросила: – Вы что-то знаете об этом?
– Видел по сети.
– Мы хотим знать, не связан ли Джонни Дред с этим преступлением. Вот и все.
– Не собираюсь выдавать никого.
Стэн вскочил и наклонился над ним. – Как ты можешь его выдать, если он мертв, ты, маленькая дрянь? Скажи что-нибудь более толковое.
Большой Три смерил Каллиопу взглядом оскорбленного достоинства. – Это твой пес? Если он не перестанет хватать меня за яйца, можешь отправлять меня обратно в ящик.
Каллиопа махнула рукой, приказывая Стэну вернуться на стул. – Просто скажите мне все, что вы помните о Джонни Дреде.
Пленник ухмыльнулся. – Ничего. Ничего я не помню. И даже если услышу о нем завтра, тут же забуду. Он был чокнутый ублюдок. За любые деньги не скажу о нем ни слова.
Каллиопа продолжала расспрашивать, задавая вопросы о социальной жизни и аборигенах, а Стэн время от времени выдавал что-нибудь нереальное. Это было как фехтовальный матч, где пленник не только не мог победить, но и набрать хотя бы одно очко, и все-таки держался и не сдавался, пока из нее не выветрился весь кофеин, оставив Каллиопу усталой и раздраженной.
– Итак он мертв, и вы ничего не слышали о нем много лет. Это то, что вы мне говорите, верно?
Он кивнул. – Точно.
– Тогда почему я не могу избавиться от ощущения, что вы что-то от меня скрываете? Мы уже долго говорим, мистер Пайк. Эдди. Большой Три. Какой еще идиотской кличкой тебя называть? Послушай, если бы я была тобой, я бы сейчас забралась на этот стол и попыталась поцеловать мою большую греческую жопу, потому что найдется очень мало людей, которым я предлагаю так много за сущую ерунду. Когда вернешься в Сильверуотер и пойдешь с кем-нибудь в душ, побереги свою шоколадную задницу. – Он слегка удивился, увидев, как она внезапно перестала делать вид, что хочет помочь ему, но не перестал ухмыляться. – Почему бы тебе не поговорить?
– Я и так говорю.
– Тогда скажи что-нибудь стоящее. Мы можем сократить твой срок лет на пять, если ты скажешь нам что-нибудь полезное о Дреде.
Он долго смотрел на нее, странно долго. Стэн начал было что-то говорить, но она коснулась его колена под столом, призывая к терпению.
Большой Три опять почесал шрамы, вздохнул и опустил руки на стол.
– Смотри, женщина, – медленно сказал он. – Я кое-что скажу тебе, бесплатно. Я ничего не знаю о Дреде. Но даже если бы я что-нибудь знал, я бы тебе не сказал ни одного гребаного слова. Ни за доброе отношение ко мне, ни за уменьшение срока, ни за миллион долларов.
– Но если он мертв...!
Он покачал головой, его взгляд опять спрятался за длинными ресницами, как пантера в зарослях тростника. – Не имеет значения. Ты не знаешь Дреда, ты никогда не встречалась с ним. Если он узнает, что ты интересуешься им, то выйдет из под земли, убьет тебя трижды, и каждый раз по другому. Если ты когда-нибудь станешь мопадити, тогда возвращайся и пошарь в темноте. Дред уже там.
– Мопадити. Что это означает?
Он опять оглядел их, как бы из глубины пещеры. – Призрак. Приведение. Когда ты мертв, но не ушел. А сейчас я хочу обратно в ящик.
– Похоже мы ничего не добились, – испытующе сказал Чан.
– Помолчи. – Каллиопа сняла наушники и убрала их в разъем своего блокнота. Она опять спросила себя, не пора ли купить себе новую жестянку. Эту ей уже надоело таскать, хотя это был новый сверхтонкий "Криттапонг", который она подарила себе на день рождения. – Доктора Джигалонг нет в городе. Я оставила ей сообщение на работе и дома.
– О "мопадити"?
– Да. Что-то из уличного сленга, но я не слышала его раньше. А ты?
– Нет. – Он положил ноги на стол. – Сколько этих подонков мы уже перешерстили? Восемь, девять? Не слишком много.
– Чего-то мы добились.
Стэн удивленно поднял бровь. – Ты имеешь в виду, что мы узнали новое туземное слово? Если ты заметила, Скоурос, в этом парне действительно есть кровь аборигенов. Разве ты сама не говоришь время от времени "хопа"(* восклицание, греч.), "ретсина" (* вино, греч.) или даже "акрополис"(* город, греч.)? Я сам иногда использую жаргон – кажется вчера я обозвал тебя "круглоглазой"...
– Он среагировал, когда я спросила его о Джонни Дреде. И удивился. – Что-то еще не давало ей покоя, какая-то мелкая деталь, сумасшедше близкая, но недостижимая.
– Ну, человек официально мертв. Так что можно и удивиться, когда тебя спрашивают о том, кого ты считаешь покойником.
– Может быть. Но как-то он очень странно отреагировал. Может быть что-то слышал на улице.
– "Может быть" не переведет нас через перевал, Скоурос. Что дальше? Может быть пора бросить исследование уличной культуры, хотя это и очень интересно?
Каллиопа помотала головой, сбитая с толку и разочарованная, из нее выветрились последние крупицы кофеина, на их место не пришло ничего, и она чувствовала себя совершенно ужасно.
Не в состоянии уснуть от беспокойства, она села на диване и вызвала из отдела беседу с Большим Три на свой стенной экран. И еще она решила держаться подальше от Вонди Бейби, ради самой себя. Даже не из-за навязчивого интереса к официантке Элизабет, но из-за того простого факта, что она начала есть слишком много сладкого десерта, который там подают.
Так ты никогда не похудеешь, Скоурос, сказала она себе. Лучше тебе оставаться дома. Все это время она не заходила в магазин, и дома не было нечего, кроме хрустящих хлебцев, и это могло угрожать ее решимости. Она просмотрела весь разговор до конца, потом прыгнула назад к тому месту, где она впервые упомянула имя своей жертвы.
"Ты говоришь о Джонни Мор Дред?" сказал Большой Три и повторил, "...О Дреде?".
Вот! подумала она. Джонни Мор Дред! Как же она не услышала это раньше? Но почему еще одно прозвище – она подозревала, что у него их много – зацепило ее внимание? И зудится под кожей, как заноза? Мор Дред? Мор Дред? Где я уже слышала это?
Она вспомнила фотографию из Фивербрукской больницы, расплывчатое темное пятно, бесформенное туманное лицо.
Большой Три сказал, что он призрак. Если есть кто-нибудь, кто возвращается призраком....
Она закрыла глаза и тут же открыла, пытаясь видом знакомой комнаты успокоить нервы и избавиться от ощущения, что за ней наблюдают. Призрак.
ОНА опять вернулась на свой балкон. Башня притягивала ее к себе, как будто она была мотыльком, а эта черная громада – лучом извращенного света. Даже сейчас, когда голоса исчезли, когда она забралась так далеко от Джунипер Бэй и вряд ли вернется обратно, она не могла не обращать на это внимания.
Красные искры сигнальных огней угольками окружали верхушку башни, окна самых верхних этажей светились, поодиночке или маленькими гроздьями. И ничего больше не было видно на ночном небе, только поисковые огни шарили по пустым паркам, изредка вспыхивая, когда они падали на ряды раскрашенных киосков.
Голоса исчезли. Дети исчезли. Были ли оно одно и то же? Ольга Пирофски даже не могла вспомнить, когда ее затянула в себя мистическая фантасмагория путешествия на юг. У нее не осталось сил. В те ночи, когда дети толкали и торопили ее, шепотом рассказывали свои жизни в ее спящее ухо, она больше отдыхала, чем сейчас, в эти мертвые черные часы, которые настали после того, как умерли голоса. Каждый день она просыпалась пустой и усталой, чувствуя себя баллоном с гелием, из которого вытекли последние остатки жизненной энергии и которому осталось только бесполезно лежать на полу.
Что же теперь? в который раз спросила она себя. Она не могла оторвать глаза от башни, центра их темного королевства. Ехать домой? Убить себя?
Но у нее больше нет дома. Миша ушел, а Джунипер Бэй казался далеко, как другая планета – как цирк, как ее дорогие волшебные дни, когда она была вместе с Александром. И она оттолкнула всех, кто мог помочь ей: Роланда Макдэниела, остальных немногочисленных друзей с работы, и даже этого симпатичного адвоката Рэмси. Не осталось ничего, кроме молчания.
Голоса привели ее к подножью ужасной черной горы, и бросили. Каким-то образом все это смешалось вместе – дети, башня, улыбающееся, трупно-белое лицо Дядюшки Джингла, маска, которую она носила так долго, что невольно спросила себя, осталось ли под маской другое лицо.
Она открыла свой блокнот и села рядом с крошечным пластиковым щитом мотеля. Обнаружив, что ее все время тянет поглядеть в окно и вообще невозможно думать при виде этого темного угрожающего пальца, она с усилием задернула шторы.
Усталая, но счастливая, что наконец-то решилась, Ольга начала писать бесконечную предсмертную записку.