СЕТЕПЕРЕДАЧА/ИНТЕРАКТИВНЫЕ ИГРЫ: HN, Hr. 6.5 (Евр., Сев. Aм.) – "Молодежная Банда!"
(изображение: Мако и Капризная Обезьяна обыскивают аллею в поисках Клорины)
ГОЛОС: Одержимая идеей самоубийства Клорина (Биби Танзи) обнаружила, что она – приемная дочь, а не биологическая. Она принимает сверхдозу таблеток, но никто из Молодежной Банды не знает, где она. У ее друзей, Мако и Капризной Обезьяны, есть только два часа, чтобы найти ее, пока не станет слишком поздно. Продюсеры утверждают: "Самое удивительное окончание года!" Требуются 12 актеров на роли аптекаря и безумных покупателей в гипермаркете. Обращаться: HN.TNMB.CAST
– МЫ должны были догадаться, – горько сказала Флоримель, глядя в открывшееся окно на далекую фигуру, сидящую на пчеле. – Тип вроде Роберта Уэллса всегда найдет способ присоединиться к побеждающей стороне.
Все стояли, замершие и беспомощные. Даже Кунохара прекратил безнадежные попытки заставить работать свою разрушенную систему. Гул ос-мутантов, клубившихся на домом-пузырем, наполнял Пола клаустрофобным ужасом – в любой момент ядовитые жала, бившие в прозрачные стены, могли проломить их и разорвать на кусочки, и вся извивающаяся масса ос могла обрушиться им на голову. Что они могут сделать? Они окружены, и даже если они выйдут наружу, там уже поджидают Близнецы. Как только они окажутся вне пузыря, на открытом воздухе, за ними начнется безжалостная погоня....
– Вы все еще не ответили на мой вопрос, Кунохара, – грубым голосом сказала Мартина. Пол мог слышать, что она старается говорить твердым голосом. – Мы должны доверять друг другу, и мы погибнем. Есть ли у вас информатор среди нас?
Кунохара со злостью повернулся к ней. – У тебя нет никакого права спрашивать меня. Ты и твоя беззаботность обрушили на нас весь этот ад. – Он бросил на нее испепеляющий взгляд, потом опять взглянул в окно. – Я иду наружу. По меньшей мере я могу поговорить с Уэллсом, хотя и сомневаюсь, что могу доверять ему.
– Продаст нас, – проворчал Т-четыре-Б, но под напускной храбростью чувствовался страх. – Не дадим ему сделать это!
Пол удивил самого себя, сказав: – Я пойду вместе с ним.
Даже Кунохара удивился, но в его глазах все равно колыхался холодный гнев. – Почему? Неужели ты думаешь, что, если этот ребенок справедливо обвиняет меня в предательстве, ты сможешь остановить меня?
– Нет, не по этому. Эти твари – Близнецы. Они охотились за мной по всей сети. Если они ищут именно меня, то, что ж... может быть без меня они пощадят других. – Вслух это прозвучало еще глупее, но он не мог просто ждать, пока крыша обрушится им всем на голову.
– Не уверен, что понял тебя, – сказал Кунохара. – Но если ты будешь со мной, то снаружи ты будешь не в большей опасности, чем внутри.
– Может быть ты можешь... перенести наружи нас всех. – Пол уже сожалел, что вызвался идти. – Не будет ли так лучше? Перенести нас всех куда-нибудь еще, как ты унес нас сюда от скорпиона.
– И отдать мой дом этим? – Кунохара с презрением посмотрел на него. – Это то, что позволяет мне оставаться в живых. Здесь мой локальный интерфейс – место моей силы или, по меньшей мере, того, что от нее осталось. Если я сбегу и они уничтожат Дом, нас не будет на свете через полчаса. – Он покачал головой, его лицо было мрачнее тучи. – Ты все еще хочет пойти со мной на переговоры?
Пол вздохнул поглубже. – Да, я думаю, что да.
Дом исчез, сменившись холодным и ветреным берегом реки. Выступающий камень, на котором они стояли, окружали деформированные пчелы и осы, жужжавшие так громко, что у Пола заболел живот. Пузырь, который они оставили, был невидим за шевелящейся массой насекомых.
– Уэллс! – крикнул Кунохара человеческой фигуре, наблюдавшей за представлением с края камня. – Роберт Уэллс!
Человек, сидевший на пчеле, казавшейся размером со слона, повернулся к ним. Потом стал бить пятками в панцирь пчелы, до тех пор, пока она медленно не повернулась к ним, двигаясь почти с механическим достоинством. Человек наклонился вперед и прищурился.
– А! – весело сказал он. – Доктор Кунохара, я полагаю?
Теперь Пол понял, что имела в виду Мартина – сим Уэллса выглядел не совсем реалистически. Бледные волосы и общая форма головы в точности повторяли фотографии и видео технократа, которого он постоянно видел в сетевых новостях, но было что-то незаконченное, почти кукольное в чертах его лица.
Кунохара поджал губы. – Да, это я. Но я не припомню, что приглашал тебя сюда, Уэллс. Насколько я вижу, ты даже надел один из моих научных комбинезонов. А что с соглашением, которое я заключил с Братством?
Уэлсс быстро и без любопытства оглядел Пола и опять повернул голову к Кунохаре. – О, Братство. Ну, если ты еще не слышал, этот корабль налетел на айсберг. – Он хрипло рассмеялся. Пол не знал этого человека, но он казался странным, почти сумасшедшим. – О, да, Старик чертовски здорово закрутил все гайки. И тут ему дал под зад коленом один из его служащих, не больше и не меньше. Корпоративная игра во власть, ты бы так назвал это, хотя он выбрал неудачный момент. – Его не-совсем-человеческая улыбка так и не растаяла. – А сейчас все пошло к дьяволу, буквально. Но не все так плохо. Мы должны оставаться в седле, пока все не успокоится.
Выражение лица Кунохары не изменилось. – Уэллс, ты шутишь, и, одновременно, пытаешься уничтожить мой дом и все, что я построил здесь.
Пчела шевельнулась под Уэллсом, и он покачнулся. – Не я! Я только скачу на этой твари. Мои новые друзья, вот с кем ты должен поговорить. – Он сунул пальцы в рот и свистнул. Сердце Пола понеслось вскачь, когда над краем камня появились две не подходящие друг к другу фигуры. Все, что он мог сделать – не убежать и верить в исчезнувшие возможности Кунохары. – Они пришли не за тобой, Кунохара, но за твоими гостями, – сказал Уэллс. Потом он опять взглянул на Пола, и улыбнулся, лениво и слегка потерянно. – Вероятно они встали на неправильную сторону по отношению к новому руководству. Если ты отдашь их этим парням, – он кивнул головой на приближающуюся пару, – то, я уверен, они с радостью примут тебя к себе. – Он наклонился вперед и подмигнул. – Время выбирать сторону, приятель. Но сейчас выбрать совсем не трудно.
Пол почти не слышал слов Уэллса. Он смотрел, не в состоянии оторваться, как обе твари приближаются к нему, обвисшая мясистая гусеница и сверчок-альбинос – Маллит и Финч – нет, так их звали в траншеях. Мадд и Финни.
Вспышка памяти. Мадд и Финни... темная комната, два не сочетающихся между собой силуэта...
Все исчезло. Пол пожал плечами. Они ужасали, как всегда, в любой инкарнации, и все чувства Пола в один голос кричали ему бежать от них как можно быстрее и как можно дальше – но, тем не менее, на этот раз все было слегка иначе. Как только они подошли к Уэллсу и встали по обе стороны пчелы, Пол понял в чем дело.
– Что ты хочешь? – спросил Финни-сверчок скрипучим раздраженным голосом. – Новый хозяин сказал, чтобы мы поторопились. Он хочет, чтобы мы как можно скорее обезопасили эти создания.
– Если мы поможем ему, – грохотнула Мадд-гусеница, – он отдаст нам маленькую королеву.
– Да, маленькую королеву. – Безглазый сверчок потер передними ногами друг о друга, предвкушая удовольствие. – Мы так долго охотились за ней... – Он повернул гладкую голову к Кунохара и Полу. – А это еще кто? Пленные?
– Мы можем съесть их? – поинтересовалась гусеница, так высоко подняв переднюю часть туловища, что ее гигантское тело нависло над ними обоими.
Пол испуганно отступил назад, но его уже накрыла волна радости. Я был прав, подумал он. Сейчас я не чувствую такого ужасного тошнотворного страха, как в прошлом – да и посмотри на них. Они даже не узнали меня.
Уэллс какое-то время размышлял над вопросом гусеницы. – Нет, я думаю, нет. Кунохара, по меньшей мере, будет полезным источником сведений об этом богом забытом месте. – Он улыбнулся и кивнул. – Но тебе лучше всего отдать им остальных, доктор К. Эта чертовски целеустремленная парочка...
– Мы принесем новому хозяину ту, кто говорила через коммуникатор, – проскрежетал слепой сверчок, – и он разрешит нам взять нашу маленькую королеву. Нашу любимую личинку.
– Мне ее так не хватает, – сказала гусеница, и что-то вроде нежной улыбки промелькнуло в ее клыкастом рту. – Такая бледная, такая жирная... Когда мы найдем ее, я откушу все ее дюжины маленьких пальчиков.
Теперь Пол точно знал, что эти версии Близнецов были не теми безжалостными созданиями, с которыми он сталкивался во многих мирах, но больше походили на Пэнки, забывших о нем и поглощенных собственными заботами. Он вспомнил Ундину Пэнки, ее тестообразное лицо, искаженное тем же гротескным инстинктом, что и у гусеницы, и ее бормотание "Моя дорогая Виола..."
Виола. Что-то кольнуло его мысли. Виола, Ваала. Авиаль.
Ава.
– ...и я должен настаивать, чтобы ты прекратил эту дурацкую атаку, Уэллс, – брызгал слюной Кунохара. – Это мой дом и мой мир, хотя и измененный, и я все еще настаиваю на своих правах. И никто не возьмет моих гостей из-под крыши моего дома.
Уэллс кивнул, воплощение здравого смысла. – О, конечно, я понимаю тебя. Но ты помнишь что говорит старая пословица: отрежь свой нос, чтобы досадить лицу. Кунохара, на самом деле тебе совсем не нужно восставать против нового босса. Но и я не пил вместе с ним – во всяком случае пока. Ничего личного, но я не могу помочь тебе.
Сверчок и гусеница, медленные и погруженные в собственные мысли, тем не менее начали замечать окружающее. – Этот? – проныл сверчок. – Этот не дает нам добраться до остальных?
Шлепая по камню, как гигантский водяной матрас, гусеница подползла ближе. Рябь прошла по ее ногам, самые передние она протянула к Полу, их концы округлились и сжались. – Они стоят между нами и нашей маленькой королевой...?
– Хватит, – сказал Кунохара и махнул рукой. Мгновение позже каменная осыпь исчезла и Пол, от неожиданности потеряв равновесие, упал на пол дома-пузыря Кунохары.
– Что произошло? – спросил Флоримель. – Мы ничего не слышали...
Пол повернулся к Кунохаре. – Почему ты не взорвал их – снег, ветер или еще какой-нибудь божественный трюк? Мы были достаточно далеко от дома...
– Что-то не давало мне сделать это, – взволнованно сказал Кунохара. – Наверно их новый хозяин, Дред, защитил их. Он играет и дурачится в моем мире. – Озабоченный взгляд сменился сердитым. – Но меня не так-то просто уничтожить. Не в моем собственном доме.
Осы на крыше пузыря заволновались, медленно движущийся хитиновый ковер стал убыстрятся, пока не слился в почти жидкое пятно, а жужжание стало настолько громким, что воздух в прозрачном доме завибрировал.
– Глянь сюда, – крикнул Т-четыре-Б. Он быстро шагнул назад и споткнулся о Пола. – Прямо над их головами вес скопившихся на крыше пузыря тварей заставил ее выгнуться вниз. – Не уйдем отсюда, станем мясом для шестиногих!
В конце концов какое-то жало пробилось через материал купола. и страшное давление начало расширять дыру. Даже Кунохара застыл от изумления, как одна из деформированных ос проскользнула через быстро разрушающуюся оболочку. На мгновение она повисла, ударяя по воздуху огромными черными ногами, как лошадь, качающаяся на люстре.
– Вниз! – крикнул Кунохара. Он схватил Пола за плечо и толкнул к лестнице, ведущей в нижнюю комнату. Остальные побежали вслед за ними, когда первая оса наконец протиснулась сквозь крышу и упала на пол верхней комнаты. Встав, ее карикатура на человеческое лицо слепо оглядела все вокруг, и тут на нее свалилось несколько ее приятелей, которые, пытаясь расцепиться, вдребезги разбили мебель Кунохары.
Когда все люди оказались внизу, Кунохара слегка ударил пальцами по двери на верхушке лестницы, требуя, чтобы она закрылась за ними; дверь не отреагировала, он схватил ее и с силой потащил вниз. Т-четыре-Б и Флоримель прыгнули на помощь, но молотящая по воздуху нога просунулась снизу, не давая им закрыть дверь. С криком, который, оказывается шел из его собственного рта, Пол схватил первый попавшийся под руку предмет, маленький стол, и стал бить по ноге, пока не отрубил ее. Серая жидкость брызнула через люк, но Кунохара и остальные уже закрыли дверь на засов.
Ошеломленный, Пол уставился на отрезанную ногу, лежащую на прозрачном полу, все еще слегка подергивающуюся. Под ногой, под дном пузыря, взбудораженные тем, что происходило на поверхности, сновали паукообразные послелечиночные креветки, поворачивались стебельчатые глаза, мелькали ноги. Грохочущее жужжание с верхнего этажа стало громче. Люк начал выгибаться внутрь под весом ос, падавших вниз через разорванную крышу.
– Шарахнет, нас, – вздохнул Т-четыре-Б. – Взять некоторых из этих ползунов с собой, хотя.
– Нет, – Кунохара указал место на полу. – Становитесь сюда.
Мартина прижала руки к ужам, чтобы не слушать жужжания. – Что мы можем сделать?
– Только одно, – сказал Кунохара, его голос перекрыл даже непрекращающийся гул. – Их защитное поле окружило даже это место – я не могу переместить самого себя! Но если вы уйдете, я, быть может, смогу кое-что спасти. – Он взял Марину за руку и грубо толкнул к месту, которое указал.
– Что, отдать нас жукам, он? – крикнул Т-четыре-Б. – Низзя...
Кунохара зашипел от ярости и отчаяния. – Тебе мало, что вы и так уничтожили меня? Ты еще должен оскорбить меня? Становись на это чертово место!
Пол схватил Т-четыре-Б и толкнул туда, где уже стояли Мартина и Флоримель. Пол внезапно выпятился вниз, образовав выгнутую полость. Т-четыре-Б поскользнулся и соскользнул вниз, утащив за собой Флоримель и Мартину. – Утопить нас, он! – крикнул Т-четыре-Б.
Пол посмотрел на Кунохару, чей ответный взгляд не объяснил ничего, решил слепо довериться и соскользнул вниз в увеличивающийся пузырь. Внезапно материал выпятился наружу, их окружила вода реки, компания просвечивающих креветок оказалась в дюймах от них.
– А ты? – крикнул Пол Кунохаре.
– Я должен кое-что сделать, иначе они схватят вас через несколько минут. Держитесь покрепче. – Он отвернулся от Пола и начал новую серию сложных жестов. Как если бы услышав его слова, снаружи пророкотал гром, на мгновение заглушив злое жужжание ос. Сверкнула молния, тусклая вспышка была видна даже сквозь толщу воды, почти полностью окружившей их. Выпятившийся прозрачный материал превратился в маленький пузырь, и только все уменьшающаяся перемычка связывала его с домом. Пол, не способный двигаться, скорчился между Флоримель и Т-четыре-Б. Кунохара опустил руки, как дирижер, заканчивающий симфонию, и дыра, через которую Пол видел его, резко сузилась и исчезла. Пузырь, освободившись от родительского дома, внезапно подпрыгнул, отправив желудок Пола в ноги, и быстро всплыл на поверхность реки.
Сильное давление вытолкнуло пузырь из воды; на мгновение он застыл в воздухе и упал вниз. Пол и его товарищи повалились друг на друга, больно ударившись головами, локтями, коленями и всем, чем возможно. Мгновенное чувство свободы быстро умерло. Они оказались на поверхности реки, совсем близко от дома, плотно накрытого одеялом из насекомых. Сверху бил дождь, огромные капли вспенивали воду и их крошечный сферический плот подпрыгивал на волнах как детская игрушка.
Пол отцепился от товарищей и прижал лицо к стене пузыря. Дождь даже на секунду не остановил атаку Близнецов: мост на землю был уже построен, сотни тысяч пчел и ос сцепились над ревущим потоком. В свете молний он увидел, как сверчок и гусеница сошли с каменной осыпи и неторопливо шествуют по мосту, как завоеватели, поднимающие к завоеванному замку. И еще Полу показалось, что Уэллс на своей пчеле едет вслед за ними.
– Они увидели нас! – крикнула Флоримель, и Пол не сразу понял, что она имеет в виду – Близнецы и Уэллс были слишком далеки, чтобы заметить их маленький пузырь, бросаемый из стороны в сторону вспененной дождем водой. Но потом и он увидел ос-мутантов с пустыми, ничего не выражающими лицами, которые, тем не менее, целеустремленно плыли к ним. Ревущий поток уже унес некоторых из них, но многие дюжины барахтались в воде с неуклюжей бульдожьей решимостью.
Еще одна крупная капля ударила в их сферическую арку, заставив ее закружиться и запрыгать по воде. Пол держался обеими руками за изогнутую стену, стараясь не упасть. Когда он опять сумел поглядеть наружу, вспышка молнии показала ему Близнецов, стоящих на верхушке пузыря Кунохары. Осиная мантия под ними дико колыхалась, возможно стараясь дать войти внутрь своим командирам. Подхваченное потоком бревно, размером с полдома, проплыло совсем рядом, унеся с собой нескольких из сотен ос, прилипших к дому. Листья, куски деревьев и трава заполонили всю поверхность воды. Пол взглянул на порог за домом и увидел, что на нем образовался огромный затор из обломков деревьев, что-то вроде плотины из переплетшихся между собой ветвей и листьев, дрожащий от напора воды, бьющей в него.
Дождь, рассеянно подумал он. Такой сильный дождь. За этой штукой должно быть очень много воды и всякого дерьма.
Что сказал Кунохара? "Я должен кое-что сделать..."
– Боже мой! – крикнул Пол. – Держитесь – как можно крепче!
– Мы и так едва держимся на ногах... – начала было Флоримель, но Пол уперся ногой в ее бедро и прижал ее к изгибу пузыря. – Держитесь крепче. Сейчас будет...
Сверкнула очередная молния и он увидел, как огромный клин на вершине порога пошатнулся и стал меняться. На мгновение поток воды почти прекратился, задушенный им – все настолько изменилось, что даже бесформенная парочка, стоявшая на вершине дома Кунохары, повернулась и взглянула на порог. В результате река заметно обмелела, вода стала грязной, пузырь глубже погрузился в нее. Но тут поток прорвал затычку, и огромный кулак из зеленой воды и белой пены ударил сверху вниз по дому Кунохары и насекомым, увлекая всю массу под воду, в воздух взлетел столб водяной пены.
Стена воды докатилась до Пола и его товарищей, подхватила их и швырнула в воздух через нижний порог, так что какое-то мгновение они свободно летели вниз над темной, избиваемой дождем рекой, как звезда, упавшая с небес.
* * *
РАЗРУШЕНИЕ Рима было в полном разгаре, дым пожаров можно было видеть даже с виноградников Кампании – поражение удивительно беспрецедентных размеров. Римлян, свободных и рабов, застали врасплох, и их извиняло только то, что беда пришла ниоткуда и с опозданием почти на триста лет.
Еще утром Тигеллин был императором, правившим уже два года. Бывший торговец лошадями, знавший счет деньгам, был достаточно популярен, но не благодаря своим заслугам, а, скорее, из-за ненависти, которую римляне питали к его предшественнику, Нерону, последнему из династии Юлиев-Клавдиев, в дни перед его убийством. Многие говорили, что после Нерона даже одна из лошадей Тигеллина была бы принята с восторгом.
На самом деле еще вчера все казалось более чем хорошо в Матери Городов.
Мартовский заальпийский ветер дочиста подмел небо, проснувшаяся весна разбудила природу, из почек на ветках каштана появились листья, раскрасив холмы зеленой краской. Очень странно, но даже коллегия авгуров не предупреждала ни о чем плохом – все недавние жертвоприношения были благоприятными и все знаки сулили счастливый год императору и народу. И в самой империи все было спокойно. На дальних границах происходили мелкие стычки, как всегда, но только ветераны, воевавшие в Британии или лесах Галлии, рассказывали о больших войнах, да и то после нескольких стаканов в винной лавке. Никто не ожидал нападения армии, во главе которой стоял давно умерший враг – тем более, что родной город врага превратился в пыль через несколько лет после его смерти.
Просто-напросто одним поздним мартовским утром армия Ганнибала появилась перед воротами, как будто ее принесла рука бога. Триста лет назад карфагеняне пересекли Альпы и захватили римлян врасплох. На этот раз Ганнибал Барка и его армия нашли еще более поразительный путь в Вечный Город. О его присутствии узнали по черному дыму, поднявшемуся в небо к северу от города, и первым перепуганным беженцам, прилетевшим оттуда в Рим. Через несколько часов пожары уже пылали внутри городских стен, а трупы жителей оскверняли Марсово Поле.
Город практически не сопротивлялся. Сенат в полном составе сбежал на юг по Аппиевой дороге после первого же сообщения о вторжении, некоторые из сенаторов в спешке безжалостно давили колесами своих повозок других беженцев. Самые уважаемые люди были далеко от Рима, по большей части потому, что Тигеллин не хотел их видеть рядом с собой, а все защитники и генералы были рассеяны. И, конечно, заклятые враги Ганнибала, Сципион и Марцелл, умерли несколько столетий назад.
Преторианская гвардия храбро приняла бой, но ничего не могла поделать с десятью тысячами кричащих карфагенян: на Триуфальной дороге армия Ганнибала прошла через них как нож через горячий жир. Императора Тигеллина, со связанными за спиной руками, вытащили из Золотого Дома. Сам Ганнибал слез с черной лошади и забил его палками до смерти – в определенном смысле знак уважения.
Однако самым странным за всю неделю ужасов – и труднее всего понятным – был даже не сам монстр Ганнибал, вставший из своей могилы, а то, что он налетел на Рим со своей армией, в которой, как клялись некоторые выжившие беженцы, каждый солдат походил друг на друга как две капли воды. Было совершенно ясно, что на этот раз вместо разношерстной банды наемников, с которой он в первый раз спустился в Италию в дни Республики – лигурийцев, галлов, испанцев и греков – на этот раз его солдаты были странно единообразны: невысокие, хорошо-сложенные, с темной кожей, длинными темными волосами и азиатским разрезом глаз. Но откуда бы они не появились, они жгли, грабили и убивали с такой дикой жестокостью, что уже в самые первые часы убийств некоторые римляне клялись, что двери ада открылись и исторгли наружу армию демонов. К концу первого дня с этим уже никто не спорил.
Те немногое, кто видел Ганнибала и выжил, говорили, что и у него была та же самая темная кожа и те же странные глаза с нависающими веками, как и у его солдат. Испуганно шептали, что помимо подкованного золотом коня и знамени, отличить его от солдат можно было только по серебряному посоху, который он никогда не выпускал из рук, и еще тому, что из всей неумолимой армии он один получал удовольствие от страшных сцен убийства и насилия. Он смеялся, когда приводили молодых людей из сословия всадников и безжалостно убивали прямо перед ним, смеялся, когда их сестры и матери молили о пощаде, как если бы весь этот кошмар был спектаклем, поставленным ради его удовольствия.
Он не человек, а злой бог, шептали друг другу выжившие, прятавшиеся в сточных трубах и подвалах. Он может сколько угодно называть себя Ганнибалом, но бич Канн не был так жесток.
В первый день его завоевание, после захода солнца, зло вошло в сердце города, на Римский Форум, и построило там себе дворец.
Над ним клубились миллионы мух, грозовым облаком затемняя багровое небо. Демон выстроил себе дом из трупов и полутрупов: собрал их в кучи, а потом сделал из них стены, насадив каждого на высокий деревянный кол лицом вверх, так что каждый умирающий видел перед смертью только другое тело, притиснутое сверху к нему самому.
В центре, под огромной аркой, Ганнибал приказал поставить трон, сделанный из самых разнообразных черепов, в которых еще несколько часов назад жили мысли и чувства римлян; когда трон был закончен, демон сел на него, окруженный стенами своего нового дворца – которые еще стенали, кровоточили и молили о пощаде – и к нему стали приводить пленников, сначала один за одним, а потом, уже ночью, группами, и он приказывал сделать с ними какую-нибудь ужасную вещь.
Старый стоик Сенека, советчик трех императоров, которого многие называли совестью Рима, храбро, хотят и со слезами на глазах, предстал перед троном врага и, глядя в темное лицо Ганнибала, процитировал Эврипида:
Той ночью, что родился я для боли,
Приговорили к смерти мать мою,
И потому я с той поры желаю
Лишь смерть всем тем, кто на земле живет.
Демон громко засмеялся, приказал сковать руки и ноги старика, чтобы он не смог убить себя, и привязать его к подножью трона, как собаку, и заставить быть свидетелем всего, что произойдет.
И действительно, в конце концов он один, оставшийся в живых, позавидовал тем, кого уже убили...
Трудно быть богом, начал понимать Дред.
Он стоял под бледный солнечным светов, лившимся в его тронный зал на Форуме, его чуткие ноздри искали в воздухе, пахнувшем дымом, кровью и гнилью, чего-нибудь более тонкого и интересного; он сам не очень понимал, что ищет. Солдаты, тысячи отражений его самого, стояли на коленях на Священной Дороге, молча ожидая его приказов. Он опять вдохнул, пытаясь понять, чего ему не хватает, что он ищет здесь прекрасным весенним утром, воздух которого мало чем отличался от зловония тысяч непогребенных трупов. Возможно слабого следа цели, настоящего вызова себе.
Уничтожение ради уничтожения уже начало надоедать, решил он, глядя на закопченные крыши Рима. Он уже уничтожил полдюжины любимых симуляций Старика, не говоря уже о некоторых более мелких, принадлежавших другим владельцам сети, и ему это изрядно надоело. Вначале, да, это было волнующе – он провел несколько дней, проектируя разграбление Страны Игрушек и проверяя, есть ли границы у его жестокого воображения. Ближе к концу, когда он, насытившись, лежал посреди разрушений, как лев рядом с убитой добычей, едва слышный внутренний голос спросил его, не являются ли свидетельствами скрытой педофилии те изощренные пытки, которым он подверг Мери-Никогда-не-Верю, Малышку-Пастушку и Тома-Сына-Дудочника, и полное уничтожение сказочной страны. Мысль ему не понравилась – Дред считал, что педофилы слишком жалкий народ – и, приступая к своей следующей цели, маленькому комическому Лондону в 1920 году, тщательно ограничил себя преследованием и убийством только взрослых персонажей. Но сейчас, после нескольких разрушенных симмиров, погоняв по полям цвет римских женщин, оставив на месте всех вилл этого мира закопченные развалины и убедив всех оставшихся мужчин, как храбрых так и плачущих, больше не сопротивляться ему, Дред почувствовал, что ему все надоело и что программа террора выродилась, стала пустой и механической.
Он подозвал одного из Дред-солдат, случайно выбрав его из тысяч, и дал ему недействующую копию серебряного посоха.
– Теперь ты будешь Ганнибалом, приятель, – сказал он своему подобию. – Вот твое первое задание: освободи всех гладиаторов и дай им ножи, мечи и копья. – Он нахмурился. Трудно думать о делах, когда невозможно забыть, что ты разговариваешь с плохой копией самого себя.
– Да, и еще уничтожьте все склады с продовольствием. Когда закончите, ты и все остальные образуйте периметр вокруг города и мы посмотрим, что будут делать выжившие.
Он не стал ждать ответа – какое ему дело? – и перебросил себя в сердце системы.
Проблема в том, что слишком просто уничтожать и слишком тяжело сохранять к этому интерес. Вначале, конечно, сама мысль – предать хаосу невероятно дорогие симуляции Старика – очень радовала Дреда: почти все равно, что дать старому ублюдку пинка под зад. Кроме того идея использовать бесконечную силу для того, чтобы вызвать ужас в таком размере, очаровывала сама по себе. Но теперь он начал ощущать ограничение: вскоре возможность бродить по всем сетевым мирам и делать то, что захочешь, потеряла весь смак. В любом случае это было не настоящее разрушение: если он не замораживал их в бесконечном и довольно скучном опустошении, или не уничтожал код, стоящий за миром (совсем другой и значительно менее интуитивно-удовлетворительной способ мщения), сумуляции через простой цикл возвращались в первоначальное состояние, стирая изменения, как если бы их и не было.
Дред плавал в воздухе внутри огромного, но совершенно безликого комплекса, который создал для себя, четыре стены без перегородок, полностью построенных из гладкого и белого виртуального камня. За окнами простиралось голубое безоблачное небо и бесконечный Аутбэк (*отдаленные пустынные засушливые области Австралии), заросший кустами и низкорослыми деревьями, который он видел сетевом шоу в детстве, но в котором никогда не был, пустота, которая заполняла сердце его родной страны.
В сети мало иметь силу, подумал он. Хлестнув болью – или ее аналогом, потому что не может быть настоящей боли для искусственного интеллекта, даже настолько жизнеподобного – он потребовал, чтобы Иной дал ему неограниченную власть, и обжигал операционную систему до тех пор, пока не уничтожил всю ее защиту против себя. Но и теперь, когда он мог контролировать все, осталось слишком много ограничений, и с мрачной злобой он сообразил, что, получив столько же власти, сколько было у Жонглера, не получил больше. Он не мог найти какого-нибудь конкретного пользователя внутри по одной простой причине – система была слишком сложной и слишком распределенной. Если бы эта слепая женщина, Мартина, не выдала себя, подключившись к открытому каналу связи, он бы и не узнал, что она жива, и тем более, где она находится. Теперь он сожалел, что тогда был занят с Дульси: быстрая проверка мира Кунохары открыла, что его бывшие товарищи опять исчезли неизвестно куда. Он не должен был оставлять их на попечение кому-то другому, даже собственным агентам Жонглера. Особенно собственным агентам Жонглера. Сейчас Дред начал лучше понимать недовольство Старика некомпетентными подчиненными.
Уверенный, беспечный, ленивый, мертвый, напомнил он себе. Старик считал себя безусловным владыкой сети, и всю оставшуюся жить будет сожалеть об этом. Дред решил, что необходимо обратить побольше внимания на то, чтобы не совершать подобных ошибок. Но кто может угрожать ему?
Не все так плохо, решил он, пока ничего другого нет, можно попытаться найти Мартину и остальных его бывших товарищей – это и будет первый серьезный вызов за эти дни. Да и сам Жонглер исчез неизвестно куда, отсоединившись от порта собственной системы. Мертв, или вышел в офлайн и бултыхается в своей цистерне? Дред знал, что его победа не полна до тех пор, пока его бывший наниматель не поползет перед ним на карачках. Вот будет прекрасный день! Даже уничтожение Страны Игрушек, Атлантиды или Рима покажется веселым пикником на природе по сравнению с тем, что он приготовил для Феликса Жонглера.
О, еще есть эта сука Сулавейо. Виртуальная Рени бродит неизвестно где в сети Грааля, но Клеккер и его парни очень скоро добудут ее настоящее тело. Он мысленно приказал себе проверить, как идут дела в окрестностях Драконовых Гор. Разве это не будет интересным? Я буду иметь ее и онлайн и офлайн, ее тело и ее ум. Очень... очень по особому.
Дред разрешил музыке наполнить снежно-белый дворец, случайно выбрав детский хорал из своей системы. Певцы, невинные как медоносные пчелы, опять перенесли его в последние часы в Стране Игрушек, хотя как этот момент он находил эстетически неприятным. Он слегка приглушил звук и полностью расслабился.
Бог, или, по меньшей мере, его кровожадный эквивалент в сети Грааля, недолго отдыхал после утомительной работы.
Дело в том, через какое-то время подумал он, что я не могу обходиться без малышки Дульси Энвин, пока. Я не знаю, как создавать новые миры, или как по-настоящему менять старые. Операционная система – это дверь, она открывается или закрывается, когда я давлю на нее, но возможности двери очень ограничены.
Он пытался отдавать команды голосом, но то ли эта возможность не была встроена в систему, то ли она делала вид, что не понимала. И никакая боль, которую он мог причинить ей, не могла заставить ее понимать. Оставалось одно – преобразовывать то, что уже существовало, задавать направление мутаций, менять алгоритмы создания симов. Такие ограничения очень разочаровывали и вынуждали работать со всеми причудами сети, что делало его похожим на дешевую шлюху.
Но одно ясно как день – если он хочет найти Рени Сулавейо и Мартину Дерубен, то должен научиться использовать систему более изощренным способом. Собственные агенты Жонглера были безнадежно неуклюжи, судя по тому, что произошло в мире жуков. Дред начал думать, что в этом виртуальном мире ничего не может быть более интересным, чем самому справляться с теми людьми, которые бросают ему вызов. И каким изумительным стало бы его мщение! Что-нибудь невероятное, изобретательное и болезненно медленное. Да, для самых знатных граждан Рима он придумал неплохую забаву – с них содрали кожу, живьем, сделали из нее воздушные шары, надули их горячим воздухом и заставили их семьи цепляться за корзины без дна – и конечно его артистический и изобретательный ум способен найти для немногих оставшихся врагов по-настоящему ужасающий способ мщения и даже... прекрасный?
Дред медленно соскользнул в полусон, плавая по воздуху в своем белом дворце, и даже во сне искал новые идеи боли и силы, которые никто другой даже не мог себе представить.
ЛИФТУ потребовались слишком много времени, чтобы опуститься на десять этажей вниз. Гнев заставил его ожесточиться и разгорячиться, агрессия рвалась наружу. Наконец дверь с шипением открылась, и Пол решил, что сейчас он ворвется в приемную, кипя как кровь из порванной артерии.
В приемной не было никого, и это было даже хорошо – он терпеть не мог бледную угловатую девушку, которая обычно сидела там, и не хотел, чтобы она видела, как он кричит как сумасшедший. Он прошел через помещение с изогнутыми стенами, обставленное дорогой Ростовской мебелью в безликом стиле современных офисов, и положил руку на дверную панель.
Он увидел, как они сидят рядом за столом, маленькая аккуратная голова едва не касается другой, сияюще бритой, и первая же рефлекторная мысль удивила даже его:
Они знают все тайны. Все самые ужасные тайны.
Он остановился в дверном проеме, внезапно сообразив, что сам нарушил правила поведения, и, к тому же, относительно беспомощен; и его справедливая ярость охладела.
Но в эмоциональной буре, охватившей его, было и еще кое-что: он глупо и стесняясь самого себя верил в детские идеалы, которые протянул с собой через школьные годы как рваное пальто, хотя из-за них он скорее терял, чем приобретал друзей. Не воровать и не ябедничать – он до сих верил в это. Исполнять долг и играть честно. Все то, что в этой гордой частной школе для мальчиков считалось глупостью, которую дети, родившиеся с этим, должны были выкорчевать из себя пока бегали в коротких штанишках. Но некоторые дети, вроде него, считали эти идеалы драгоценными и редкими.
Он посмотрел на эту пару, молчаливую и не замечающую вторжения, несомненно общающуюся через беспроводную связь – у самого Пола никогда не было нейрокатетера, еще одно доказательство его безнадежной старомодности – и он опять почувствовал себя школьником. Он пришел, чтобы поругаться со старшими ребятами за то, что они не играют честно, и сейчас он был один среди них, и он знал, что его ждет ужасная выволочка.
Не глупи, сказал он самому себе. Они даже не знают, что я здесь. Я могу повернуться и придти попозже...
Глаза маленького поднялись, что-то сверкнуло за очками. Да, поздно убеждать самого себя.
– Джонас. – Финни уставился на него так, как если бы он пришел голым. – Вы в моем офисе. Дверь была закрыта.
Его товарищ, Мадд, по прежнему отсутствовал, уставившись в никуда, на губах играла довольная улыбка.
– Я только... – Пол сообразил, что ему трудно дышать, а сердце стучит как сумасшедшее, но не от гнева, а скорее от страха. – Я знаю... Я должен был сначала позвонить...
Финни разочарованно поджал губы, и Пол почувствовал, как в нем опять загорается гнев. Здесь не школа. Никто не будет никого бить. И у него есть кость, которой можно ткнуть в длинноносое лицо.
Мадд внезапно вернулся, коснулся рукой до шеи и взглянул на Пола своими свинячьими глазками. – Джонас? – Какого черта вы здесь делаете?
– Я только что разговаривал со своим другом. – Пол остановился, чтобы набрать побольше воздуха, и сообразил, что лучше всего очертя голову броситься вперед. – И я должен сказать. Я возмущен. Да, очень возмущен. Вы не имеете права.
Финни склонил голову на плечо с таким видом, как будто Пол не только пришел голым, но и нес заведомую чушь. Почти невидимый верхний свет превратил стекла его очков в два белых пятна. – Черт побери, что вы такое бормочите?
– Мой друг, Найлз Пенеддин. Он порекомендовал мне эту работу. – Пол опять вдохнул побольше воздуха. – Он сказал, что вы обратились к нему.
Она из бровей Финни поднялась, тонкая, как мушиная лапка. – Он порекомендовал вам эту работу? Вы смеетесь надо мной, мистер Джонас. Он порекомендовал васнам – и это была хорошая рекомендация, потому что мистер Пенеддин, в отличии от вас, происходит из хорошо известной семьи и у него замечательные связи.
Он хорошо знал, что Финни пытается оскорбить его, но не дал себя отвлечь. – Да. Да, это он. Он сказал, что вы связались с ним.
– И?
Мадд привалился своим огромным бедром к столу как слон, чешущий кожу о ствол дерева. – Джонас, я не понимаю, что вас тревожит?
– Я только что говорил с ним. Он был очень озабочен. Он сказал, что, судя по вашим словам, у меня трудности в общении с моей ученицей.
– Он рекомендовал вас нам. Мы хотели убедиться, что не сделали ошибки – кто знает, быть может он просто хотел помочь тому, кого вообще не знает.
– Но какие трудности? – Под с трудом удержался от крика. – Как вы осмелились так говорить? Как вы осмелились позвонить моему другу и сказать ему, что есть что-то... необычное в моем поведении?
Если бы он сам не был таким серьезным, Пол мог бы поклясться, что Финни едва не смеется. – О, и это вывело вас из себя?
– Вы чертовски правы, я вне себя!
Прошло несколько секунд. Пол вспомнил, что говорил все громче и громче, и начал подозревать, что накричал на служащего самого богатого человека в мире.
– Послушайте, Джонас, – наконец сказал Финни, и сейчас на его лице не осталось и следа веселья. – Мы очень серьезно относимся к своим обязанностям – если мистер Жонглер недоволен, он становится очень-очень плохим человеком. И нам кажется, что мы видим... тенденции в ваших взаимоотношениях с вашей ученицей, которые нам не нравятся.
– О каких тенденциях вы говорите? И на чем основаны ваши слова?
Финни не обратил внимания на второй вопрос Пола. – Нам кажется, что между вами и мисс Жонглер возникла... слишком большая эмоциональная близость. Мы этого не одобряем и, уверяю вас, ее отец самым решительным образом не одобрит этого, тоже.
– Я... я не понимаю, о чем вы говорите. – Пол покачал головой, его храбрость начала испаряться. Он чувствовал, что они должны знать о тайной встрече – но больше он не позволит поставить себя в такое положении. Вот это и есть его тенденция – с ним всегда происходит всякая чертовщина! Но если бы они узнали хотя бы кусочек того, что произошло на самом деле – стали бы они звонить Найлзу? Нет, сделали ли бы что-нибудь по-настоящему драконовское...
Пол постарался отыскать сбежавшее возмущение. Ведь он действительно ни в чем не виноват, верно? – Черт побери, это моя работа. И она еще ребенок.
Финни кисло улыбнулся. – Ей пятнадцать лет, Джонас. Совсем не ребенок, в любом смыслеэтого слова.
– В юридическом. В профессиональном. Боже мой, поскольку это касается меня, в моем смысле.
– Не говорите нам о детях, Джонас, – с тяжелой усмешкой сказал Мадд. – О детях мы знаем все.
– На чем строятся ваши предположения? – спросил Пол. – Неужели Ава что-то сказала вам? Она – совсем юная девушка, замкнутая в доме, как какая-нибудь сказочная принцесса. У нее... ну, слегка необычное воображение. Но я никогда...
– Нет, вы нет, – сказал Финни, обрывая его. – Вы определеннонет. Иначе мы бы узнали. И вы бы провели остаток жизни, сожалея о своем поступке. – Он наклонился вперед, и даже положил бледные пальцы на руку Пола, как будто собирался сказать ему важную тайну. – Остаток вашей очень короткой жизни.
– Короткой, но веселой! – сказал Мадд и залился смехом.
Очень странно, но когда дверь офиса закрылась за Полом, Финни присоединился к смеху. Ужасный звук!
Дверь на верхнем этаже открылась, и лифт омыл запах гардений. Мгновением позже, едва он успел сделать несколько шагов в холл, навстречу вылетела Ава и так крепко обняла его, что Полу потребовалось несколько секунд, чтобы освободиться.
– О, дорогой. – Блеск ее чудесных глаз прятал притаившиеся слезы. – Они знают о нас?
– Господи Иисусе, Ава. – Пол быстро повел ее в сад. – Ты сошла с ума? – прошептал он. – Никогда так не делай.
Мелодраматическая печаль на ее лице сменилась каким-то другим, бесконечно более тонким выражением, и было бесконечно больнее смотреть на нее. Она промчалась мимо него и исчезла среди деревьев, которые занимали большую часть верхушки башни. Белые и желтые птицы, как праздничный салют, взмыли в воздух, потревоженные ее безудержным бегом...
Пол очнулся и обнаружил, что его голова лежит на коленях Флоримель, хотя он не сразу понял, где вибрирующая боль, а где колени. Болели все кости, и он зашипел от боли, когда попытался сесть. Флоримель осторожно опустила его обратно на колени. С повязкой вокруг раненых глаза и уха, она выглядела заправским пиратом. Пузырь качался вверх и вниз, добавляя правдоподобности пиратской иллюзии и вызывая приступы головной боли.
– Она... она была такой непостоянной, – сказал он. – Я много забыл, и это неудивительно, потому что она говорила мне о таком, что трудно понять.
– Он бредит, – сказала Флоримель Мартине.
– Нет, нет. Я говорю о Аве, дочке Жонглера. Пока я был без сознания, ко мне вернулась еще одна часть моей памяти. Похожая на сон, но это был не сон. – Он уже собирался рассказать им все то, что вспомнил, но внезапно сообразил, что сейчас не до возвратившихся воспоминаний, какими бы интересными они не были. – Где мы? На реке?
Мартина кивнула. – Прыгаем по волнам. Ни единого признака Уэллса, Близнецов или их насекомых-монстров.
– Да, – сказала Флоримель. – Я и Мартина и Т-четыре-Б, мы все выжили, но ранены, и довольно сильно. Спасибо за вопрос.
– О, прости. – Пол пожал плечами и моргнул. – Кунохара?
Флоримель покачала головой. – Я не верю, что он пережил гибель своего дома. Мы не видели, как что-нибудь появилось на поверхности.
– Пища для рыб, – сказал Т-четыре-Б, не без удовольствия. – Чистая.
– И куда мы плывем? Можно как-то управлять этой штукой? – На самом плыть было достаточно приятно, пузырь стал частью течения, но внутри было тесновато. Однажды он слышал, как описывали полет в дирижабле – очень приятно, потому что летишь вместе с воздухом, а не против него.
– Управлять им? – недовольно проворчала Флоримель. – Оглянись – где ты видишь руль? Или штурвал?
– А что мы можем сделать? – Он наконец сел, оперся спиной о изогнутую стену и аккуратно отсоединился от Флоримель. Все сидели лицом друг к другу, касаясь друг друга ногами на донышке пузыря, под ними текла река, и можно было подумать, что они висят в воздухе. – Просто ждать, пока мы не налетим на песчаную мель или жадную рыбу?
– Или пока мы не достигнем конца реки и пройдем через ворота, – сказала Мартина. – Орландо говорил, что есть много ворот, но большая часть из них уже не действует. Будем надеяться, что если следующим симмир закрыт, мы сможем найти другой. Безопасный.
– И это все, что мы собираемся делать? Ждать и смотреть?
– Ну, можно подумать о том, насколько нам хватит воздуха в пузыре, – заметила Флоримель. – Но ничего хорошего из этого не выйдет.
– Я бы хотела поговорить о Кунохаре, – сказала Мартина. – Если бы он сказал, что в Трое у него не было информатора среди нас, и если бы я почувствовала, что это правда, хотя бы до некоторой степени, я бы закончила с этим. Но вы слышали его – он не ответил.
– На нас напали гигантские осы, – напомнил Пол, почему-то чувствуя, что должен защитить Кунохару. – И он спас нас.
– С этим я не спорю, – твердо сказала Мартина. Пол обнаружил, что немного встревожен – почему она говорит так тихо, как будто ее могут подслушать? – Если он вел двойную игру, это может быть важным для нас – и если один из нас хранит тайну... – Она не закончила, но ее мысль поняли все. Пол знал, что она имеет в виду: тот самый случай, когда эти люди обнаружили, что вместе с ними путешествует убийца, прикрывающийся симом Кван Ли, которую они считали верным другом.
– Возможно, – сказала Флоримель. – Но подозрение может разрушить нашу дружбу. И, кроме того, здесь только половина тех, кто был в Трое.
– Просто скажи мне, – настаивала Мартина. – Скажи мне, что у тебя не был тайной связи с Кунохарой. Я поверю тебе.
Флоримель сердито посмотрел на нее. – Мартина, ты не такая, как мы. Разве ты не говорила, что видишь нас своим маленьким детектором лжи?
– У меня нет никакого детектора лжи, – ответила Мартина и кисло улыбнулась. – Скажи мне, Флоримель.
– У меня не было с Кунохарой таких дел, в которых не участвовали бы вы все, – сказала Флоримель злым голосом, но Пол почувствовал в нем много боли. Эта сеть, все эти маски и лабиринты. Трудное место для дружбы.
– Пол? – спросила Мартина.
– То же самое. Я встретился с ним только здесь – я еще не знал его, когда был в Трое.
Мартина повернулась к Т-четыре-Б, который был необычно молчалив. – Хавьер? – Она мгновение подождала, потом повторила вопрос. Он выглядел как пружина, сжатая слишком сильно. – Просто скажи нам правду, Хавьер.
– Не гляди, ты, – пробурчал он. Даже Пол почувствовал что-то защищающееся в его голосе. – Ничего не делал с Куно-как-его-там. Как и Флор-мель сказала, все видели, вы. – Казалось, он воспринял неотрывный взгляд Мартины как атаку, и зло махнул рукой. – Кончай лыбиться! Без шуток сказал, тебе. Не гляди.
Мартина казалась встревоженной, но, прежде чем она успела заговорить, заговорил другой голос.
– Мартина? Я слышала тебя раньше – ты можешь слышать меня?
Знакомый голос говорил как будто совсем рядом с ним, и на мгновение Пол подумал, наверно в пузыре есть еще кто-то, невидимый. Потом, когда Мартина вытащила зажигалку, он понял.
– Рени? Это ты? – Флоримель зло шикнула на нее, но слепая женщина только покачала головой. – Дред знает, где мы, – спокойно сказала Мартина. – И будет знать, пока мы не выберемся из этого мира, так что это не имеет значения. – Она заговорила громче. – Рени? Мы слышим тебя. Говори.
Голос пришел снова, не искаженный, более спокойный, но и более слабый, с очевидными пропусками в потоке слов. – Мы остались... горе, – говорила она. – ...Мы в... должно... океаном. Но я потеряла !Ксаббу и...
– Мы не слишком тебя поняли. Где ты в точности?
– ... я думаю... как сердце системы. – В первый раз Пол услышал, как ее страх вырвался наружу. – Но... меня беда – страшная беда...!
Все. Мартина еще много раз молила Рени заговорить, бесполезно. Наконец она убрала зажигалку, они опять уселись и стали ждать в молчании, пока их пузырек, как пена на поверхности реки, плыл по течению, торопясь к концу этого мира.