Теперь казалось, что вся эта нефть захвачена вермахтом. На это потребуется два месяца, может быть, три, а возможно, и четыре, но никак не более. Произнося свои ночные монологи, фюрер видел перед собой рейх, купающийся в черной жидкости. «Империя, которая не обеспечит себя собственной нефтью, никогда не сможет выжить», — заявлял он всем без исключения. Ближневосточные и кавказские нефтяные месторождения должны были стать одним из трех столпов, на которых должен был покоиться тысячелетний рейх, в сочетании с обширными сельскохозяйственными угодьями Украины и германским промышленным гением. Имея такую материальную базу, дух германского народа мог бы воспарить, а истинный потенциал народной души мог бы быть реализован.
В контексте таких эйфорических видений фюрер чаял довести войну до ее неизбежного триумфального окончания. Все это было не более чем вопросом времени. Русская проблема решена или вскоре будет решена. Так же будет решена и британская проблема. Возможно, в 1943 году понадобится осуществить вторжение в Англию, но лично он в этом сомневался. Британцы будут молить о мире, пока у них останется какая-то часть империи, прежде чем японцы не захватят Индию.
Такая самоуверенность, или «победная болезнь», как назвали ее японцы, должна была иметь важные, если не решительные последствия. В преддверии этой победы Гитлер извлек только один вывод — ему уже не нужны никакие союзники. Когда сила германского оружия утвердится от Нарвика до Абадана, от Урала до Пиренеев, тогда все они — итальянцы, японцы, финны, венгры, арабы — будут предоставлены сами себе в германском мире. Конечно, ему всегда следует мягко обращаться с дуче. Нет никакой необходимости в том, чтобы без пользы раздражать его на этой стадии. Отсюда и проистекало решение о включении дивизии «Ариэте» в состав бронетанковой армии «Азия» Роммеля. Но оставить итальянцам весь Ближний Восток в качестве сферы влияния было бы чересчур великодушно. Границы следовало бы провести так, чтобы они реально отражали вклад обоих союзников в завоевание этого региона.
С японцами не следовало вести себя таким же образом. Они были мощнее и находились гораздо дальше. Когда в феврале к нему пришел Редер с планом согласованных действий в зоне Ближний Восток — Индийский океан, казалось, что военные преимущества, даваемые японской помощью, могут перевешивать политические неудобства, вызванные японским присутствием. Но по прошествии нескольких месяцев это равновесие стало колебаться. К апрелю японцы потребовали трехстороннего соглашения стран «оси» о независимости арабского мира и Индии. Это было совершенно немыслимо. Хуже всего было то, что Муссолини поддержал японцев, вероятно, делая, таким образом, слабую попытку хоть как-то оспорить германское превосходство. Такая антигерманская группировка внутри «оси» должна была быть остановлена. Японцев следовало держать на почтительном расстоянии.
К счастью, теперь это было возможно без особого вреда для военной обстановки. Британцы должны были быть выброшены с Ближнего Востока вне зависимости от того, перережет ли японский военно-морской флот их линии снабжения в Индийском океане. Таким образом, японцев следовало побуждать, чтобы они концентрировали свои усилия в Тихом океане, подрывая мощь американского военно-морского флота. Это должно было отвлечь внимание американцев от Европы, ослабить силы союзников в Атлантике и оставить немцам свободу действий на Ближнем Востоке. В соответствии с этими соображениями Редера проинструктировали, чтобы он «отговорил» японцев совершать интервенцию в зону Индийского океана и свел германо-японское сотрудничество к минимуму, сделав это настолько тактично, насколько это возможно. «Грандиозный план» должен был стать чисто тевтонским предприятием.
Лондон
Неся службу в качестве главнокомандующего на Ближнем Востоке, генерал Уэйвелл записал причины, в силу которых он верил, что Германия проиграет эту войну:
1. Нефть, судоходство, авиация и военно-морские силы являются ключевыми пунктами в этой войне и они взаимозависимы.
Авиация и военно-морской флот не могут действовать без горючего.
Нефть, за исключением очень ограниченного количества, не может доставляться к месту назначения иначе чем на кораблях.
Морские перевозки требуют защиты со стороны военно-морского флота и авиации.
2. Мы имеем доступ практически ко всем мировым запасам нефти.
Мы осуществляем большую часть морских транспортировок. Мы располагаем мощным военным флотом. Мы потенциально являемся обладателями крупнейшей авиации, когда полностью разовьемся.
Таким образом, мы должны выиграть эту войну.
Так выглядела ситуация в 1940–1941 годах. Однако к лету 1942 года стала очевидной и оборотная сторона монеты. В середине июля генерал Брук сделал в своем дневнике такую запись:
«Весь транспорт на море, на суше и в воздухе в зоне Ближнего Востока, в Индийском океане и Индии полностью зависит от нефти из Абадана. Если мы потеряем этот источник снабжения, мы не сможем восполнить его за счет американских ресурсов в силу недостатка танкеров и постоянных потерь этих судов из-за действий немецких подводных лодок. Если мы потеряем персидскую нефть, мы неизбежно утратим контроль в Индийском океане и таким образом, поставим под угрозу всю ситуацию в зоне Индия — Бирма».
Отчет «Лиги по контролю за нефтью» подтвердил реалистические прогнозы Брука. Если Абадан и Бахрейн будут потеряны, говорилось в отчете, почти тринадцать с половиной миллионов тонн нефти придется добирать из США и других источников. Для перевозки этой нефти потребуется дополнительно 270 танкеров, которые в настоящее время не существуют.
Британцы обязаны удержаться на Ближнем Востоке, выдерживая мощные удары противника, нацеленные на Персидский залив с севера и запада. Оборона нефтяных месторождений в районе этого иракского и иранского залива стояла на втором месте в списке приоритетных задач военного ведомства, уступая только обороне самой Британии и линии жизни, проходящей через Атлантику. Конечно, реальная угроза потери этих нефтяных месторождений симулировала британцев серьезно сконцентрироваться на решении этой проблемы. Один из членов военного кабинета отметил, что «серьезность этой ситуации такова, что премьер-министр остановил продвижение своего норвежского проекта. Я полагаю, что это является некоторого рода утешением».
У Окинлека не было такого утешения. Он осуществлял руководство во время большинства наиболее унизительных поражений, которые когда-либо доводилось переживать британской армии. Мало кого волновало, что ответственность за эти поражения едва ли ложилась на его плечи, а постоянное вмешательство его руководителей и явное превосходство германской армии делали поражение неизбежным. Еще меньше принимали во внимание тот факт, что его решение эвакуироваться из Египта и, таким образом, спасти 8-ю армию, вместо того чтобы вступить в славную, но безнадежную битву в районе дельты, оказалось одним из наиболее важных решений в ходе этой войны. Он проиграл. Войска нуждались в новом руководстве и в новом источнике уверенности в своих силах. Окинлек должен был уйти.
6 июня соответствующая телеграмма прибыла из Уайтхолла. Командование войсками на Ближнем Востоке было доверено генералу Александеру. Генерал Монтгомери, по настоянию Брука, возглавил 8-ю армию. Генерал Вильсон остался командовать «Северными войсками», включавшими в себя девятую и десятую армии в Сирии, Ираке и Иране.
Подкрепления, усердно запрашиваемые для Александера, должны были быть переброшены в распоряжение командующих его армиями. Для этого существовало три источника. Генерал Уэйвелл согласился расстаться с двумя дивизиями в Индии под тем предлогом, что японское наступление в Бирме не могло состояться до окончания сезона дождей в октябре, а может быть, и вообще не будет осуществлено. Еще три дивизии должны были прибыть из Англии. Одна уже огибала мыс, а две другие должны были быть доставлены на кораблях, первоначально предназначенных для форсирования канала или операций на северо-западе Африки. Третьим источником должна была стать армия США. Рузвельт уже отдал приказ о переброске 300 танков «Шерман». Теперь на Ближнем Востоке должны были развернуться американские войска.
В Индийском океане британские войска делали все от них зависящее для того, чтобы все эти подкрепления достигли цели своего назначения. Порт-Диего-Суарез на Мадагаскаре был оккупирован в мае, а в начале лета Восточный флот Саммервиля получал подкрепления настолько быстро, насколько это было возможно. Линкоры «Реноун» и «Герцог Йорка» прибыли в мае. Прибытие третьего авианосца «Иллюстриэс» ожидалось в июле. Британцы еще не знали, что этому флоту не суждено будет пройти испытания в бою, что сочетание германской нерешительности и стратегических приоритетов Ямамото помешают возобновлению действий японского военно-морского флота в этой зоне.
Но, пожалуй, наиболее важным следствием падения Египта были изменения в политике руководства бомбардировками, проводимой военным кабинетом. Целеустремленное осуществление отрядом бомбардировщиков стратегических бомбардировок Германии оказалось слишком большой роскошью, которая была не по карману Британии. Хор протестующих голосов стал усиливаться, когда Мальта пала жертвой люфтваффе в тот момент, когда британские бомбардировщики осуществляли атаку на железнодорожную систему Германии. После падения Египта этот хор стал слишком громким, чтобы на него не обращать внимания. Было принято решение о переброске части стратегических бомбардировщиков на Ближний Восток. К их прибытию в Иране и Ираке были подготовлены новые аэродромы.
Теперь все дороги Британской империи вели на Ближний Восток. Ни одна дорога не вела теперь во Францию или Северо-Западную Африку. Военный кабинет понимал, что в 1942 году Второй фронт открыт не будет. Возможно, что он не будет открыт и в 1943 году. Это понимание должно было быть передано двум крупнейшим военным союзникам Британии, рассматривавшим открытие Второго фронта в качестве приоритетной задачи данного момента. Черчилль и Брук должны были отправиться в Вашингтон, чтобы объяснить ситуацию своим подозрительным американским дублерам. Криппс и Уэйвелл готовились к поездке в Куйбышев, чтобы сообщить плохие новости Сталину.
Вашингтон
В июне 1942 года война вернулась в Америку на волне гнева и горечи. Соединенные Штаты, как и их тихоокеанский враг, были не той страной, которая привыкла к неудачам, не говоря уже о таком сокрушительном поражении, которое им пришлось потерпеть на острове Мидуэй. Теперь под угрозой находились Гавайи. Все Западное побережье также находилось под угрозой. Японцы подвергли унижению эту самую мощную нацию в мире.
На военном совете американской администрации согласованная в январе политика — «сначала Германия» — также находилась под угрозой. Двое командующих, генерал Маршалл и адмирал Кинг, так же, как и британцы, были осведомлены, что недавние неудачи на Ближнем Востоке повлекут за собой отсрочку наступления на Европейский континент через Ла-Манш на неопределенный срок. Однако они не выводили из этого заключение, что войска США следует ввести в дело на Ближнем Востоке. Наоборот, оба они, а в особенности Кинг, усматривали в этой отсрочке действий в Европе возможность перебросить больше американских войск в зону Тихого океана. Население Америки разделяло их энтузиазм в развитии нового политического курса — «сначала Япония».
К счастью, Рузвельт с этим не согласился. Он считал, что Соединенные Штаты должны помочь Британии в борьбе против Германии, и падение Египта сделало эту потребность еще более настоятельной. Разумеется, безопасность американских территорий — Гавайских островов и Западного побережья — стояла на первом месте. Но эта задача возлагалась на военно-морской флот. Конечно, перемещение военно-морских сил из Атлантики в Тихий океан должно было носить временный характер.
19 июня для принятия участия в обсуждении этих вопросов прибыли Черчилль и Брук, спустившиеся на Потомак на гидроплане, который перенес их через Атлантический океан. До беседы с Маршаллом и Кингом Бруку было назначено свидание с Диллом. Что касается Черчилля, то он уединился с Рузвельтом в его загородной резиденции у Гайд-Парка для беседы с глазу на глаз.
Оба британских лидера снова повторили основы стратегии, выработанной на предыдущих встречах. Две державы должны были осуществить контрнаступление против Германии на Западе сразу после того, как их «основные интересы» будут соблюдены в других регионах. Эти «основные интересы» включали иракские и иранские нефтяные месторождения, которым теперь угрожала опасность. До того момента, пока эта угроза не будет ликвидирована, осуществление операции «Сокрушительный удар» было невозможно. Брук обозначил это так: «Драгоценные корабли и ресурсы не могут быть направлены на один конец Средиземного моря в то время, когда эти силы необходимы для обороны другого».
Его аудитория восприняла это заявление без особого восторга. Кинг хранил молчание. Его лицо выражало упрямство. Он уже заранее решил, что американские ресурсы должны быть направлены в тихоокеанскую зону, а не в какой-то там конец Средиземного моря. Маршалл проявил больше великодушия. Он сказал, что понимает всю сложность положения, в котором находится Британия, и тяжесть того бремени, которое ей приходится выносить. Но он просил Брука и Дилла принять во внимание, насколько сильно желание американского общества вести борьбу против японцев.
В Гайд-Парке Рузвельт, который со времен Линкольна, вероятно, сделал для американского общества больше, чем какой-либо другой президент, дипломатично выслушал Черчилля и подтвердил свою личную приверженность политике — «сначала Германия». Он надеялся, что Черчилль разделит его точку зрения, что сохранение Гавайских островов и обеспечение безопасности морского маршрута между США и Австралией также входили в область «основных интересов» союзных держав. Он признался британскому премьер-министру, что находился под сильным давлением со стороны своих руководителей военных ведомств, стремившихся перебросить как можно больше американских войск в тихоокеанскую зону. Он должен был предоставить им что-то, и этим «что-то» должны были стать военно-морские силы, включавшие два американских авианосца, находящихся в Атлантическом океане. Он понимает, что это вызовет напряжение на жизненно важном для Британии маршруте в Атлантическом океане, но другого выхода нет.
Черчилль с признательностью согласился с этим. Он сообщил, что «Иллюстриэс», который находится в настоящий момент на пути к Индийскому океану, может быть отозван в Атлантический океан, чтобы заполнить эту брешь. Но что смогут американцы предоставить для Ближнего Востока? Бронетанковую дивизию? Самолеты? Рузвельт признал, что не знает ответа на эти вопросы. Они договорились, что на следующий день этот вопрос будет задан Маршаллу.
На следующее утро оба лидера вернулись в Вашингтон поездом. Там они обнаружили, что Маршалл в основном взял верх, комбинируя убедительность Брука и знание того, что в настоящий момент США не смогут перебросить большую часть своих ресурсов на контролируемый японцами Тихий океан. Адмирал Кинг, хотя и неохотно, вынужден был признать свое поражение. Британцы настояли на своем, и оставшаяся часть их визита была посвящена разработке и обсуждению деталей, связанных с обязательствами США на Ближнем Востоке. Несколько эскадрилий бомбардировщиков США должны были быть переброшены в Иран. И по крайней мере одна из бронетанковых дивизий, предназначенных для ввода в Северо-Западную Африку, должна быть переброшена в Басру как можно скорее. 27 июня Черчилль и Брук покидали Вашингтон в более оптимистичном настроении, чем они были восемь дней тому назад.
Куйбышев
Британская делегация прибыла в Куйбышев 17 июня. Их ждала теплая встреча. Молотов повел военных и дипломатов на ленч, включавший водку и икру. Это была высшая точка визита.
В этот же вечер Криппс повидался со Сталиным. Советский лидер неохотно признал, что открытия Второго фронта в этом году не будет, а затем оскорбил Криппса, обвинив Королевский военно-морской флот в трусости из-за того, что были остановлены арктические конвои. Казалось, что новое германское наступление не вызывает его беспокойства, но он отказался вдаваться в подробности по поводу мощи Красной Армии. Он сомневался в том, что немцам удастся достигнуть Волги. Он также опасался, что неудача американцев на Тихом океане может побудить японцев напасть на Советский Союз. Все это выглядело слишком неопределенно и, насколько мог понять Криппс, очень неудовлетворительно.
Не больше радости получил Уэйвелл от беседы с Шапошниковым. Когда начальник советского штаба был спрошен: уверен ли он, что Красная Армия сумеет удержать Кавказ? — он смог сказать только, что «не думает», что немцам удастся преодолеть горный барьер. Уэйвелл пришел от этого «не думаю» в полное замешательство, но так и не смог добиться более подробной информации. Русские проявили интерес к предложению Тедцера предоставить поддержку британской авиации для обороны зоны Баку, но крайне неохотно отнеслись к идее заключения каких бы то ни было поспешных соглашений. Время покажет — повторяли они снова и снова.
Насмотревшись на то, как русские пожимают плечами, и выпив множество стаканов водки, британцы отбыли домой. Этот визит мало что дал им. Советский Союз по-прежнему находился в состоянии войны, его лидеры казались уверенными в своих силах. Но кто знает? Узйвелл сказал Александеру, что «мы сможем узнать мощь Красной Армии на Кавказе наверняка только тогда, когда мы увидим первую танковую колонну, пересекающую персидскую границу».
Багдад / Рафах
14 июня генерал Александер прибыл в Багдад, чтобы принять на себя командование отрядом на Ближнем Востоке. Он уже сыграл большую роль в организации двух относительно успешных отступлений при Дюнкерке и Чиндвине. Все надеялись, что ему не придется организовывать третье отступление из Ирака.
Еще до своего смещения с должности Окинлек выбрал Багдад для размещения главного штаба ближневосточных войск, и Александер подтвердил этот выбор. Из этого города арабских ночей он рассчитывал вести наблюдение за поддержанием внутренней безопасности на оккупированных британцами территориях Ближнего Востока и переброской необходимых для фронта материалов, выгружаемых в порту Басры. Конечно, Багдад находился довольно далеко от намечающегося фронта в Палестине, но Александер не принадлежал к числу тех людей, которые любят вмешиваться в повседневную жизнь армий, находящихся под его общим командованием. Он и его командиры считали своей работой своевременную переброску солдат, самолетов, моторного транспорта и продовольствия на те участки, где это было наиболее необходимо.
Поддержание внутренней безопасности стало теперь чисто военным вопросом большой важности. При решении этой проблемы пришлось столкнуться с нарастающими трудностями. После падения Египта Ближний Босток выглядел для многих, как склад с динамитом, к которому со всех сторон подведены быстрогорящие фитили. В Иерусалиме, Хайфе, Дамаске, Багдаде, Тегеране и других крупных городах произносимые шепотом слухи об арабском и персидском восстании сливались уже в грозный рев. На стенах появлялись изображения свастики, репортажи с плохо замаскированными симпатиями в адрес стран «оси» стали появляться даже на страницах прежде лояльных газет. Надежность подготовленных британцами арабских подразделений вызывала большие сомнения. Британцам казалось, что знаменитая 5-я колонна находится повсеместно.
И они стали затягивать гайки еще туже, чем прежде. Сознавая свою уязвимость, британские службы безопасности прибегли к таким мерам, которые они, верные своему национальному стилю, характеризовали как «строгие, но справедливые». Сточки зрения арабов, эти меры воспринимались как обыкновенная грубость и еще одно напоминание об их подчиненном положении. Они не разделяли британского взгляда на эту войну как на крестовый поход. Им мало что было известно о тяжелом положении европейских евреев. Они знали только то, что несколько сотен тысяч из них присвоили себе землю в Палестине. Для арабов британцы сражались за право управлять своей огромной империей, а в этой цели не было ничего благородного. Но к восстанию арабы пока еще были не готовы. Они выжидали. Их собратья в Египте тоже ждали того момента, когда немцы схватятся с их прекрасно вооруженными обидчиками, прежде чем открыто выступить самим.
Англичане развернули пропагандистскую войну. Многое было использовано из нарастающего хаоса в Египте и имперских проектов итальянцев, которые, как было известно англичанам, послали анафему в адрес арабов. Поначалу последнее известие не произвело впечатления. Понадобилось несколько недель, прежде чем эти новости достигли Плодородного полумесяца через более надежный источник — их собственное население. В эти июньские и июльские дни только британские репрессии и арабская осторожность способствовали сохранению относительного спокойствия в зоне, расположенной за линией фронта.
Другой важной задачей, стоявшей перед Александером, было налаживание снабжения его армий. С потерей Суэца британцы утратили половину своих портов. Теперь только Басра (через которую в день можно было переправить до 5000 тонн) и Акаба (250 тонн) могли использоваться для снабжения армии к востоку от Суэцкого канала. При этом Акаба уже находилась в пределах досягаемости для самолетов, разместившихся на новых базах люфтваффе в зоне Суэцкого канала.
Таким образом, все зависело теперь от этих 5000 тонн, прибывающих в Басру. Не весь этот груз предназначался для британцев. Более десяти процентов доставляли по трансиранской железной дороге для дальнейшей морской транспортировки в Россию. Но и оставшиеся девяносто процентов не могли быть доставлены в Багдад, поскольку по единственной железнодорожной колее Багдад-Басра можно было переправить в день не более 3900 тонн. Одним из первых распоряжений Александера после принятия командования на Ближнем Востоке был приказ сделать двойную колею. Но на это могло понадобиться около трех месяцев.
В Багдаде проблема еще более усложнялась. По дороге на Хайфу можно было перебрасывать всего 1200 тонн. По железнодорожной ветке на Алеппо можно было перевезти немногим больше, но, к несчастью, она проходила через турецкую территорию, и на нее нельзя было рассчитывать. На складах в Палестине находилось такое количество продовольствия, которого хватило бы семи дивизиям на девяносто дней. Из всех этих подсчетов можно было сделать один вывод — при благоприятном развитии ситуации 8-я армия сможет продержать в Палестине только семь дивизий в течение шести месяцев. Если за это время ничего не будет сделано для решения этой проблемы, то по окончании этого периода потребность в продовольствии будет превышать его реальное количество. Александеру предстояло искать выход из сложившейся ситуации.
Генерал Бернард Монтгомери прибыл на Ближний Восток на том же самолете, что и Александер. Двое военных в течение длительного времени были знакомы друг с другом и, как это часто бывает между абсолютно разными людьми, отлично ладили между собой. В качестве военной «команды» они работали очень хорошо. У Монтгомери всегда были проблемы с руководством (ему было сложно подчиняться кому бы то ни было), а Александер был рад действовать, оставаясь на заднем плане.