Прекрасно обставленная комната, изящные гравюры на шелке, украшающие стенные панели из дерева, мебель из хромированного металла и стекла, кремового цвета ковер, китайская бронза, полированные шкафы и столы.
Бернард предложил мне чашку кофе. Я не стал отказываться. Он сел сбоку от письменного стола, я – напротив него с чашкой кофе во влажных ладонях. На нем был серый с иголочки костюм. Седые волосы и четкий профиль дополняли картину. В свои шестьдесят с лишним он здорово напоминал Леонардо Бернстайна.
– По поводу нашего общего знакомого… – начал Бернард. – Мистера Улэма. Блестящий ученый и, я не побоюсь этого слова, отважный.
– Он мой друг. И я обеспокоен тем, что с ним происходит.
Бернард остановил меня, подняв палец:
– Но этот отважный человек совершил безрассудный, идиотский поступок. Того, что с ним произошло, просто нельзя было допускать. Решиться на такой шаг его вынудили обстоятельства, но это, конечно, не оправдание. Однако что сделано, то сделано. Настолько я понимаю, он вам все рассказал.
Я кивнул:
– Он хочет вернуться в «Генетрон».
– Разумеется. Там все оборудование. И видимо, там же будет его дом, пока мы не разберемся с этой проблемой.
– Разберетесь… Как? И какой в этом прок? – Легкая головная боль мешала мне думать.
– О, я могу представить себе множество областей применения маленьких сверхплотных компьютеров на биологической основе. Право, это не так сложно. В «Генетроне» уже сделано несколько важных открытий, но тут совершенно новое перспективное направление.
– Что вы имеете в виду?
– Я не вправе обсуждать перспективы, – Бернард улыбнулся, – но это будет нечто совершенно революционное. И нам просто необходимо поместить мистера Улэма в лабораторные условия. Мы должны провести такие эксперименты на животных. Разумеется, придется начинать все с начала. Дело в том, что э-э-э… колонии Верджила нельзя перенести в другой организм: они базируются на его лейкоцитах. Поэтому нам нужно будет создать новые колонии, которые не будут вызывать в других организмах иммунную реакцию.
– Подобно инфекции? – спросил я.
– Думаю, можно допустить и такое сравнение. Но Верджил не инфицирован.
– Мои тесты показали, что это не так.
– Видимо, аппаратура среагировала на те участки информационных потоков, что плавают в его кровеносной системе. Как вы думаете?
– Я не знаю.
– Послушайте, я бы хотел, чтобы вы заглянули в нашу лабораторию, когда Верджил туда переберется. Ваш опыт может оказаться для нас полезным.
Нас. Значит, он с «Генетроном» заодно. В состоянии ли он сохранить объективность?
– Каков ваш собственный интерес во всем этом деле?
– Эдвард, я всегда держался на переднем крае своей науки. И не вижу причин, почему бы не поработать здесь. С моими знаниями функций головного мозга и нервной системы, после всех исследований по нейрофизиологии, что я провел…
– Вы могли бы помочь «Генетрону» избежать правительственного расследования, – сказал я.
– Весьма грубо. Слишком грубо и, кроме того, несправедливо.
– Возможно. Но я согласен. Я бы очень хотел побывать в лаборатории, когда Верджил туда переедет. Разумеется, если при всей моей грубости приглашение еще остается в силе.
Бернард посмотрел на меня острым взглядом. Он понимал: я не буду играть на его стороне, и на какое-то мгновение эти мысли совершенно отчетливо проступили у него на лице.
– Конечно.
Он поднялся и протянул мне руку. Ладонь у него была влажная. Хотя Бернард старался этого не показать, нервничал он не меньше моего.
Я вернулся домой и просидел там до полудня. Читал и пытался разобраться в своих мыслях. Прийти к какому-то выводу. В частности, решить, что все-таки составляет реальность и что я должен защищать.
Перемены человек может принимать только в определенных дозах. Нововведения – это хорошо, но понемногу и постепенно. Нельзя навязывать их силой. Каждый имеет право оставаться прежним, пока не решит, что готов.
Величайшее научное открытие после…
И Бернард будет навязывать его силой. «Генетрон» тоже. Мысли об этом казались невыносимыми. «Неолуддит», – обозвал я сам себя. Действительно, грязное обвинение.
Когда я нажал кнопку с номером квартиры Верджила на переговорной панели в холле высотного здания, он ответил почти сразу.
– Да, – сказал он возбужденно. – Поднимайся. Я в ванной. Дверь не заперта.
Я вошел в квартиру и двинулся по коридору к ванной. Верджил сидел в розовой воде, погрузившись до самого подбородка. Он рассеянно улыбнулся и всплеснул руками.
– Выглядит так, словно я перерезал себе вены, да? Не волнуйся. Все в порядке. «Генетрон» берет меня обратно. Бернард только что позвонил. – Верджил указал на отводной аппарат с интеркомом, установленный в ванной.
Я сел на крышку унитаза и сразу обратил внимание, что у шкафа с полотенцами на самом краю полки над раковиной стоит отражатель для загара с многочисленными лампочками для дневного света. Однако провод был выдернут из розетки.
– Ты в самом деле этого хочешь? – спросил я, опустив плечи.
– Пожалуй, да, – сказал Верджил. – Они смогут позаботиться обо мне лучше других. Так что я решил привести себя в порядок и сегодня вечером отправляюсь. Бернард заедет за мной на своем лимузине. Класс! Отныне у меня все будет по высшему классу.
Вода розоватого оттенка выглядела странно: это совсем не походило на растворенное мыло.
– Что это у тебя в воде – пенный шампунь? – спросил я, но спустя секунду догадался сам – и мне стало вдруг нехорошо: настолько очевидными и неизбежными были эти события.
– Нет, – сказал Верджил.
Это я уже знал.
– Нет, – повторил он, – это выделения через кожу. Мне не все рассказывают, но я думаю, что теперь они начали высылать разведчиков, первопроходцев. Астронавтов.
Он внимательно посмотрел на меня, и в его взгляде я не заметил даже тени озабоченности, скорее, просто любопытство: как, мол, я на это отреагирую. Подтверждение моей догадки, прозвучавшее в его словах, заставило меня внутренне сжаться, словно я готовился к удару. Прежде я совсем не думал о такой возможности, видимо, потому, что был занят другими аспектами проблемы.
– Это первый раз случилось? – спросил я.
– Да, – ответил он и рассмеялся. – Я все думаю, не выпустить ли этих чертенят в канализационную систему. Пусть узнают, каков на самом деле наш мир.
– Они же распространятся тогда по всему свету!
– Это точно.