Вавич поднял глаза и обвел кольцо городовых.
- Смешно, может быть? - сказал Вавич вполголоса. Никого не было возле него. - А вот это смешно? Это вот, - и Вавич решительным шагом двинул на дорогу. - Это вот вам... смешно? - он шел во весь шаг к бомбе.
Она бочком лежала на камнях, будто притаила прыжок. Виктор глядел твердым взглядом только на нее, чтоб не извернулась как-нибудь.
И вдруг кто-то дернул его за рукав.
Варвара Андреевна, красная, запыхалась:
- Сумасшедший! - и она глядела круглыми радостными глазами. - Что ты делаешь? - шепотом в лицо выговорила Варвара Андреевна.
Вавич стоял вполоборота, твердая нога впереди.
- Надзиратель, - резанул командный тенорок, - назад! На-зад!
Виктор огляделся. Полицмейстер округло махнул рукой у себя над головой и фестоном вывернул руку в воздух.
- На-зэд! Вавич повернул.
- Сюда!
Вавич на ходу повернул к полицмейстеру. Стоял по-военному, руку к козырьку.
- Вы артиллерист? Нет? Так пожалуйте на свое место! Вавич дернулся, чтоб повернуться.
- Стойте! - крикнул полицмейстер. - Возьмите городовых и вон по человеку из тех домов, - полицмейстер тыкнул большим пальцем за спину, - кого попало, хоть мальчишек. Ступайте!
Вавич повернулся на месте, хлопнул голенищем - приставил ногу.
У домов была уж возня: Воронин, потный, шлепал по грязному двору.
- Дома нет? Сама пойдешь, - кричал он бабе. Трое городовых ждали: хватать, что ли, или как?
- Невиновная? Разберут. Пошла! - он даже не оглянулся, как там берут городовые. - А! Вавич! Вали на ту сторону, - крикнул Воронин через визг детей, - вали живей, сукиного сына! - Он снял за воротами фуражку и обтер рукавом потную лысину.
Казаки верхами сомкнули круг. Вавич глянул: люди, как без лиц, шатались внутри круга, и не найти, где его, которых он выволок. Ведь семь человек выволок.
- Конвоировать в тюрьму! - сказал полицмейстер с подножки кареты.
В это время казаки посторонились. Потеснили вбок арестованных.
Два артиллерийских офицера на извозчике - молодой сидел бочком, бледный, и все время поправлял фуражку, извозчик шагом пробирался мимо толпы.
- И ЧЕРТ его знает. И поколей тут... - и Филипп со всей силы ударил себя по колену. Наденька смотрела пристальными глазами, приоткрыла рот. - Дьявол! - И Филька будто воздух грызнул и повернулся всем стулом.
Надя сама не знала, что прижала оба кулачка к груди.
- А, сволочь! Дрянь тут всякая путается, заводит - как раз им в рот. На вот. На! Дурье! - крикнул Филипп, вскинул коленом и топнул всей ступней. Чашки звякнули укоризненно. - Да нет! В самом деле, - Филипп встал, полуоборотясь к Наде, развел руками. - Ты б видала. Ты тут сидела, а там прямо, распродери их в смерть, в доску маму! Как провокатор какой.
- А ты... - хрипло начала Надя.
- А ты! А ты! - перебил Филипп. Шагнул, топая в угол. - А ты! Что - а ты? - вдруг повернул он к Наде лицо, и щеки поднялись и подперли глазки, и нельзя узнать: заплачет или ударит. - А ты не знаешь, что сказано? - и он подался лицом вперед. - Сказано: коли началось, хоть против всякой надобности, бери в свои руки. И верно! И надо! Да! - Филипп повернулся, откусил кусок папироски и плюнул им в угол. - А ты! А ты! Вот тебе и а ты: трое там лежать осталися, да еще в проулках нахлестают так, что из дому их... серой... да, да! Чего смотришь? Серой не выкуришь, распротуды их бабушку. Наших, я говорю. Комитет! Где он твой комитет? Где он был? Комитет твой, говоришь, где он?
- Я ничего не говорю... - Надя во все глаза следила за Филиппом.
- А не говоришь, так молчи!.. И говорить нечего. Филипп вдруг повернулся к двери и вышел. Наденька оперлась рукой о стол и смотрела на скатерть, на синие кубики, онемела голова, и не собиралось голоса и груди.
- Сейчас миллион эксцессов возможен, - примеряла слова Надя, чтоб спокойно и внушительно сказать Филиппу, - пусть начнет по-человечески говорить, пусть потом скажет, как он, как он-то. - Если б знала, если б знала - нахмурила брови Надя, - была б там, непременно была бы! - И жар, жар вошел в грудь. - Пусть выстрелы, так и надо! И все равно стать наверху - не думайте, не трушу, а говорю твердо, - и задышала грудь, и глаза напружинились. Надя твердым кулачком нажала на скатерть.
Не слыхала шагов и оглянулась, когда скрипнула дверь. Филипп вмиг отвел глаза, но Надя поняла, что он видел, все уж видел в этот миг.
- Понимаешь, - полушепотом начал Филипп, он чуть улыбался, - понимаешь ты - я кричу им: "Назад, сволочи. Назад. Как рябчиков вас тут всех к чертям собачьим постреляют! К чертовой, - кричу, - матери отсюда!"
- А сам как? Сам, Филя?
- А сам стою на верхушке на самой, - Филипп на секунду стал, глянул, как вспыхнуло Надино лицо, - да. На самой верхушке, махаю на них кепкой, как на гусей, а тут дурак какой-то возьми и тык флаг. Когда смотрю - уж летят на нас, сабли - во!
Филипп поднял кулак, потряс - во!
Наденька передернула плечами.
В это время кто-то осторожно постучал в окно. Филипп встряхнул головой:
- Пройди на кухню, духом, - Филипп толкнул Надю в локоть. Надя на цыпочках выбежала.
- Забери это, - Филипп совал в темный коридор Надин салоп и шляпу.
Аннушка глянула из-под мышки - стирала у окна. Наденька совалась с вещами, не знала, куда положить.
Филипп быстро прошел по коридору, запер наплотно двери в кухню. Аннушка снова глянула исподнизу и уперлась взглядом в запотевшее окно. Надя стояла возле плиты, прижимала к себе салоп, слушала.
- Ну входи, входи, - вполголоса говорил в сенях Филипп. Наденька прислушивалась, но Аннушка сильней зачавкала бельем в корыте.
- Егора, еще кого? - слышала она отрывками Филиппов голос. - Ну! Ну! Так будет?
Наденьке хотелось присунуться к дверям, но Аннушка захватила корыто, пыхтя, отодвинула Надю вбок, потом к окну, с шумом лила в отлив мыльную воду.
- Ну ладно, счастливо, - услыхала Надя, и щелкнула задвижка в дверях.
Филипп прошел к себе. Потом опять его шаги, уж густые, твердые. Он открыл дверь в кухню - он был в шапке, покусывал папиросу в углу губ, брови ерзали над глазами.
- А ну, иди сюда, - шепотом сказал Филипп и мотнул головой в коридор - Того, знаешь, Надя, приходил один нырнуть надо до времени
- Что? Провал? Где? - У Нади шепот нашелся серьезный, деловой, и от шепота своего стало тверже в душе
- Да там из комитетчиков, а я кандидат, знаешь Наденька оглянулась на кухонную дверь, там было совсем тихо