- Так точно! - и лампа подрагивает в руке.
- Без прописки не пускаешь? Смотри! Да, "никак нет", а потом... А ну, давай номер! Без клопов мне, гляди.
Швейцар, в пальто поверх белья, схватил с доски ключ.
- Пройдемте-с.
Две свечи разгорались на крашеном трюмо. Швейцар побежал за бельем. Виктор глянул на себя в зеркало - бочком поглядел. "Недаром струсил - есть что-то", - и еще нажал глазом искоса. Подошел ближе. Попробовал рукой подбородок. Швейцар заправлял подушку в свежую наволочку.
- Разбудишь завтра в девять. Цирюльник когда открыв��ет? В десятом? Ну, проваливай.
- Барышню не прислать? - шепотом спросил швейцар.
- С барышнями тут, дурак! Проваливай, марш!
Виктор стал раздеваться. Полез в шинель: в кармане браунинг, положить под подушку - черт ведь их знает! - и вдруг бумажка: "Ах да! Грунина".
Виктор, нахмуренный, с приоткрытым ртом подошел к свече.
"Витенька, страх боюсь, пришли весточку с городовым". Карандашом синим, наспех. Виктор скомкал в шарик бумажку, швырнул в сухую чернильницу на столе. Завернулся в одеяло, с силой дунул в свечку. Через минуту встал, нашарил спички, - и пока разгоралась свеча, подбежал к столу, достал из чернильницы комочек и босиком прошлепал к вешалке - сунул в шинель.
"И тревожить не к чему - спит уж, поди. Какие тут весточки? Шестой час! А в двенадцать быть - это все равно как приказ".
Виктор повернулся на бок, натянул на голову одеяло. "Зубки! Мало что зубки, а, может быть, просто дело. Насчет Соборного и еще там черт знает чего... тайного даже..." - Виктор нахмурил брови и зажал глаза.
Вавич вышел из парикмахерской, и сырой ветер холодил свежевыбритый подбородок, повернул на ходу поясницей, ладно в талии облегал казакин. Как в дорогом футляре нес себя Виктор. Ботфорты - уж перестарался швейцар - вспыхивают на шагу. Отсыреют дорогой. "Ведь пошлет еще, того гляди, Фроську в участок справляться. Оттуда в Соборный еще эту дуру погонят. Послать, может быть!" Виктор поддал ходу - на углу против собора всегда толкутся посыльные, застать бы хоть одного дурака. Виктор зашел в ворота, быстро достал из портфеля клок бумаги.
"Жив и здоров, - писал Виктор, - жди"... Надо "Грунечка" и никак... и крупными буквами медленно вывел "Грунечка"... "к четырем".
Сложил аптекарским порошком и написал адрес. Вон торчит красная щапка. Виктор чуть бегом не побежал, чтоб не перехватил кто.
- Мигом, ответа не надо. Подал и вон, без разговорчиков. Получай! - Виктор сунул письмо и двугривенный.
К дому полицмейстера Виктор подходил с деловым, почтительным лицом. Он еще раз обдернул шинель перед дверью и нажал коротко звонок: ровно двенадцать.
Он услыхал, как легко подбежали каблучки, дверь распахнулась, сама Варвара Андреевна раскрыла дверь, в легком желто-розовом шелке, коричневый пояс на узкой талии и широкие концы еще качались с разлету.
Виктор сдвинул каблуки и козырнул, наклонившись.
Варвара Андреевна держалась за раскрытую дверь, улыбалась с лукавой радостью. Виктор краснел.
- Ну! - тряхнула головой Варвара Андреевна. - Скорей! Виктор перешагнул порог. Она тянула его кушак.
- Сюда, сюда! Ноги вот тут покрепче, без калош ведь, франт какой.
Виктор тер ноги, краснел, улыбался. Варвара Андреевна отстранилась и сбоку яркими глазами смотрела. И вдруг на миг, как молния, оскалились зубки, она прянула к Виктору, поцеловала в губы, как грызнула на ходу, и отскочила к портьере.
- Нет, нет, не снимай здесь шинель, - шептала весело Варвара Андреевна, - идем ко мне, ко мне. - Она взяла Виктора за руку и пошла на цыпочках впереди, высоко поднимала на ходу ноги, как дети подкрадываются, и легкий широкий шелк веял около ног и волновал складками, чуть шуршал, и чуть пахли духи. Было тихо кругом, и ковер внизу заплел все узором, и Виктор смотрел, как впереди узкая туфелька на остром каблучке ступала в один узор, в другой, и воздух шел тонкий, как ветер из неведомой страны - от духов. А она, как девочка - за ручку и ножками как! Они прошли в столовую. Варвара Андреевна остановилась на миг, огляделась, как будто кралась в чужой дом, улыбнулась воровски Виктору и тихонько ступила на глянцевый паркет, и тонкие ножки стульев длинно отражались в полу. Стулья стояли по стенам и, будто отвернув лицо, не глядели.
Она вдруг быстро засеменила ножками в полутемный коридор и в раскрытую дверку, направо, круто свернула Виктора. И в большом зеркальном шкафу увидал Виктор ее и у ней за плечом, над желтым шелковым плечом, свое лицо и полицейскую фуражку - и удивился фуражке, как будто не знал, что она на его голове. Совсем другая, думал, его голова. Варвара Андреевна секунду стояла перед зеркалом, глядела радостно на себя. Потом быстро обернулась:
- Запирай двери! На ключ. Ключ сюда дай! - она засунула ключ куда-то в платье.
Вавич стоял и обводил глазами розовую в цветах мебель и китайскую ширму с птицами.
Варвара Андреевна села с размаху на диванчик, и вздулся на платье легкий шелк, и чуть, на миг один, Виктор увидал длинные желто-розовые чулки и пряжки на шелковой ленте.
- Ну, раздевайся, - смеялась Варвара Андреевна. Виктор снял шашку, расстегивал шинель.
- Сюда, сюда, на крючок вешай. Шашка у тебя острая? Настоящая? Вынь! Ух, какая! Дай сюда. Вытри масло это.
Виктор вынул новенький носовой платок, обтер шашку. Шашка строго блестела, как полузакрытый настороженный глаз.
- Дай, дай! - Варвара Андреевна приоткрыла зубки, и глаза напряглись над шашкой. Она пробовала пальчиком лезвие, острие конца.
- Ух, какая... - жадно шептала Варвара Андреевна.
Виктор вешал шинель и видел, как она повернула шашку концом в грудь, в самый низ треугольного выреза, и тихонько давила. Она сидела прямо и скосилась широким глазом в зеркало. Потом она встала, подняла высоко руку, и Виктор видел в зеркало, как она дышала и вздрагивала - и медленно засовывала шашку в декольте, за платье, пока эфес не остановился у выреза, медный, блестящий.
- Что вы делаете?..
Виктор подошел сзади, вплотную и чувствовал, как вздрагивало тело и скользило под шелком.
Варвара Андреевна вдруг резко повернулась к нему.
- Режь! Режь платье! - сквозь сжатые, сквозь оскаленные зубки приказала и откинула в стороны руки и кинула вверх головку. - Режжь! - и Варвара Андреевна затрясла головой.
Виктор взялся за эфес, и теплота груди влилась в руку.
- Поверни... к платью... так! Режь!
Виктор осторожно стал двигать шашкой, слышал, как лопался шелк, отлетали кнопки. Он не мог уж удержать руки, и зубы сжались, как у Вари, и Виктор дернул под конец шашку.
- Хах! - Варя запрокинула голову, закрыла глаза. Платье распалось.
Варвара Андреевна плескала себе в лицо над мраморным умывальником, стукала ножкой педаль.
- Фу! И чего я тебя так люблю, - говорила Варвара Андреевна сквозь всплески воды, - дурак ты мой! Ведь ты дурак, - и Варвара Андреевна засмеялась, глядела веселым, мокрым лицом на Виктора. - Поверь мне, честное слово - ду-рак. А прямо, - и она снова заплескалась, - прямо замечательный... Как ты к бомбе-то! ух! и пошел, и пошел! А бомба-то, знаешь, не настоящая. То есть ужасная, ужасная! - Варвара Андреевна встряхивала мокрыми руками. - В ней масса взрыву, только она не могла взорваться, офицеры сказали - можно гвозди заколачивать... А Грачек умный... Сеньковский глупее. То есть и так и сяк. А ты... Да! А третий вовсе был дурак! Ура!
- Грачек мерзавец, - сказал Виктор, насупился.
- А ты? - и Варя вытянула к нему головку, личико смешное в мыле.
Виктор краснел, в висках стучало, и смотрел вбок, на дверь.
Варвара Андреевна была уже в коричневом бархатном платье с высокой талией, с белыми кружевами и пахла свежим душистым мылом.