Когда Люси проснулась во вторник утром Шелби уже собралась. Ее кровать была заправлена, стеганое одеяло ручной работы из квадратных кусочков материи свернуто в изножье кровати, пушистая красная жилетка и сумка висели рядом с дверью.
Все еще одетая в пижаму, Люси поставила кружку с водой греться в микроволновку, чтобы сделать чай, затем села, проверить свою электронную почту.
Кому: [email protected]
От кого: [email protected]
Отправленно: Понедельник 11/16 13:34
Тема: Пытаюсь не перейти на личности.
Дорогая Л,
Получила твое письмо, и начнем с начала, я тоже по тебе скучаю. Но у меня есть немного сумасшедшее предложение: мы должны все наверстать. Ненормальная Келли и ее дикие идеи. Я знаю, что ты занята. Я знаю, что ты находишься под наблюдением и тебе тяжело сделать что-либо тайком. Но я не знаю каждой детали твоей жизни. С кем ты обедаешь? Какой урок тебе нравится больше всего? Что вообще произошло с тем парнем? Видишь, я даже не знаю его имени. Я ненавижу это.
Я рада, что у тебя появился мобильный, но не пиши мне сообщение о том, что ты позвонишь. Просто звони. Я не слышала твоего голоса сто лет. Я не зла на тебя. Пока что.
Обнимаю.
Люси закрыла письмо. Разозлить Келли было почти невозможно. Она раньше никогда этого не делала. Сам факт, что Келли даже не подозревает, что Люси врет, доказывает насколько они отдалились. Люси было очень стыдно.
В следующем письме:
Кому: [email protected]
Отправлено: Понедельник, 16 ноября в 20-30
Тема: Дорогая, мы тоже тебя любим.
Люси, малышка,
Твои письма освещают наши дни. Как поживает команда по плаванию? Ты сушишь волосы, ведь сейчас на улице холодно? Я знаю, что ною, но я скучаю по тебе.
Как думаешь, тебе разрешат покинуть Меч и Крест на следующей неделе на День благодарения? Может папа позвонит декану? Мы не хотели спешить, но твой папа уже съездил и купил индейку на всякий случай. Я заполнила дополнительную морозилку пирожками. Ты все еще предпочитаешь со сладкой картошкой? Мы тебя любим и все время думаем о тебе.
Мама.
Рука Люси замерла на мышке. Утро вторника. До Дня благодарения оставалось еще полторы недели. Первый раз ее любимый праздник не занимал все ее мысли. Но также быстро как эта мысль пришла ей в голову, она постаралась прогнать ее прочь. Мистер Коул ни за что не отпустит ее домой на День благодарения.
Она уже хотела нажать "ответить", когда мигающий оранжевый конвертик в углу экрана привлек ее внимание. Майлз был в сети. Он пытался с ней пообщаться в чате.
Майлз (8-08): Доброе утро, мисс Люси.
Майлз (8:09): Я УМИРАЮ С ГОЛОДУ. Ты просыпаешься такой же голодной, как я?
Майлз (8:15): Не хочешь позавтракать? Я зайду за тобой по пути. 5 минут?
Люси посмотрела на часы: 8-21. Раздался стук в дверь. Она все еще была в пижаме. Все еще не причесана. Она приоткрыла дверь.
Утреннее солнце залило деревянный пол коридора. Это напомнило ей о всегда солнечной лестнице в родительском доме, по которой она спускалась на завтрак, о том, как весь мир выглядел ярче, когда смотришь на него через коридор заполненный светом.
Майлс сегодня был без своей Доджерской кепки, поэтому это был один из немногих разов, когда она могла ясно видеть его глаза. Они на самом деле были темно синие, как синие небо летом в восемь часов. Его волосы были мокрые, и вода капала на плечи его майки. Люси сглотнула, неспособная остановить себя от представления его в душе. Он ей улыбнулся, показывая ямочки и свою супер белую улыбку. Он сегодня казался настоящим калифорнийцем, Люси была удивленна, насколько хорошо он выглядел.
— Эй. — Люси старалась спрятать за дверью как можно больше своего тела в пижаме. — Я только что увидела твое сообщение. Я за завтрак, но я еще не одета.
— Я могу подождать. — Майлз прислонился к стене коридора. Его живот громко забурчал. Он попытался скрестить руку на поясе, чтобы заглушить звук урчания.
— Я быстро, — засмеялась Люси, закрывая дверь. Она встала напротив шкафа, пытаясь не думать ни о дне благодарения, ни о родителях, ни о Келли, ни о других дорогих ей людей, которые все сразу ускользали от нее.
Она вытащила длинный серый свитер из шкафа и надела его вместе с черными джинсами. Она почистила зубы, одела большие серебряные серьги, помазала руки лосьоном, схватила свою большую сумку и взглянула на себя в зеркало.
Она не выглядела как девушка, у которой проблемы в отношениях, или как девушка, которая не может поехать на день благодарения домой к семье. В этот момент она выглядела как девушка, взволнованная тем, что за дверью, которую она сейчас откроет, стоит парень, рядом с которым она чувствует себя нормальной и счастливой и вроде как всеобъемлюще прекрасной.
Парень, который не был ее возлюбленным.
Открывая дверь Майлзу, она вздохнула. Его лицо сияло.
Когда они вышли, Люси осознала, что погода изменилась. Залитый солнцем утренний воздух был таким же свежи, как и прошлой ночью, когда они с Даниелем были на крыше. И тогда он казался очень холодным.
Майлз протянул ей свою огромную куртку цвета хаки, но она отмахнулась. — Чтобы согреться, мне нужно немного кофе.
Они сели за тот же самый стол, за которым сидели на прошлой неделе. В тот же момент пара студентов официантов поспешили к ним. Оба парня казались друзьями Майлза, они шутливо разговаривали. Люси никогда так не обслуживали, когда она сидела с Шелби. Пока парни закидывали Майлза вопросами, — как сыграла его любимая футбольная команда, смотрел ли он ролик на YouTube о парне, который подшутил над своей девушкой, были ли у него планы на сегодняшний вечер после школы, — Люси оглядывала террасу в поисках своей соседки, но не могла ее найти.
Майлз отвечал на все вопросы парней, но казался не заинтересованным в продолжение беседы. Он указал на Люси. — Это Люси. Она хочет большую чашку вашего самого горячего кофе и…
— Омлет, — сказала Люси, закрывая маленькое меню, которое каждый день печаталось в столовой Береговой линии.
— Тоже самое для меня, спасибо парни. — Майлз вернул им меню и повернулся к Люси. — Кажется, я не видел тебя в последнее время вне уроков. Как дела?
Вопрос Майлза удивил ее. Может потому, что уже с самого утра чувство вины ее не покидало. Ей понравилась то, что не было вопросов типа «Где ты пряталась?» или «Ты меня избегаешь?». Просто вопрос: «Как дела?»
Она лучезарно улыбнулась ему, затем улыбка начала угасать и в конце концов она содрогнулась, сказав, — Все нормально.
— О.
Ужасная ссора с Даниелем. Ложь родителям. Потеря лучшей подруги. Часть ее хотела все выложить Майлзу, но она знала, что не станет делать это. Не могла. Это бы перевело их дружбу на другой уровень, и она не думала, что это была хорошая идея. У нее раньше никогда не было друга парня, такого друга, с которым она могла бы всем поделиться и полагаться как на подругу. Станет ли все… сложнее?
— Майлз, — наконец-то сказала она, — что люди делают тут на день благодорения?
— Я не знаю. Думаю, я никогда не был поблизости, чтобы узнать. Иногда мне хотелось бы. День благодарения в моем доме проходит в неприятно огромной компании. Самое малое сто человек. Как десять курсов. И все в строго вечерних костюмах.
— Ты шутишь.
— Он покачал головой. — Хотелось бы. Серьезно. Мы даже нанимаем парковщиков. — После паузы он добавил. — А почему ты спрашиваешь — подожди, тебе некуда идти?
— Ох…
— Ты поедешь. — Засмеялся он ее шокирующему выражению. — Пожалуйста. Мой брат в этом году не приедет из колледжа, а он был единственным моим утешением. Я показал бы тебе Санта-Барбару. Мы смогли бы заменить индюшку на самые лучшие в мире тако в Супер Рика. — Он поднял одну бровь. — Это было бы менее мучительно, если ты была бы там со мной. Могло бы даже быть весело.
Пока Люси обдумывала его предложение, она почувствовала рука у себя на плече. Она сразу же узнала прикосновение, — успокаивающее с целебной силой, — Франчески.
— Я говорила с Даниелем вчера вечером, — сказала Франческа.
Люси пыталась не реагировать, когда Франческа нагнулась. Пошел ли Даниель к ней вчера после того как Люси на него накричала? Сама идея заставила ее ревновать, хотя она даже не знала почему.
— Он переживает за тебя. — Франческа задумалась и, казалось, искала лицо Люси. — Я сказала, что ты хорошо справляешься учитывая твое новое окружение. Я сказала ему, что я в твоем полном распоряжении. Пожалуйста пойми, что ты можешь приходить ко мне, если у тебя есть вопросы. — Острота появилась в ее взгляде, жесткое, свирепое качество. Приходи ко мне, а не к Стивену, казалось, читалось в ее взгляде.
И затем Франческа ушла, так же быстро как и появилась, шелковая подкладка ее белого шерстяного пальто шуршала о ее колготки.
— Итак… День благодарения, — наконец-то сказал Майлз, потирая руки.
— Хорошо, хорошо. — Люси проглотила остатки кофе. — Я подумаю об этом.
Шелби не появилась в домике Нефилимов на утренние уроки, — лекцию по призыву ангельских предшественников, что-то вроде послания небесной голосовой почты. К обеду Люси начала нервничать. Но войдя в класс по математики, она наконец-то заметила знакомую красную жилетку и практически кинулась к ней.
— Эй! — Она дернула за густой блондинистый хвостик свой соседки по комнате. — Где ты была?
Шелби медленно обернулась. Взгляд на ее лице напомнил Люси о первом дне в Береговой линии. Ноздри Шелби расширились и ее брови выгнулись вперед.
— Ты в порядке, — спросила Люси.
— Прекрасно. — Шелби отвернулась от нее и начала мухлевать над ближайшем замком, подобрав комбинацию, она его открыла. Внутри лежал футбольный шлем и пустые бутылки от Гаторейда. На внутренней стороне дверки висел плакат девушки.
— Это вообще твой шкафчик? — спросила Люси. Она не знала ни одного Нефилима, которых пользовался бы шкафчиком, но Шелби копалась в этом и лихо выкидывала через плечо грязные потные носки.
Шелби захлопнула шкафчик и направилась к следующему. — Сейчас ты меня осуждаешь?
— Нет. — Люси покачала головой. — Шел, что происходит? Ты исчезла этим утром, не пришла на уроки…
— Сейчас я здесь, не правда ли? — Шелби вздохнула. — Френки и Стивен не против, чтобы у девушки был свободный день, не как эти гуманоиды.
— Зачем тебе понадобился свободный день? Ты была в порядке прошлой ночью, пока…
Пока Даниель не появился.
Как раз перед тем, какДданиель появился в окне, Шелби побледнела, затихла и лежала вытянувшись на кровати.
— Пока Шелби смотрела на Люси так, будто у нее резко упал на половину IQ, Люси осознала, что стоит посереди зала. Там, где заканчивались ржавые шкафчики, вдоль серой стены выстроились в ряд девушки: Доун, Жасмин и Лилит. Элегантные девушки одетые в шерстяные кофты, как Ами Браншоу из дневного класса. Никчемные девушки с пирсингом, которые были немного похожи на Арин, но с ними было не так весело болтать. Несколько девушек, которых Люси никогда не видела. Девушки с прижатыми к груди книгами, со жвачкой во рту, бросающие взгляды то на ковер, то на деревянный потолок, то на друг друга. Куда угодно, только не прямо на Люси и Шелби. Хотя было очевидно, что все они подслушивали.
Болезненное чувство в животе начало говорить ей почему. Это было самое большое сборище Нефилимов и обычных людей, которое Люси до сих пор видела. И каждая девушка понимала:
Шелби и Люси собрались подраться из-за парня.
— О, — сглотнула Люси. — Ты и Даниель.
— Да. Мы. Давным-давно. — Шелби не смотрела на нее.
— Ладно. — Люси сосредоточилась на том, чтобы дышать. Она справится с этим. Но шепот девочек, облетевший стены вокруг, заставил ее чувствовать себя отвратительно, она задрожала.
Шелби усмехнулась. — Ну, извини, если сама идея вызывает у тебя отвращение.
— Это совсем не из-за этого. — Но Люси чувствовала отвращение. Она была противна себе. — Я всегда… всегда думала, что я была единственной…
Шелби положила руки ей на плечи. — Ты думала, что каждый раз, когда ты пропадаешь на 17 лет, Даниель бьет баклуши? Земля вызывает Люси, у Даниэля были девушки до. Или между, или неважно. — Она остановилась, чтобы искоса взглянуть на Люси. — Ты действительно так увлечена собой?
Люси молчала.
Шелби проворчала что-то и повернулась лицом к остальной толпе в холле. — Это силовое поле эстрогена должно рассеяться, — рявкнула она, указывая пальцами на них. — Двигайте отсюда. Все вы. Быстро!
Как только девушки поспешно удалились, Люси прислонилась головой к холодному металлическому шкафчику, желая залезть в него и скрыться ото всех.
Шелби прислонилась спиной к стене рядом с лицом Люси. — Знаешь, — сказала она, и ее голос звучал мягче, — Даниель дерьмовый парень. И лжец. Он лжет тебе.
Люси выпрямилась и пошла на Шелби, чувствуя, как горят ее щеки. Люси могла злиться на Даниэля сейчас, но никто не смел так говорить о ее парне.
— Вау, — Шелби попятилась назад. — Остынь. Боже. — Она сползла по стене и села на пол. — Слушай, я не должна была поднимать эту тему. Это была всего одна глупая ночь очень очень давно, парень был очень несчастным без тебя. Я не знала тебя тогда, и подумала, что все слухи о вас двоих…большое занудство. Что, должна сказать тебе, объясняет огромное недовольство, которое я испытала, услышав твое имя.
Она похлопала по полу рядом с собой, и Люси тоже села на пол. Шелби попробовала улыбнуться ей. — Я клянусь, Люси, я никогда не думала, что познакомлюсь с тобой. Я никогда не подозревала, что ты окажешься такой… милой.
— Ты считаешь меня милой? — спросила Люси, тихонько улыбаясь самой себе. — Ты была права, говоря, что я сосредоточена только на себе.
— Ух, я говорю, что думаю. Ты одна из тех людей, "на которых невозможно злиться", не так ли? — Шелби вздохнула. — Отлично. Я прошу прощения за то, что бегала за твоим парнем, и за то, что ненавидела тебя раньше, до того как узнала. Я не хочу делать это снова.
Это было странным. Вещь, которая может немедленно отдалить двух друзей, в действительности сблизила их. Это не было ошибкой Шелби. Каждая вспышка гнева, которую Люси ощущула по этому поводу, была чем-то, что она должна была обсудить с… Даниэлем. Одна глупая ночь, сказала Шелби. Но что действительно произошло?
Закат застал Люси, спускающейся твердой походкой на пляж. Было холодно, когда она подходила ближе к воде, становилось еще холоднее. Последние лучи солнца плоглядывали сквозь тонкие облака, окрашивая их в оранжевый, розовый и пастельный синий цвет. Спокойное море простиралось перед нею, похожее на путь к Небесам.
Пока она не дошла до широкого круга на песке, все еще почерневшего от костра Роланда, Люси не знала куда идет. Затем она оказалась возле высокой скалы, куда Даниель ее утащил. Где они танцевали и провели несколько драгоценных моментов на какие глупые споры по поводу цвета ее волос.
У Келли однажды был парень в Довере, с которым они порвали из-за спора о тостере. Кто-то из них забил его огромном Нью-Йоркской баранкой, а другой из-за чуть не рехнулся. Люсе не помнила всех деталей, но она вспомнила, что тогда подумала: «Кто же расстается из-за кухонных приборов?»
В действительности причина была не в тостере, сказала ей Келли. Тостер был только признаком, чем-то, олицетворяющим все, что было неправильным между ними.
Люси ненавидела то, что она и Даниэль продолжали ссориться. Та ссора на пляже из-за того, что она покрасилась, напомнила ей об истории Келли. Было похоже на анонс большего: более уродливого конфликта на пути.
Укрываясь от ветра, Люси поняла, что пришла сюда в надежде понять, что пошло не так в ту ночь. Она глупо искала каких-либо знаков на воде, ответов, вырезанных на грубой вулканической скале. Она искала везде, но только не в себе. Так как внутри Люси была лишь огромная тайна ее прошлого. Возможно, ответы все еще находились в Предвестниках, но сейчас они как бы ни было печально, находились вне ее досягаемости.
Она не хотела винить Даниеля, именно она была такой наивной, предполагая, что их отношения были эксклюзивными все время. Но он никогда не говорил иначе. Так что, именно он практически ввел ее в шоковое состояние. Это было неловко. И еще один пункт добавился в список вещей, которые Люси заслуживала знать, и о которых Даниель не думал ей рассказывать.
Она почувствовала что-то вроде дождя, моросящее ощущение на своих щеках и кончиках пальцев. Только оно было теплым, а не холодным. И оно было похожим на пудру и легким, а не мокрым. Она подняла лицо к небу и была ослеплена мерцающим фиолетовым светом. Она не переставала смотреть, даже когда свет стал ярким до боли, не желая заслонять глаза. Частицы медленно двигались в стороны воды, принимая начертание и форму, которую она узнала бы где угодно.
Он, казалось, стал более великолепным. Его босые ноги колебались в нескольких сантиметрах от воды, когда он приблизился к берегу. Его широкие белые крылья будто были обрамлены фиолетовым светом, и пульсировали на ветру. Это было не честно. Как он выглядел, когда она смотрела на него — его вид внушал страх и восторгал. Она с трудом могла думать о чем-то еще. Раздражение или мучающее разочарование исчезли. Осталось только бесспорное восхищение им.
— Ты вернулся, — выдохнула она.
Голос Даниеля послышался над водой, — Я говорил тебе, что хочу поговорить с тобой.
Люси поджала губы. — О Шелби?
— Об опасности, которой ты продолжаешь себя подвергать. — Даниэль говорил так четко. Она ожидала, что упоминание о Шелби вызовет какую-нибудь реакцию. Но Даниэль только поднял голову. Он достиг влажного края пляжа, где море волновалось и пенилось, и парил перед нею. — Что на счет Шелби?
— Ты, правда, собираешься притворяться, что ты ничего не знаешь?
— Подожди. — Даниэль опустился на землю, присев в глубоком плие, когда его подошвы коснулись песка. Затем он выпрямился, его крылья потянулись назад, от его лица, послав волну воздуха. Люси впервые почувствовала, какие они должно быть тяжелые.
Даниэль достиг ее меньше чем через две секунды. Но когда его руки обвились вокруг ее спины и он прижал ее к себе, он больше не мог двигаться также быстро.
— Давай не будем опять начинать с плохого, — сказал он.
Она закрыла глаза, и позволила ему оторвать ее от земли. Его рот нашел ее, и она подняла лицо к небу, позволяя ощущению его присутствия захватить ее. Не осталось ни темноты, ни холода, только восхитительное ощущение от погружения в его фиолетовое сияние. Даже звук океана был заглушен мягким гулом, энергией тела Даниэля.
Ее руки крепко обняли его за шею, затем погладили крепкие мускулы на его плечах, касаясь мягких, плотных крыльев. Они были сильными, и белыми, и мерцающими, всегда гораздо больше, чем она помнила. Два больших паруса, простирающиеся с двух сторон, прекрасные и гладкие. Пальцами она могла почувствовать натяжение, как касание плотно натянутого холста. Но более шелковистый, и чрезвычайно мягкий, как бархат. Они, казалось, отвечали на ее прикосновение, даже тянутся вперед, чтобы потереться об нее, прижимая ее ближе, пока она не была спрятана в них, прижимая сильнее, но все еще не достаточно. Даниэль вздрогнул.
— Так хорошо? — прошептала она, потому что иногда он нервничал, когда вещи между ними начинали нагреваться. — Это причиняет тебе боль?
Сегодня ночью его глаза были жадными. — Замечательно. Несравнимо ни с чем.
Его пальцы скользили по ее талии, пробираясь под свитер. Как обычно, даже малейшая ласка Даниеля делала ее слабой. Сегодня его прикосновение было более сильным. Почти грубым. Она не знала, что с ним, но ей это нравилось.
Его губы нашли ее, затем поднялись выше, поцеловав ее нос, нежно опустились на ее закрытые веки. Когда он отстранился, она открыла глаза и уставилась на него.
— Ты такая красивая, — прошептал он.
Это было именно то, что хотели бы услышать большинство девушек — вот только, как только он произнес эти слова, Люси почувствовала себя выдернутой из своего тела и замененной кем-то другим.
Шелби.
Но не только Шелби, потому что нет никакой вероятности, была ли она единственной? Целовал ли Даниэль другие глаза и носы и скулы? Другие тела прижимались к нему на пляже? Другие губы целовали, другие сердца бились? Шептал ли другим комплименты?
— Что случилось? — спросил он.
Люси стало плохо. От их поцелуев могли запотеть окна, но как только они начинали использовать рты для других целей — таких как разговор — все усложнялось.
Она отвернулась. — Ты лгал мне.
Даниэль не стал насмехаться или злиться, как она ожидала, или почти ждала от него. Он присел на песок, оперся руками о колени и уставился на пенистые волны. — О чем именно?
Даже когда слова были сказаны, Люси тут же пожалела о том, что она делает. — Я могу поступать как ты — не буду тебе ничего говорить, никогда.
— Я не смогу рассказать тебе о чем-либо, что ты хочешь знать, если ты мне не скажет, что тебя мучает.
Люси подумала о Шелби, но когда она представила, как разыграет карту ревности, то поняла, что это только заставит его заботиться о ней, как о ребенке, Люси почувствовала себя вызывающей жалость. И вместо этого она сказала, — У меня ощущение, что мы — незнакомцы. Будто я не знаю тебя лучше других.
— О. — Его голос был тихим, но его лицо было так нечеловечески спокойным, что Люси захотела встряхнуть его. Ничто не смутило его.
— Ты держишь меня здесь в заложниках, Даниэль. Я ничего не знаю. Я никого не знаю. Я одинока. Каждый раз, когда я тебя вижу, ты воздвигаешь новую стену, и ты никогда не впускаешь меня. Ты притащил меня сюда…
Она думала о Калифорнии, но было больше, чем это. Ее прошлое, то ограниченное понятие его, которое у нее было, предстало отчетливо в ее мыслях, как упавшая часть фильма, размотанная на полу.
Даниель протащил ее намного дальше Калифорнии. Он протащил ее через века ссор, таких как эта. Через мучительные смерти, которые приносили боль всем, кто окружал ее — как те приятные пожилые люди, которых она навещала на прошлой неделе. Даниель сгубил жизнь той пары. Убил их дочь. Только потому, что он был какой-то самовлюбленный ангел, который всегда получал то, что увидел и захотел.
Нет, он не просто притащил ее в Калифорнию. Он притащил ее в проклятую вечность. Бремя, которое он один должен был нести. — Я страдаю — я и все кто любит меня — из-за твоего проклятия. На веки вечные. Из-за тебя.
Он вздрогнул, как будто она ударила его. — Ты хочешь вернуться домой, — сказал он.
Она пнула песок. — Я хочу вернуться. Я хочу, чтобы ты исправил все то, что сделал, вовлекая меня в это. Я только хочу прожить нормальную жизнь и расставаться с нормальными людьми из-за нормальных вещей, таких как тостеры, не о сверхъестественных тайнах вселенной, которые ты даже не доверяешь мне.
— Подожди. — Лицо Даниэля стало абсолютно белым. Его плечи напрягались, и руки дрожали. Даже его крылья, которые несколько минут назад казались настолько сильными, выглядели слабыми. Люси хотела коснуться их, будто они скажут ей, была ли боль, которую она видела в его глазах, реальна. Но она стояла на своем.
— Мы расстаемся? — спросил он тихим слабым голосом.
— А мы хотя бы вместе, Даниель?
Он поднялся на ноги и обнял ее лицо ладонями. Прежде чем она смогла отстраниться, она почувствовала, как ее щеки начинают пылать. Она закрыла глаза, пытаясь противостоять магической силе его прикосновения, но она была так сильна, сильнее всего на свете.
Это разрушило ее гнев, разрывая ее на куски. Кто она была без него? Почему притяжение к Даниелю всегда побеждает все, что отталкивает ее? Благоразумие, восприимчивость, самосохранение — ничто не может соревноваться. Это, наверное, часть наказания Даниеля. То, что она навеки привязана к нему, как марионетка к своему кукловоду. Она знала, что не должна желать его каждое мгновение своего существования, но она ничего не могла с этим поделать. Смотря на него, чувствуя его прикосновение — остальной мир блекнул на заднем плане.
Она лишь хотела, чтобы любить его не было всегда так тяжело.
— Что за проблема с тостером? — прошептал Даниэль ей на ухо.
— Думаю, я не знаю, чего я хочу.
— Я знаю. — Его глаза были напряженными, его пристальный взгляд не отпускал ее. — Я хочу тебя.
— Я знаю, но…
— Ничто этого никогда не изменит. Неважно, что ты услышишь. Несмотря на все, что может случиться.
— Но мне нужно большего, чем просто быть желанной. Я хочу, чтобы мы были вместе, по-настоящему вместе.
— Скоро. Я обещаю. Все это временно.
— Ты сказал. — Люси посмотрела на луну, поднявшуюся в небе. Она была как оранжевый бриллиант, как спокойное, тихое пламя. — О чем ты хотела поговорить со мной?
Даниель заправил ее светлые волосы за ухо, изучая прядь слишком долго. — О школе, — сказал он с нерешительностью, что заставило ее подумать, что он был не совсем честным. — Я попросил Франческу приглядывать за тобой, но я сам хотел увидеть. Ты чему-нибудь научилась? Ты хорошо проводишь время?
Она сразу почувствовала побуждение похвастаться своей работой над Предвестниками, о разговоре со Стивеном и о видении ее родителей. Но сейчас лицо Даниеля выглядела более энергичным и открытым, чем весь вечер. Он, казалось, пытался избежать ссоры, и Люси решила сделать также.
Она закрыла глаза. Она сказала ему то, что он хотел услышать. В школе все было хорошо. Она была в порядке. Губы Даниеля снова прильнули к ее губам, кратко, горячо, пока все ее тело не охватила дрожь.
— Я должен идти, — наконец сказал он, поднимаясь. Я не должен был быть здесь, но я не могу долго быть вдали от тебя. Я беспокоюсь о тебе каждую секунду. Я люблю тебя, Люси. Так сильно, что это причиняет боль.
Она закрыла глаза от удара его крыльев и тучи песка, поднявшейся вслед.