— Угу. До того, как хворь не начнется. Старлей — если вам велено обострить ситуацию, то тогда оно все понятно. А если это ваша самодеятельность, то как бы вас потом не взгрели бы за рвение. Худо-бедно за месяц ваших через нас прошло 122 пациента с разной патологией. Да еще наши к вам ездили вакцинации проводить — четырежды, между прочим. А так вы постраетесь — глядишь и кончится такая лафа. Не боитесь? Я уж молчу о том, что непосредственных участников действа я постараюсь, чтоб точно не принимали, или по тройному тарифу.
— Вы либо очень наглый, либо терять нечего и хамите напоследок — отмечает старлей.
— Ни то ни другое. Просто вы меня разозлили — говорю я чистую правду.
— Ишь, какой нежный — хмыкает старлей.
— Никак нет. А вы прикиньте по себе. Ежели я бы вас обвинил, скажем, в том, что это вы сдали взвод ваших людей сектантам. Как оно бы вам понравилось?
— Угрожаете? Угрожаете тем, что когда вас расколют, потянете за собой всех, кого захотите? — подлавливает меня старлей.
— Нет. Показываю, что обвинение проще выдвинуть, чем опровергать. А кроме того я с вами чай не пил, вы с меня сняли кучу ценных вещей, потом когда разберетесь, вернете всякого говна драного — дескать это и снимали. Вы ведь даже опись изъятого не составили. Потому с чего мне радоваться. И опять же — вот сейчас окажется, что кому-то помощь оказывать надо, а я у вас тут сижу, потому неоказание помощи ляжет на вас.
— Слышь, командир, давай я все-таки этой птице-говоруну по зубам дам? — с надеждой спрашивает злобный. Старлей всерьез задумывается над этим предложением, потом все таки мотает головой отрицательно. Так, что у нас получается? Понятия не имею, что получается, опыта ведения допросов у меня шиш, только что от кого слыхал. По ощущениям — вроде как старлей тоже не шибко силен в этом вопросе. Мне болтать дал свободно, но главное не это — хоть они меня и обыскали дважды, а рацию я затаил, шнурки с ботинок у меня не сняли, а даже на дивизионной гауптвахте это делали и вроде как в уставе гарнизонной и караульной службы у задержанных положено отнимать все. Тем более, чем они могут причинить вред себе или охране. Те же шнурки например — чтоб не повесился задержанный или, еще хуже, не надумал с удавкой на караульного напасть. То есть даже уставные нормы не выдержал старлей. Или выдержал? Если честно говорить, то из этого устава запомнилась мне только напевная фраза: "Слыша лай караульной собаки… Тьфу, лезет в башку всякая ересь. Но вот что дальше делать? Оно конечно пока все тихо и в общем мирно, но люди после Беды нервные, дерганые и с очень растрепанными нервами. Нет, конечно сейчас даже психопаты уже угомонились — ну или их угомонили, таких эксцессов, какие были в первый месяц после Беды уже гораздо меньше, тогда я бы и не успел удивиться, а меня этот злобный бы уже пристрелил. Сейчас вроде такая угроза не первоочередна.
Старлей с злобным уходят — что-то старлею его рация напела, оставшийся конвоир садится на тюк с пенопластом, закуривает. Очень хочется вытянуть рацию и возопить СОС, но вижу, что не успею. За стеночкой у меня за спиной какой-то бубнеж, точно там другая комнатка оказалась. Патовая ситуация. Ни рыпнуться, ни кинуться, ни удрать. С одной стороны меня искать будут. Но не скоро — пока не соберутся ехать на базу. То есть самое малое — несколько часов пройдет. За это время можно со мной что угодно сделать. Стрелять просто так не будут, а вот встречу с зомби устроить — раз плюнуть. И вроде как не при делах. Да и мало ли что бывает. У нас вон прапор в разведбате дивизионном дедов дрючил жестче чем салобонов, а потом вдруг утонул. Якобы в ноябре купаться пошел. И все шмотки свои на берегу разложил в образцовейшем уставном порядке. И следов никаких… Не, пока себя хоронить не стоит, это мы всегда успеем. Чего-то ждут, даже не допрашивали. Чего могут ждать? Ну, наверное, сначала должны собрать на меня компромат. Обвинители должны растолковать, что они могут на меня выкатить. Значит пока будут допрашивать сладкую парочку. А вот потом за меня примутся. И за эти несколько часов, пока наши чухнутся меня и увезти отсюда могут и мало ли что. С другой стороны морячки из Крона эту сценку видали, так что следочек остался. Интересно, вся эта сцена была все же спонтанной или постановкой? Нет, мне кажется, что для постановки все же слишком хорошо разыграно. Значит — не провокация? Если б была повокация утянули бы меня по — тихому, я бы и не мяукнул. Или нет? Черт, все эти тайные дела мне вообще-то неизвестны, разве что читал еще в армии Богомолова "Момент истины". Но это не учебник раз, во-вторых мне тут не поможет. А то, что захватившие меня не очень-то грамотно исполняют норма устава гарнизонной службы… Или я путаю и нормы по Дисциплинарному уставу? Так вот может быть это и впрямь не просто провокация, а какое-то недоразумение. Опять же — не сняли с меня шнурки… Ну, бывает и не такое. Вот Рокоссовскому и его штабникам солоно пришлось, когда привели пленного немецкого генерала. Тогда было очень важно пленить Паулюса и всех старших немецких офицеров попавших к нам в плен допрашивали на эту тему, где тот находится. Вот и пленного командира дивизии, отрекомендовавшегося генерал-майором фон Дреббером, сразу же доставили к Рокоссовскому. Дреббер знал, где находится Паулюс. Пунктуальный начштаба Малинин уточнил, почему у генерала полковничьи погоны. Дреббер ответил, что приказ о присвоении звания он получил радиограммой, а вот найти погоны не получилось в горячей ситуации — дивизию его наши как раз громили. Малинин предложил документально подтвердить сказанное про радиограмму, и генерал этот стал искать ее по карманам, залез в один свой карман, достал парабеллум, положил на стол, полез в другой, вынул оттуда вместо бланка радиограммы пистолет поменьше — вальтер, положил и его на стол, Малинин уже и не рад был, что спросил, наверное ожидал, что из следующего кармана немец достанет гранату, но тут наконец нашлась искомая бумажка и все вздохнули, надо думать, с облегчением. По свидетельству одного из штабников, они в тот момент ежа родили против шерсти. Они-то были безоружны, а охрана стояла за дверью, окажись пленный настоящим воином — вынес бы штаб Рокоссовского в минуту. И на удивленные возгласы слушавших этот очередной рассказ Павла Александровича о лопуховстве захвативших этого генерала разведчиков, музейщик мудро заметил, что во-первых брали не разведчики — там дивизия капитулировала, потому брала пехота, во-вторых это был все-таки генерал, не в смысле — вообще первый, но первый из Сталинградской группировки, сдавшийся со своим соединением, в-третьих никто не знал толком как обращаться с пленными такого ранга в то время, в-четвертых никто не ожидал, что у генерала фон Дреббера будет с собой такой арсенал, в-пятых такой фамилии не было в списках разведотдела (генеральское звание командир дивизии получил незадолго до пленения), да еще впридачу фамилию переврали и выдали аж в четырех разных вариантах, ну и, наконец, для того и ошибки, чтобы на них учиться.
За стенкой внезапно раздаются весьма узнаваемые удары и затрещины — явно кого-то лупят всерьез. Судя по тому, что слышу — хорошо лупят. Затрещин с оплеухами я за последнее время наслушался. Народ стал на руку невоздержанным. О, а сейчас пара пощечин прошла — они звонкие такие, в отличие от тупых, гаснущих в мясе кулачных ударов. Голос с хрипотцой вдруг громко и отчетливо орет:
— Я Родине одиннадцать лет служил!
И тут же снова затрещины. Голосок-то я опознал — это голос того самого Чмаренки. Хорошо орет. Воодушевленно. Даже я бы сказал — артистично. Значит его уже допрашивают и в ходе допроса колотят. Понятно, следующей будет моя ария.
Нет, что-то слишком уж дохренища за один день приключений! Да и приключения-то не слишком веселые, прямо можно сказать. С удовольствием бы без них обошелся. Что самое кислое — еще не закончилась веселуха, самая радость впереди ждет, когда наконец за меня примутся всерьез, а примутся надо думать уже скоро, потому как за стенкой затрещин больше нет. А вот бормотание вроде как слышу… Или кажется? Так, надо собраться, проанализировать ситуацию. Трудно анализировать, мысли разбегаются, во рту пересохло и мандраж определенно есть. Что может быть дальше? Дальше вряд ли меня будут кормить пряниками. Меняю позу, локоть ощущает что-то твердое в кармашке. Опа! Я ж совсем из вида упустил! "Что там в кармашшшке, моя прелесссть? А в кармашке перстеньки, про которые я и думать забыл. Трофей-то трофей, да в моей ситуации как бы это на отягчающие обстоятельства не потянуло, тут всякое лыко в строку. То, что их не обнаружили при шмоне — это временно. Если все пойдет плохо, то и шнурки снимут и рацию найдут и перстеньки эти чертовы… Что говорил покойный Сан Саныч? Чем дольше находишься в плену, тем сложнее удрать. Стоит тянуть время в расчете на то, что ситуация прояснится? Ага, сейчас зайдет старлей и принесет извинения и все такое. Сомнительно что-то. Шпиена же поймали, так что вряд ли старлей будет решать, тут кто-то покомпетентнее будет думать. Обострить ситуацию? Часовой вроде флегматичный, сидит покуривает. Но видно, что не тюфяк и автомат держит привычно. Потому кидаться в побег — не выйдет. Нападать на часового… Нет. Не выйдет. Я не рукопашник, а он меня помоложе, двигается хорошо. То есть это для него хорошо — пружинисто, гибко, значит — тренированный. Да и само по себе нападение на часового ни разу не в мою пользу будет. Не говоря о том, что он может просто меня тупо пристрелить, люди нынче нервные. А если просто спокойно и не торопясь пойти на выход? На шарап? Нет, не катит, я бы сам на его месте приложил бы наглого хама прикладом. Против вооруженного с голыми руками лезть — это не для меня. Видел я пару раз в зачистках впечатляющее. Как прикладом зомби гасят. Впечатлило. Что делать, вот в чем вопрос! Но сидеть просто так тоже не годится совершенно. Я не курочка-несушка в гнезде, от моего сидения никакой пользы не будет. Думать, думать. Думать!
Ирку из задумчивости вывел голос десятника, который сказал:
— Забавно, впервые беркемоид встретился — выживший. Столько их перед бедой было, а из них всех — вот только ты и есть.
— С чего это я беркемоид? — возмутилась Ирина. Потом тут же уточнила:
— И что это такое, беркемоид? — потому как разумно решила, что прежде чем ругаться надо б сначала понять — может это вовсе и похвала какая-то. Слово ей было явно незнакомо.
Сидевшие за столом ухмыльнулись как по команде, каждый по-своему, кроме, пожалуй, кудлатой напарницы. Нет, судя все же по выражению лиц — не похвала это ни разу.
— Писатель был такой до Беды, Беркем — аль — Атоми звали. Ужасы писал, почище, чем Стивен Кинг. Вот у него был такой персонаж — выживать взялся в одиночку, каждый сам за себя один бог за всех. Ну и кончилось все плохо, разумеется — угробили этого персонажа превосходящие силы противника, то есть сюрвайверство такое одиночное писателем…
— Говорят, что Атоми была женщиной — вставил худощавый очкарик.
— … выведено было, как проигрышное изначально — игнорируя вставку, продолжил десятник:
— И при чем тут я? — твердо решила довести до логического завершения непонятную и неприятную ей сценку Ирина.
— При том, что после прочтения книжки тысячи читателей сделали совершенно противоположный вывод — надо спасаться в одиночку, делать схроны и чуть что прятаться в глуши. Твой муж случаем эту кижку не читал? — посмеиваясь одними глазами спросил десятник.
— Не видела такого. Вот фильм "Дрожь земли" часто смотрел, нравился он ему. Ну то есть и сейчас, наверное нравится, но в деревне без электричества не шибко посмотришь — немного путано пояснила Ириха.
— Понятно, сюрвайвелист значит. Это, пожалуй, лучше, чем беркемоид.
— Да что ты прицепился — другие на футбол ходят, а мой вот такую себе дачу завел. И мы тоже хлебнули, много всякого было. Вам-то в городе проще было — и жратвы дармовой от пуза и оружия тоже и всего разного — а у нас все по счету и всего не хватает. Соли с сахаром до зимы в лучшем случае хватит, а потом только вискас кошачий и останется. Огороды вон посадили. Так ни удобрений ни семян в достатке… И работнички — курам на смех.
— Заткнись! Много вы там хлебнули! — зло сказала кудлатая брюнетка, резко встала из-за стола и почти бегом выскочила из комнаты.
— Чего это она? — искренне удивилась Ирка.
— У нее вся семья погибла. Каждый день — по человеку. За неделю она одна осталась. Потом попала к нехорошим людям. Потом вот к нам прибилась, потому ты поаккуратнее с ней — она хорошая девушка, и сравнивать ваше сидение в лесу…
— У нас тоже и зомби и бандиты! И дохерища! — огрызнулась Ирина.
— Твои родные живы? — обрезал ее десятник.
— Нет, я их задолго до Беды схоронила, так что не надо мне тут…
— Ладно, проехали — мудро решил старший.
— А как оно тут у вас было? — тоже сбавила градус накала чуткая Ирина. Она вспомнила слышанные ранее от соперницы правила обращения с мужиками и решила прикусить язык. Ругаться сейчас было и бесполезно и даже вредно. Не время и не место. С одной стороны ясно, что она в случае чего и к другой команде сможет записаться, но "от добра бобра не истчут" — как говорила, забавно коверкая слова, покойная мама. Здесь в принципе и снабжение ничего и боеприпасами она разживется и сотрудники вполне гожи, да и она себя уже показала с хорошей стороны. Не стоит все рушить.
— По — разному — охотно отозвался десятник, очевидно тоже решивший не накалять зря обстановку, тем более — имея дело с женщинами.
— Два дня по всему городу сигнализация выла. Пока аккумуляторы не сели. Мертвяки ж на шум подтягиваются, вот у каждой сигналящей машины они очень быстро скапливались. Много народу так до своих машин и не добрались. И собаки выли. И лаяли, как заведенные — заметил очкарик и поправил привычным движением очочки.
— Собаки точно, полезные — согласилась Ирка, вспомнив спасшую ее от морфа брехолайку Сюку.
— Когда живые — да. А дохлая стая у нас два дома угробила — мрачно заметил крепкий конопатый парень.
— Они ж дверь взломать не могут — искренне удивилась Ирина такому факту.
— А им не надо было взламывать. Они атаковали каждого, кто выходил из подъездов. Потому скоро к собакам добавились мертвяки. Некоторые покусанными успевали обратно в подъезды вернуться. Там вставали на лестницах. Мы когда туда прибыли, никто на обращения по громкоговорителю не отозвался. Два мертвых дома. Пятиэтажки. В окнах люди появились на наш шум, но ни одного живого.
— Долго ехали? Голод, жажда?
— Паркуры и джамперы. Они очень быстро появились, кто ж знал, ни в одном фильме такого не было — пояснил парень, но яснее не стало.
— Стенолазы. Прыгуны — две разновидности мутантов, особенно опасных для выживших в многоэтажных домах. Стенолазы ухитряются сигать с балкона на балкон и по вертикальной стенке дома ползают, как приклеенные. Из окна в окно. Ну а прыгуны… — стал пояснять очкарик.
— Прыгунов видела — кивнула, благодарно улыбнувшись Ирина.
— Ишь как, я думал в глухомани вашей и мутантов-то не с чего было развести — удивился десятник. Попутно достал трепаный блокнотик с карандашиком, что-то пометил, а потом спросил:
— Еще кого встречала из продвинутого мертвечья?
— Один — лысый такой, здоровенный в спортивном костюме — атаковал нас когда мы на машине ехали. Прыгнул на капот и выбил стекло лобовое…
— Панчер явный — кивнул крепыш и остальные не стали возражать.
— Ишь ты — с уважением посмотрел на Ирку десятник: