Подбадриваемый пинками, шустро переставлял ноги немец, следом, баюкая руку со свежей окровавленной повязкой, бежал невысокий боец явно грузинских кровей. В общем, все бежали.
— Мы вообще куда?
— Там тропа есть, — объяснил старшина, — труднопроходимая, но нам хватит, веревки есть, так что должны оторваться, товарищ майор.
— Ага, ясно. Это вон туда? Где склон лесом порос?
— Да, товарищ майор.
Я поморщился, но промолчал. Сколько буду с разведчиками, не знаю, но нужно переходить на простые отношения, а то козыряние и ответы по уставу начали уже доставать.
— Хорошо. Надеюсь, сумеем оторваться.
Двигались мы со всей возможной скоростью. Пока бежали, с интересом осматривал отряд лейтенанта. Всего восемь человек, думалось, что их будет больше, но почему-то всего восемь. У двоих ППШ, один с пулеметом, у остальных карабины. Винтовок не было ни у кого.
— Слушай, старшина, смотрю, ты на мою винтовку поглядываешь? — стараясь не сбить дыхание, поинтересовался я.
Убежали мы довольно далеко. Уже стало понятно, куда держим путь — за лесом показалась расселина.
— У татар трофей взяли, товарищ майор?
— Ага. Махнемся? — Пусть уж ею пользуется профессионал.
— Согласен.
Через десять секунд я стал обладателем великолепного трофейного бинокля, а старшина, кроме автомата, нагружен еще и винтовкой.
Мне-то она на фиг не нужна, Кречетов тащил две, так что, отстав, повесил на шею бинокль и отобрал у сержанта немецкий карабин — он мне привычней.
Шли долго, до самой темноты. Оказалось, один из разведчиков местный, татарин. Он и вел нас такими тропами, где не то что не ступала нога человека, дождь не капал. Практически везде, где требовалось куда-то влезть, меня обвязывали веревками и поднимали. В отряде был фельдшер, он внимательно осмотрел нас с сержантом во время привала. За вправленный вывих отругал, сказал, что только счастливый случай помог мне не покалечиться. Остальное что мог смазал и перебинтовал. А поврежденную руку вообще к телу примотал, зафиксировав ее.
Когда он закончил, я посмотрел на темнеющее небо и повернулся к подходящему лейтенанту. До этого у нас как-то не было времени поговорить.
— Разрешите?
— Хм, садитесь… Внимание всем! — немного повысил я голос, бойцы посмотрели на меня. — Я все понимаю, устав есть устав. Но давайте будем на ты. Меня зовут Вячеслав, можно Севка. Так будет проще, а то «товарищ майор, уберите свою задницу, а то сейчас подстрелят» звучит как-то нелепо. Проще сказать: «Севка, бойся!» Хочу сразу сказать еще одно. Я очень серьезно отношусь к трофеям. Это, конечно, скользкая тема, от мародерства до трофейничества один шаг, да и то по решению командира. Но я считаю, что трофеи, снятые с того немца, которого подстрелил лично, трофеями и являются… Расслабься, старшина, на тех двух я не претендую, но их документы бы получить хотелось. В общем, что хотел сказать, я сказал. Теперь давайте знакомиться.
Знакомство прошло довольно быстро. Лейтенант оказался Рябовым Василием. Старшина — Георгий Вознесенский — попросил называть его Жора. С остальными были некоторые проблемы: как запомнить имя Кикобидзе, если его зовут Милитоном? Пришлось напрягаться.
После процедуры знакомства, пока Кречетов живописал наши приключения остальным, Василий присел рядом и поинтересовался:
— Я слышал разговор, что генерал Манштейн уцелел?
— Да, есть такое дело, — скривился я. После чего в подробностях рассказал, как очнулся и что дальше последовало.
— А почему из маузера не подстрелил его? — влез в разговор старшина. Он, оказалось, сидел с другого боку. Вот тихоня, не слышал, как подошел.
— Из маузера?! Смешно. Вы не путайте, я не снайпер, пятьдесят метров еще куда ни шло, да и то если приклад прицепить. До них метров двести было. И река с ее воздушными потоками. Я почему винтовку у немца отобрать хотел? Именно поэтому, знал, что на таком расстоянии из пистолета даже в машину не попаду… Ну может, попаду, но только случайно.
— Понятно. Ладно, у нас скоро радиосеанс, сообщим о вас. Да и новости тоже.
— У вас что? Рация есть?! — не понял я. Что-то не заметил, чтобы у кого-нибудь висела за спиной здоровенная дура.
— Есть, в схроне. Через полчаса до него дойдем.
— Отлично, я знаю коды связи со своей частью. Можно транспортник вызвать, всех возьмет.
— А где он сядет? Мест для этого не так много, и все они контролируются немцами или их приспешниками из местного населения.
— Есть такие места, труднодоступные, правда, но есть. Так… — Я достал карту из голенища и расстелил ее на прошлогодней траве. — Мы тут, я так понимаю. А вот здесь пригодная площадка. Идти всего ничего.
— Это по прямой, Сев. А такое редко бывает, ночью не пройдем, днем надо, да и то весь день идти придется.
— Э, нет, Вася! У меня завтра вечером выступление на радио, я обещал!
— Давай сперва с нашими свяжемся, а там и решим.
— Лады. Идем.
Уже совершенно стемнело, и мы шли при ярком свете луны.
— Товарищ лейтенант, там плохие люди, — услышал я шепот, причем с акцентом.
— Отряд, стой! У схрона?
— Да, они его уже нашли, товарищ лейтенант.
— Кто?
— Немцев мало, восемь всего. Офицер есть. И двадцать полицаев, не наших.
— Хм, тут рядом отряд полиции стоит, у них поляки в основном, может они? — задумался лейтенант. После чего, достав карту и присев под плащ-палаткой, стал смотреть ее, светя фонариком.
Я присел рядом и тихо сказал:
— С рацией теперь дохлый номер. Сами они, я так понимаю, вряд ли бы нашли, сдал кто?
— Никто про схрон не знал. Когда радиста убили, мы ее спрятали, потом пошли в отрыв.
— Радиста точно убили?
— Да, на моих руках умер. У нас там еще одного бойца ранило, две пули в живот. Не жилец. Он остался прикрывать.
— Он мог немцам живым достаться?
— Нет, там минут семь активная стрельба шла. Я ему свой автомат отдал с тремя полными рожками и последнюю гранату.