«Ты — чудо», — захотелось сказать мне, но глупая гордость снова удержала меня от сентиментальности.
— Ведь это удовольствие, кайф, — добавил Сережка, — если бы тебе это не нравилось, ты не стал бы вчера пить.
— Кто тебе такое сказал? — невесело усмехнулся я. — Нету от водки никакого кайфа. Есть просто ощущение легкости и безнаказанности, состояние «моря по колено», уход от проблем и плохих мыслей. Эффект задаром состоявшейся мечты, понимаешь?.. Если человек абсолютно счастлив, он не заметит этого эффекта. Опьянеет, но ему не будет от этого лучше… А алкоголь — это виртуальное счастье. И чем оно ближе, тем дальше уходит счастье настоящее. Поверь!
Вряд ли Сережка понял, что я имел в виду, но мне все равно было сейчас важно высказаться. Может быть потом, когда он подрастет, мои слова всплывут из глубин его подсознания и помогут ему в жизни…
Всплыли… Помогли… Господи, как нелепо и страшно теперь звучат глаголы в будущем времени…
— С другой стороны, пить все-таки вредно, — наконец согласился со мной Сережка.
— Да не во вредности дело, — отмахнулся я, — то есть в ней тоже, конечно, но важнее другое… Человек ведь в животное превращается. Доброе, злое, но все равно животное… Блин, как бы тебе получше объяснить… Ну взять хотя бы меня вчерашнего…
Я почувствовал, как щеки снова наливаются огнем.
— Ты вчера был нормальным, — опустил глаза мой братишка.
Я оторопел.
— Ты просто попросил сделать уроки, — продолжил он тихо, — ты даже не кричал. А я обиделся. Хотел сделать тебе неприятно… Прости меня, Вить… Пожалуйста… Я хотел, чтоб ты пришел побыстрей и мы успели сходить на футбол… А ты никак не шел, и я рассердился. Я просто завидовал, что ты развлекаешься, а мне тут скучно одному. Я только о себе думаю… Извини меня, а?
Меня аж скрутило всего… Ну конечно же, футбол. Вот я кретин! Сережка так давно ждал этого матча, а я даже и не вспомнил о нем. Вот урод!.. И после этого он еще оправдывает меня?! Не ради лести и не ради того, чтоб помириться. Я видел, что мой брат действительно считает себя виноватым, считает, что я прав, а он нет, абсолютно искренне извиняется и мучается, страдает… Из-за меня!
Господи, лучше бы я подох, а Сережка бы пусть жил! Насколько это было бы справедливей!
Управлять мыслями Дани оказалось гораздо проще, чем я думал вначале. Мой проводник говорил правду — достаточно было просто сосредоточиться, и реальность вокруг покорно повиновалась моим желаниям. Причем то ли Даня просто начал засыпать, то ли ему было сложнее справиться с чужими «декорациями», но мне удавалось задерживать его мысли на чем-то одном все дольше и дольше.
На этот раз я решил действовать хитрее. Не стал сразу переть в лоб, а пытался выстраивать наши общие воспоминания. Даня уже не стремился убрать меня в первую же секунду, ведь я находился на своем месте — там, где должен был находиться. Я даже говорить старался то, что он хотел услышать, лишь немного изменяя смысл, медленно, но верно подводя его к нужным мыслям. Наконец, Даня начал думать обо мне сам, и мне уже не приходилось прикладывать никаких усилий, чтобы остаться перед его внутренним взором.
Удивительно, но мой лютый враг относился ко мне гораздо лучше, чем я мог предположить. Как ни странно, но во мне проснулось определенное уважение к Данилову… Нет, конечно, он был скотом и ублюдком по жизни, но он хотя бы это понимал. Не делал подлости только потому, что ему это нравилось, а именно осознавал, что поступает мерзко, при этом считая, что ничего уже нельзя поделать и во всем виновата злая судьба и… я.
Да, именно меня он считал главным разрушителем своей жизни. Только я еще не успел понять, почему…
На самом деле, единственный, кого ему стоило винить, кроме себя самого, — это его отец. Я, конечно, всегда знал, что у него был тот еще папаша, но чтоб настолько! Сам Даня хоть козел, но хотя бы с головой у него все в порядке, а родич его — шизоид откровенный, причем буйный. А если учесть, что мать у него сбежала много лет назад, немудрено, что Данилов вырос тем, кем вырос. Надо иметь стальной характер и ангельскую душу, чтоб не сломаться в таких условиях. И он был обречен.
Так кто же все-таки виноват? Сам Даня, его отец, отец его отца или кто-то еще, с кого все началось? Как далеко тянется эта цепочка, и кому теперь за все отвечать?.. И почему я должен платить за их грехи своим горем?..
— Так может быть, все-таки винить папу? — спросил я у него его же собственным голосом. Мне удалось найти этот способ всего несколько минут назад, а результат уже был налицо. Дане казалось, что это его собственные мысли, и он совсем не торопился отбрасывать их в сторону.
— Даже раньше у меня не хватало смелости его придушить, — продолжил Даня сам, — а уж теперь… какой смысл?.. Да и не виноват он. Такие вот люди, как ты, сделали из него монстра.
Ну вот, опять!.. При чем тут я? Что-то мне пока не удавалось этого понять.
— Ну хорошо, — решил воспользоваться моментом я, уже переключившись на свою личность, — возможно, я действительно испортил тебе жизнь. Но Сережку-то за что?
— Сережку? — Даня бросил в мою сторону угрюмый взгляд. В его глазах читалось явное непонимание.
— За что ты, Паша, брата моего убил? — тихо спросил я, уничтожая реальность вокруг, чтоб ничего не мешало ему сосредоточиться и дать мне, наконец, такой долгожданный ответ.
— Да не убивал я твоего брата, — отмахнулся он. — Это Суслик со Спицыным… случайно. Я просто хотел, чтоб ты хоть раз почувствовал то, что чувствовал я в течение всей своей жизни…
Даня продолжал еще чего-то говорить, но я его уже не слышал, быстро удаляясь в черную пустоту. Он не убивал Сережку, и не знал точно, кто именно из его дружков это сделал, а больше мне от него ничего не было нужно.
Не теряя времени, я моментально представил себе Суслика, но, открыв глаза, обнаружил перед собой лишь стену собственной комнаты. А как насчет Спицы?.. Тоже пусто. Еще раз, и еще… Ничего.
— Не получится, — прозвучал в моей голове голос демона. — Они спят.
Я посмотрел на будильник. Три часа ночи… Черт!
Воодушевление победой над разумом Данилова никак не давало мне покоя. Я снова закрыл глаза и попытался представить себе лицо своей следующей цели, но встретил лишь недовольную физиономию моего проводника.
— Ты зря расходуешь мои силы, — проворчал он. — Они давно спят… Да и ты уже с трудом соображаешь. Тебе надо отдохнуть.
«Я все равно не могу заснуть», — подумалось мне.
— На это моих полномочий хватит, — сощурился демон. — И я тебе, пожалуй, помогу.
Спасительное забвенье наконец-то окутало мой измученный разум, и я провалился в сон без сновидений.
Все утро следующего дня я провел вместе с семьей, прилежно делая вид, что ничего не произошло, и успокаивая маму фразами типа «да брось ты, в этом возрасте у них бывает, постоянно из дома убегают», «завтра обратно прибежит как миленький». Я знал, что нельзя дарить человеку иллюзорную надежду, но просто не мог смотреть на то, как мучаются родители, и, главное, не мог позволить им заразить меня хандрой и унынием.
Убедившись, что они держатся, я все-таки позволил себе оставить их наедине и отправился к Катюшке.
Удивительно, я сейчас совсем не ощущал к ней прежней любви, но почему-то, как только ее увидел, на душе настолько сразу легче стало, что взлететь захотелось. Как будто бы гигантский камень с плеч долой. Наверно, любовь и горе нейтрализовали друг друга. Я ощущал себя бездушным бесчувственным роботом, понимал все умом, но почти ничего не чувствовал. Если вдуматься, со мной случилось самое страшное, что вообще может случиться с человеком в моральном плане, но я совсем не переживал по этому поводу. Во-первых, потому что не мог, во-вторых, потому что надеялся, что это не навсегда, и в-третьих, мне сейчас очень была нужна передышка, иначе я просто мог бы сломаться на полпути к цели.
В конце дня, под вечер я понял, что одно чувство во мне все-таки сохранилось — чувство страха. Я боялся отойти от Катюшки, боялся, что, расслабившись, смогу не удержаться под напором вновь проснувшихся горьких чувств, и спасительные заслоны в моем разуме расколются на части.
Впрочем, после всего того, что я испытал за последние два дня, страх казался мне всего лишь мелкой помехой, сущей ерундой. Так что к одиннадцати часам я уже снова был дома, в своей комнате, ожидая, когда Спицын или Суслик закроют глаза в надежде заснуть.
Откровенно говоря, Суслик был гораздо более слабохарактерным, чем Спица, и мне с трудом представлялось, чтоб он мог кого-нибудь убить, а тем более ребенка, но именно по этой причине я и решил начать с него. Почти наверняка его удастся развести быстрее, чем закрытого и дерзкого Спицына.
Но я ошибся…
Суслик был ужасно напуган. В отличие от Дани, который, казалось, уже с трудом помнил об убийстве моего брата, он прекрасно понимал, какое зло сотворил, и старался тщательно упрятать эти воспоминания поглубже. Мне никак не удавалось заставить его подумать о содеянном. К тому же общих воспоминаний у нас с ним было гораздо меньше, чем с тем же Даниловым, и когда я появлялся перед его мысленным взором самим собой, он выбрасывал меня из головы практически мгновенно… А может быть, чувствовал передо мной вину или боялся, что я и вправду все узнаю и учиню жестокое возмездие… Ну что ж, надо сказать, боялся он меня правильно. Именно возмездием я сейчас и занимался.
Но чем дольше я находился в его мыслях, тем больше понимал, что помимо моей персоны Суслика пугало еще что-то, какой-то старый, плотно засевший в его сознании страх детства. Причем инцидент с Сережкой был явно как-то связан с этой проблемой. Мне пришлось потратить не один час, прежде чем я окончательно понял, что Суслика надо брать силой, а не хитростью, как Даню. Несколько раз он почти уходил от меня, проваливаясь в сон, и только чудом удавалось удержать его разум на краю страны грез. Думаю, любой человек встрепенулся бы, если б в его голове вдруг закричала мысль «Я ж будильник забыл поставить!» или «А плиту-то я выключил?!»…
Впрочем, когда я подобрал ключи к его страхам, Суслику уже было не до сна. Мне оказалось достаточным всего один раз напугать его незатейливым набором стандартных киношных трюков, и мысли из детства, от которых он так тщательно отгораживался все это время, мгновенно всплыли в сознании.
Суслик убил ребенка. Но он убил не моего брата, а своего друга детства… Утопил в трясине. Хотел подшутить, немного попугать, а получилась трагедия. Со стороны это выглядело просто несчастным случаем, но Суслик-то прекрасно знал, что он намеренно не предупредил друга о топком месте, чтобы посмотреть, как смешно тот провалится по пояс в грязь. Ведь два дня назад он сам точно так же опростоволосился, и ничего страшного ни случилось. Вот только на этот раз все произошло гораздо быстрее и… ужаснее.
Этот груз висел на нем всю жизнь, и я теперь имел возможность не только найти виновного в смерти брата, но еще и помочь самому Суслику больше не чувствовать угрызения совести…
Моя кожа снова началась бледнеть и неприятно пузыриться. Только на этот раз я превращал себя не в демона, а в мальчишку-утопленника. Мне не надо было ничего выдумывать, Суслик сам только что продемонстрировал этот образ во всех ужасающих красках, так что моя трансформация заняла не больше пяти секунд.
Суслик еще не успел отойти от первого шока, а я уже снова медленно шел на него, шепча загробным голосом ужасные фразы. В один момент мне даже показалось, что я перегибаю палку, и моя жертва сейчас вскочит с кровати, заливаясь холодным потом, включит свет и просидит так до утра.