Так и жил Лю Дэань все хуже и хуже. А хуже-то, казалось, и некуда. Растерял он все свое богатство, и любовь потерял, и друзья от него отвернулись. Растолстел он, все чаще замутнял свой разум дешевым рисовым вином, выпивая его порою чуть ли не по чайнику* [Рисовое вино пьют в Китае подогретым, из кувшинов, изготовленных на манер чайника.]. И люди уже не говорили про него: "Вон идет наш молодой доктор с золотым сердцем". Что ж, как говорится: век учись - дураком помрешь! С вином связался - ум потерял!
И во всем винил он врагов своих - старого лекаря Чжоу Фаня и молодого правителя Хуа Гун-сю. Да только не зря сказано: ищи врага своего в самом себе и спасителя своего в самом себе.
Раз добирался Лю к себе домой. Было уже довольно поздно, вторая ночная стража только сменилась. Лю шел из портового кабачка, где пропьянствовал полдня, за бесценок продав хозяину, косоглазому Чжу Второму, один из отцовских трактатов. Он шел через лесок, что тянется вдоль реки, и изрядно заплутал в темноте. Вдруг догоняет его троица оборванцев, вида весьма мерзкого, в потрепанных халатах и даже без головных повязок. И требуют у Лю, чтобы отдал он им все свои деньги, иначе побьют его насмерть. Лю пошарил в своем мешочке, но там завалялись только два жалких фыня. Сел Лю на землю и горько заплакал. "Убейте меня, - говорит. - Наверное, я того заслужил, раз так не любит меня Небо. Было у меня все - все я и потерял, если даже ворам не могу дать больше двух медяков". Головорезы решили, что он издевается над ними, и начали бить его палками, да так, что дух его едва не покинул тело. На счастье, мимо проходил странствующий монах-даос, он и заступился за бедного Лю. "А ну-ка, - вскричал он, - нечестивцы, перестаньте лупцевать этого человека, ведь он ничем перед вами не виноват!" - "Ах ты, дурень, - засмеялись бродяги. - Колпак на тебе рваный да овчина вонючая, сам только горной росой питаешься, а туда же - нам поперек дороги становиться! Иди себе да помалкивай!" На что монах ответствовал: "Небесное Дао не борется, но умеет побеждать. Слабый одолевает сильного, мягкое преодолеет твердое. Четыре ляна одолевают тысячу цзиней - в этом и состоит подлинное кулачное искусство, жалкие неучи!" Разбойники пытались напасть на него, да только он шутя вырвал у них из рук палки и надавал всем троим таких тумаков, что едва они унесли ноги. Помог монах подняться Лю и обратился к нему с почтением. "Как же, - говорит, - вы, всеми уважаемый доктор, позволили впасть себе в такое состояние?" Лю удивился, что даос знает его, но тот рассказал, что давно наблюдает за бедами господина Лю, но только не решался предложить ему свою помощь. "Ибо знаю я, - сказал монах, - что вы - ревностный конфуцианец и не больно-то жалуете нас, следующих учению Дао Дэ* [Даосизм (Учение Дао, Дао Дэ Цзя) - национальная религия Китая, ведущая происхождение, как и конфуцианство, из древнекитайской религии. Дао ("Путь") - это абсолют, естественное первоначало, дающее движение всему сущему и породившее весь мир. Даосизм - сложная система, опирающаяся на веру в богов и духов, обитающих на Небе во главе с Нефритовым Императором, а также в воздухе, на земле, в воде, в горах и т. д. Вся жизнь человека зависит от этих духов, и он может избегать воздействия злых и получать помощь от добрых. Философская основа: человек должен стремиться к самопознанию и покою. Истинный покои наступает при возвращении на путь Дао. Достигнуть этого можно путем слияния с природой, уходом от всего искусственного, прекращением борьбы ("недеяние" - "у-вэй"). Теория бессмертия: считалось, что любой человек может достичь бессмертия посредством "выплавления" в своем организме "пилюли бессмертия" сочетанием энергии иц и семени цзинь. Это достигалось особым питанием, системой дыхательно-медитативных комплексов, особой сексуальной техникой, гимнастическими упражнениями (давшими начало внутренним школам У-шу нэй-цзя). Первой степенью бессмертия овладевали блаженные, не успевшие достичь бессмертия при жизни, но воскресшие после жизни. Они могли посредством магии совершать разнообразные чудеса (как описываемый монах).]. Но поверьте, все ваши беды проистекают лишь из одного - нет в вас "будун-синь" - непоколебимости духа и внутренней гармонии. Сухому тростнику на ветру подобны вы - подуй ветер посильнее, и сломаетесь, в то время как здоровая трава под ветром лишь гнется, но не повреждается. И если вы доверитесь мне, я смогу излечить вас и показать вам истинный Путь. Ибо я не простой послушник, но один из земных блаженных, достигших великой степени просветления и наполнивших пустоту свою. Познал я этот мир, и любая загадка посильна мне - дайте только срок".
Лю не поверил этому и попросил доказательств. Тогда монах взял свой посох и воткнул его в землю. "Чего вы ищете на этой земле? - спросил он у Лю. - Славы? Богатства? Нет ничего проще достигнуть этого". Он сел на колени и устремил взор свой прозрачный, преисполненный пустоты, вперед себя. Немного времени прошло, как зацвел посох, появились на нем ветви и листья, а на каждой ветке висел слиток серебра - не меньше двух ляней весом. Вскричал Лю от удивления и бросился к дереву чудесному, пытаясь ухватить деньги. Но от ветвей пошел золотой дым, и дерево растаяло, словно и не было его никогда, остался только старый монашеский посох.
Даос засмеялся и говорит: "Алчность ваша чародейство разрушила, ибо добродетель ваша поверхностна. А будь в вас истинное познание жизни, равнодушно отвернулись бы вы от дерева, а оно росло бы и служило вам верно много лет". Лю не то чтобы поверил монаху, но преисполнился к нему уважением. Проводил даос Дэаня домой, и разговаривали они по дороге о здоровье и высшем просветлении, об искусстве и медицине, - и Лю воспрял духом.
Расстались они, и монах обещал вернуться по прошествии двух лун. И обещал Лю монаху начать вновь достойную жизнь, готовя дух свой к очищению. И преисполнен был Лю надежды и благонравия.
В тот же день рылся Лю в ворохе старой одежды в поисках, что продать, чтобы купить еды. И видит он - лежат, завернутые в старую кофту, пятнадцать ляней серебра. Обрадовался Лю и позабыл наставления старого Даоса. Решил Лю, что удача вновь вернулась к нему и не нужна ему ничья помощь. Кликнул он мальчишку с улицы, чтобы тот скорее принес ему лепешек рисовых, и жареных голубей, и десять видов зелени, и пельменей с курятиной. И решил он выпить чарку вина - "от одной-то вреда не будет!" А где чарка, там и весь кувшин в ход пошел. И потерял Лю голову. Пеняла ему Сюэ, да и Цзянь-Пятнышко пыталась усовестить. Да только без толку - растратил все свои деньги Лю, и снова стал беден и оборван.
А тут и новая беда пришла в дом. Расплодились в нем крысы. И раньше водились они в доме, а теперь появились в таком количестве, что просто кишмя кишели. Словно со всего города сбежались эти черные хвостатые. Раз Лю просыпается ночью, а крысы собрались у него в комнате, глазами красными сверкают, зубами пол грызут. Тут и вспомнил он, что под половицей лежит у него ларец - дар чужеземца, ушедшего, так сказать, на Небо. Схватил Лю лопату, убил крыс, сколько смог, и выхватил ларец из подполья. А в крыс как бес вселился - прыгают прямо на Лю, норовят вцепиться, словно Лю их добро украл. Закричал Дэань, взял ларец заветный и побежал прочь из дома, а крысы стаей - за ним. И подумал Лю, что воздаяние ему пришло за жизнь его неправедную. Упал он на землю и заплакал, а крысы мерзкие одежды на нем раздирать принялись.
И снова пришло спасение к Лю. Видит он - идет старик даос и играет на лютне пипа. Крысы как услышали эти звуки, так и замерли как вкопанные. А монах взял горсть проса и крикнул: "Мышь, мышь, просо съешь, с тебя и хватит. Мышь, мышь, спрячь голову, беги! Смотри, чтоб не погнался кот!" Крысы все и разбежались в разные стороны.
Как увидел Лю монаха, вспомнил он сразу все, и просветлело его сознание. "Виноват я, - говорит он, - слаб оказался и забыл твои наставления. Видать, отравил Старый Синий Червь, что живет у меня в голове, дух мой окончательно, и не достигнуть мне просветления никогда". - "Да нет, - отвечает монах, - не в тебе самом дело, а во Враге твоем. Понял я это, хоть и не сразу, потому и спешил к тебе на помощь из гор своих". - "Значит, это все козни старого осла Чжоу и молодого распутника Хуа Гун-сю, лисы девятихвостой?" - воскликнул юноша. "Нет, - ответствует старик. - Врага своего ты в лицо не знаешь, а он знает о тебе хорошо и хочет тебя погубить. И все из-за этой вот шкатулки". - "Так выкинуть этот ящик в овраг или отдать его этому человеку, если из-за него столько неприятностей!" вскричал Лю. "Нельзя, - говорит даос. - Ибо в сокровищнице сей сокрыты великие силы, которые не должны попасть в руки, ведомые недобродетельными помыслами. Если тебе Небо доверило нести ношу сию, стало быть, тебе она и предназначена". Лю хотел вскрыть шкатулку немедленно, но монах сказал, что нельзя этого делать, не определив гаданием счастливое место, день и час. И предложил он молодому Лю удалиться от "красного праха" - то есть, стало быть, от суетного мира людей. Сказал монах:
Познавший тайны жить уходит
Туда, где воды есть да горы.
Согласился с ним Лю Дэань, и покинули они город. Никто и никогда не видел их больше в этой провинции.
Глава 8
Этот парень, пожалуй, был получше других. Эдвардас - так его звали. Эдик. Лет двадцати пяти, не такой здоровенный, как многие качки на пляже, но по-особенному ловкий и красивый в движениях. "Может быть, не хуже Демида", - подумала Лека. Она невольно продолжала сравнивать всех с Демидом, даже пытаясь убедить себя, что она свободна от его влияния и собирается заняться легким флиртом.
Дождь поливал третий день. Коробов превратился в полного зануду и лишь что-то невнятно мычал, когда Лека пыталась оторвать его ото сна, еды или чтения и вытащить на улицу. Возможно, он боялся растаять, как Бастинда, под дождичком, а может быть, на него напала сонная болезнь. А Леке надоело сидеть дома. Она надела плащ-дождевик и отправилась гулять по пустым серым улицам. Ей очень нравилось бродить так, хлюпая промокшими туфлями по лужам, и представлять, что она - русалка, вышедшая на берег из соленой прохлады моря, чтобы найти своего доброго принца.
- Лена, здравствуйте... - Рука легла на ее плечо.
Лека обернулась. Да, это был он, Эдвард. Девушка чувствовала его присутствие уже полчаса - он шел за ней сзади и никак не мог решиться подойти. Лека не могла узнать, о чем он думает, - он был литовцем и думал, соответственно, на литовском языке. Но Лека чувствовала общий его настрой здесь главенствовала влюбленность - темно-вишневая и сладкая, как шоколадка с начинкой, и пульсирующие оранжевые сполохи эротического влечения, и синяя дымка смущения.
Лека молча улыбалась, вода текла по ее лицу, срываясь каплями с кончика носа. Ей нравился этот забавный высокий парень.
- Лена, извините, вы меня, наверно, не помните? - Эдик говорил с легким акцентом, и это делало его еще более милым. - Мы с вами познакомились на пляже. Я тогда пытался угостить вас пивом, но вы не стали его пить. Почему-то. Это глупо так получилось. Вы, наверно, обиделись на меня тогда?
- Эдвардас. Тебя так зовут? - Лека отбросила со лба мокрую прядку волос. - Эдик. Я тебя помню. Ты меня боишься, да?
- Нет, ну почему же? Я просто... - Эдвард смущенно улыбнулся. - Вы такая красивая, Лена. Вы как фея леса - таинственная и какая-то... необычная. Я с вами говорю, а вы сейчас растаете в воздухе, и я вас больше никогда не увижу. Может так быть?
- А феи бывают злыми?
- Бывают. Но вы - добрая. Вы - чистый человек. Знаете, я могу это чувствовать... так... через душу. Я когда вас увидел, так обнаружил, что все время думаю о вас. Для меня это было маленькое счастье - каждый день приходить на пляж и издалека видеть вас. Простите. Но теперь дождь - и мне стало совсем плохо. Я никогда не думал, что такое со мной будет. Я просто стоял у вашего дома и ждал - может быть, вы выйдете?
- Так ты что, целый день вчера стоял? - Лека ужаснулась, представив, как бедный Эд подпирает дерево напротив ее окна, ежится от холода и струйки дождя стекают ему за шиворот. - Надо было зайти к нам. Я так скучала вчера целый день! Я очень люблю гостей - почему ты не зашел?
- Правда? - В глазах Эдварда вспыхнул голубой огонек. - Но я думал, что у вас и так есть много гостей. Русские, они всегда бывают в компании. Очень общительные. Хотя много слишком пьют иногда. Извините... - Эдик замялся. - И ваш муж... Он неправильно мог бы понять это.
- Честно говоря, он мне не муж. - Лека грустно усмехнулась. - И думаю, никогда не будет мужем. Он очень хороший человек, Демид. Хотя и кажется окружающим немного странным. Просто жизнь у него такая дурацкая, ненормальная... Давай не будем говорить о нем.
- Ой, - спохватился Эд, - почему вы без зонтика ходите? Вы промокли как ниточки...
- До ниточки, - поправила его Лека. - Со скамейки слезть не смог, весь до ниточки промок. А сам-то ты? Тоже зонтика нету.
- Да, правда. - Эд улыбнулся счастливой глупой улыбкой. - Вы, наверно, ужасно замерзли. Давайте я приглашу вас в одно очень хорошее место. Это недалеко. Приезжие туда редко ходят, там никто не знает. Но это замечательное место, вы будете вспоминать его, как настоящую прибалтийскую сказку. Пойдете?
- Ага. - Лека отдала Эдварду сумочку, в которой было, наверно, литра два воды. - Еще немного, и я утону в этом дожде. Слушай, только зови меня на "ты", ладно? А то мне как-то не по себе. Мы ведь с тобой друзья?
- Друзья... - как эхо отозвался Эд.
* * *
- "Valgicla", - прочитала вывеску Лека. - Это что, столовая? Я знаю это слово.
- Да, тут есть столовая. Но мы идем немножко в другое место.
Они прошли мимо пустых столов, через полутемную безлюдную кухню и спустились по узкой каменной лесенке. Потом миновали подвал с кирпичным стрельчатым потолком. Около полукруглой дубовой двери висел колокольчик. Эдвард дернул за шнурок, и колокольчик откликнулся тусклым латунным голосом.
- Кто то ест? - Дверь приоткрылась, и появилась рыжая голова. - О, Эдвар с ладной пани! Як то добже же це спотыкам! Проше, проше!
- Хельмут, это Лена.
Лека посмотрела себе под ноги и смутилась. Ручьи с ее плаща собрались в темные лужицы на полу. Рыжий поцеловал Леке ручку и посмотрел на нее взглядом опытного сердцееда. Было ему лет сорок пять, и выглядел он как повар при дворе короля Жигмонда: белый фартук на грузноватом теле, белая манишка с двумя рядами черных пуговок, засученные рукава, обнажающие большие мясистые руки, поросшие волосами оранжевого цвета. Он был очень галантен и хитер, этот рыжий Хельмут.
- Прошу тугай. Чим можна пани служиць?
- Слушай, Хел, говори по-русски, а? - Эдвард шутливо толкнул кулаком Хельмута в плечо. - Хочешь очаровать пани своим змеиным шипением? Мы, конечно, знаем, что польский - великий и могучий язык, но мы его в школе не изучали.
- О'кей, - усмехнулся Хельмут. - Велкам ту май бар. Сит даун энд... ну, в общем, будьте как дома. - Он махнул рукой и скрылся за занавеской позади высокой стойки, отделанной ясенем.
Лека оглянулась. В самом деле, это было очень милое заведение. Даже не желтые деревянные столы и стулья, украшенные нехитрой резьбой, и не стены из аккуратного красного кирпича создавали уют. Сама атмосфера этого кабачка, со вкусным и каким-то домашним запахом жареного лука, с тихой музыкой, располагала к расслаблению и отдыху. Лека села и спрятала мокрые ноги под стул.
- Слушай, Эдвард... Мы тут все зальем и испачкаем. Я же мокрая, хоть выжимай.
- О, это - не проблема, - улыбнулся Эд. - Мы высушим твою одежду. - Он крикнул что-то по-литовски, и Хельмут отозвался. Рыжая рука появилась из-за занавески и поманила девушку.
- Панна, проше за мной.
Лека прошла за Хельмутом по коридору, отделанному темной керамической плиткой, и оказалась в ванной.
- Паничка промокла, - сообщил Хел. - Снимите с себя одежду, всю. - Он сделал круглые глаза. - А я дам вам вот это. - Он протянул девушке длинный махровый халат белого цвета. - Он чистый, не бойтесь. Очень чистый.
- Хельмут, может быть, вы отвернетесь? - вежливо попросила Лека.