- Лена... Леночка... Что со мной? - Голос Эда был едва слышен.
- Ты натворил много дел, приятель. - Демид присел на корточки рядом с Эдом. - Размахивал тут ножиком, как Джек Потрошитель. Пришлось тебя нейтрализовать. Извини. Ты хоть помнишь что-нибудь?
- Ничего... Карат меня укусил... Может быть, это бешенство?
- Ага. В прошлом веке это называлось бешенством ума. Ладно, Эдвард, слушай меня внимательно. Ты все забудешь. Я отвезу тебя домой. И как только ты коснешься своей двери, ты забудешь все навсегда - и меня, и эту девчонку, и эту избушку на курьих ножках. Просто тебя ударили по голове, и ты потерял сознание! Понял? - Демид гипнотизировал бедного Эда, словно кролик удава, и тот послушно кивал.
Едва машина тронулась с места, Эдвард заснул на заднем сиденье. Лека сидела рядом с Демидом и никак не могла заставить себя посмотреть ему в лицо.
- Дик, почему так случилось? Я же все-таки Защитник! Почему ты сильнее меня?!
- Давай не будем об этом при нем. - Дема кивнул в сторону Эдвардаса. Поговорим обо всем попозже.
Глава 11
Бывший доктор Лю Дэань и монах-даос, которого звали Ван Дунгун, ушли от мира суетного и поселились в Уданских горах. До того Лю был лекарем и преуспевал в своих делах, но завелся у него некий могущественный враг, неведомый ему, и разорил он Лю и едва не довел до безумия. К счастью, взял Дэаня под покровительство монах, который принадлежал к земным блаженным, и спас его жизнь, иначе молодой Лю был бы погублен безвозвратно коварным неприятелем.
И поклялся Лю Дэань называть отныне Вана своим наставником - "шифу", а себя - "туди", то есть учеником. До встречи с монахом Лю был ревностным конфуцианцем, и не хотел он менять свои убеждения и обращать свои помыслы к учению Дао. Но Ван убедил его, что нет в том отступления от добродетелей, к коим звал Носитель Совершенства Конфуций, ибо для даоса также нужно выполнять пять запретов и также - десять деяний, в числе которых: почитать родителей, соблюдать верность господину и наставнику, сострадать всем тварям, наставлять неразумных людей и всякое другое. Более того, Ван сообщил, что знакомы ему многие чиновники-конфуцианцы, в том числе и высокопоставленные, которые ведут специальные таблицы - гунгогэ, в которые заносятся добрые их дела. Ибо, как известно, чтобы. стать бессмертным на земле, нужно совершить триста добрых дел. А чтобы достичь положения бессмертного на Небесах, нужно свершить тысячу двести добрых дел* [Согласно даосскому культу "бессмертных" (сянь) выделяют три типа бессмертных: "Небесные Бессмертные (достопочтенные)" - (тянь сянь) - вознесшиеся на Небеса и живущие как боги; "Земные Бессмертные" - (ди сянь), живущие в фантастических "счастливых землях" и "славных горах"; блаженные, должные воскреснуть после смерти (ши цзе сянь) - такие, как монах Ван Дунгун.]. И напомнил Ван, что и Совершенномудрый Конфуций стремился к постижению Дао Пути всего сущего, говоря: "Когда чувства удовольствия, гнева, печали и радости еще не проявлены, это называется серединой, когда они проявлены и все соизмерны, это называется гармонией. То, что является серединой, - это великий корень Поднебесной. То, что является гармонией, - это высшее Дао Поднебесной". Лю, видя такое стремление к земной добродетели, преисполнился уважения к "Дао Дэ Цзя", как именовал монах свое учение.
И начал Лю Дэань приобщаться к Дао Дэ. Монах строг был с учеником и не давал ему поблажек, как и подобает истинному наставнику. Поначалу трудно приходилось Лю, не привык он обходиться в еде лишь вареной тыквой, не привык изнурять свое тело упражнениями, уши его болели от наставлений, а мысли пришли в полный беспорядок, словно голова была набита хлопковой ватой. Но прошло около трех лун - и успехи Дэаня взошли изумрудной травой на поле его трудов. Стал он ощущать в мыслях и в теле легкость необыкновенную, и познал он первую ступень Пустоты. Горести, что тяготили его в прежней жизни, казались ему теперь как бы отстраненными и несущественными. Единственное, что напоминало о прошлом, - таинственный деревянный ларец. Но монах Ван не велел открывать его - сказал лишь, что звезды не сложились еще благоприятным для того образом. Пока же зарыл он шкатулку под корнями священного дерева Го, старого и бесплодного уже многие десятки лет, что росло в двенадцати ли* [Ли - китайская мера длины, около половины километра.] от их хижины. И велел Дэаню каждый день приходить к дереву, садиться под ним, опустошать свое сердце - "обитель огня", делать дыхание естественным и устанавливать дух в его исходной полости. И созерцал Лю Пустоту, и начинал видеть ее непустой, в чем и состояло начальное искусство Дао.
Тем временем наступила уже осень, и зима подбиралась к горам. Занятия становились все углубленнее, и понял Лю, что монах начинает учить его Воинскому искусству - У-шу. Лю никогда не был поклонником силы, но, как и каждый обитатель империи Мин, не раз наблюдал поединки мастеров кулачного боя. И представлял он, что такое искусство цюань-шу, которое показывали монахи из буддийского монастыря Шаолинь-сы. И видел, как бойцы с бритыми головами подражают тигру, дракону, богомолу и даже обезьяне. Но то, что показывал ему даос Ван, не было похоже ни на один из стилей, распространившихся в Поднебесной.
Стал расспрашивать Лю своего наставника о сути сокровищ, что получает его ум. Монах скрытен был, долго гладил он свою бородку и не отвечал, говоря, что не пришло еще тому время. Но однажды признался он ученику своему, что не является он даосом обычным, вышедшим из школы "Цюаньчженьцзяо", подобно большинству даосских монахов. А ведет свое происхождение из древнего рода, начинающегося от самого Желтого Императора. И школа их семейная - закрытая, искусство же их - тайна из тайн, и нет в мире равных по силе этому искусству. Имени же школы и сути ее Ван не назвал, сказав, что Лю не готов еще для этого.
Зато даос подробно расспрашивал Лю о чужеземце, ушедшем в мир иной. Он заставлял рассказывать историю о нем каждый день и ругал ученика, если тот не мог вспомнить каких-нибудь подробностей, словно в этом состояла тайна жизни Лю.
И вот зима уже проходит, третья луна наступила, зацвела дикая слива, окутав горы белым туманом благоухающих лепестков. Лю Дэань к тому времени совсем уверовал в свою силу, сравнивая ее даже с искусством учителя. Передвигаясь меж камней, стелился он теперь низко, как змея, на противника налетал, как дракон спускается с небес, удар его был лапе барса подобен. Однако учитель видел возросшее его самодовольство и говорил: "Вошел ты во врата Школы, Лю, но сделал только самый маленький шажок, сравнимый с шагом ребенка, только вставшего на ноги. Не написал я еще свои иероглифы на белой бумаге твоего сознания, а старые иероглифы еще не стерты, и мешают они твоему совершенствованию. Ты преисполнился гордостью за свое внешнее, но не в этом состоит истинное искусство, а во внутреннем. Ибо твоя жизненная сущность - "ци" - начала беспрепятственно проходить по "малому небесному кругу", но пройдет еще несколько лет, прежде чем откроются каналы "большого небесного круга" и истинное просветление станет возможным для тебя".
Гордость помутила ум Лю Дэаня, и заспорил он с Наставником. Тогда Ван поднял с земли камень и кинул в Лю. Лю пытался уклонить свою голову, но камень попал ему прямо в лоб, и Лю упал как подкошенный. И сказал ему монах: "Истинное искусство состоит не в том, чтобы избежать удара, а в том, чтобы принять и преодолеть его. Ибо удар может быть нанесен тайно, когда не будешь ты о нем знать и не будешь к нему готов. Будь мягким - и преодолеешь твердое". После этого он встал, как соляной столб, и заставил Дэаня бросать в себя камни. И камни большие, величиной с голову барана, соприкасаясь с телом даоса, теряли свою силу и падали вниз, не причиняя ему вреда. Тогда понял Лю, сколь много предстоит ему еще пройти в совершенствовании своего духа. Смирил он гордыню и продолжал занятия, не торопясь срывать с ветвей незрелые плоды.
И случилось однажды чудо. Пришел утром Лю к дереву Го и не узнал его. Распустились на высохших ветвях молодые листья, и зацвело древо, покрывшись пурпурными цветами невиданной красоты. Закричал Лю от изумления и побежал к учителю с удивительной вестью. Возрадовался монах великою радостью и поспешил лицезреть свершившееся чудо. Сказал он, что это - доброе знамение, что готов Лю для познания тайных сокровищ и тайной мудрости. Вынули они из земли ларец, и открылся он как бы сам собою, явив миру то, что было сокрыто в нем. Подивился Лю - никогда раньше не приходилось видеть ему подобных вещей, пришедших из-за границ Поднебесной.
Белый крест там лежал серебряный, подобный тому, что видел Лю в доме франка перед смертью, только без изображения распятого Бога. Рядом цепь серебряная свернулась, как спящая змея, увенчанная тремя кольцами. Зеркала чудные без оправы, из серебра же изготовленные. И венцом всему меч. Единственный из всех предметов явно сделан он был в Поднебесной, прямизной своей и тонкостью, и резьбой искусной на ручке из слоновой кости, и отсутствием гарды напоминая Дэаню мечи, что видел он у воинов из императорской стражи. Но необычен он был легкостью своей, и белизной, и изяществом. Усомнился Лю, является ли боевым оружием этот меч или это лишь украшение, для стен пригодное. Даос разрезал тогда палец свой и капнул кровью на клинок. И кровь отскочила от клинка, не запятнав его, как ртуть отскакивает от золота. "Меч этот - не простой, - сказал учитель. - Сделан он из лунного серебра, есть на нем следы двенадцати ковок, а то, что кровь не ложится на него, говорит о том, что закален он в человеческой крови. По моему разумению, это магический меч Шанцин-цзянь, "Меч высшей чистоты", сделанный в древние времена могущественным магом и даосским святым, Полководцем Пяти Дорог. Нет в мире меча, равного по силе этому, и дается он в руки лишь человеку, ставшему просветленным на земле и призванному Небесами для нелегких ратных дел".
Испугался Лю, ибо велика была ноша, свалившаяся ему на плечи. И возрадовался он, потому что чувствовал в себе силы великие, чтобы сражаться с Врагом всего живущего.
Далее монах сел на горе, сложил руки на коленях и созерцал Пустоту. Просидел он так два дня и две ночи, недвижим и почти бездыхан. А потом встал и повел Лю Дэаня в тайную пещеру. Отвалил он огромный камень от входа и провел Лю в темные чертоги, сокрытые от чужого глаза. Там и поведал он ученику о предназначении своем и стезе, грядущей для самого Лю Дэаня.
Сказал он, что все следующие великому Дао чтут великого бессмертного Лао-Цзы* [Лао-Цзы - философ, основавший учение Дао (VI-V вв, до н. э.)] и считают его воплощенным телом Дао - "Даочжи ти". Почитаются также и "Небесные Достопочтенные", сумевшие достичь единства с Дао, и тем самым достичь вечного блаженства на Небесах. Ибо верит любой даос, что может, развивая дух свой и тело, стать бессмертным - "сянь".
Но тайная школа, которой следовал род Ван, почитала более всех лишь одного Бессмертного - даже не небесного, но земного, существующего втайне от остального мира. Ибо сумел этот Бессмертный не только отделить дух свой совершенный от тела и сохраниться при этом, но и обрел способность вселяться в тела других людей, не убивая их собственную душу, но облагораживая ее и даря этим людям способности к необычайному. Имя этого божества неизвестно, потому что являет собой величайшую из тайн, но называют его Ваны "Тай Ди Сянь", что означает "Великий Земной Бессмертный". А школа их именуется "Тай Ди Сянь Мэнь".
Поблагодарил Лю наставника, что допущен был в тайные врата Школы и позволено ему стать членом ее. Но монах сказал, что не может Лю стать членом "Тай Ди Сянь Мэнь", ибо это - удел рода Ван. Святая обязанность сородичей Вана Дунгуна на земле - находить тех, кто осенен Духом Великого Бессмертного, наставлять их в Пути истинном и оберегать их жизнь, так как много у них врагов, и враги эти весьма могущественны. Тут догадался Лю, что означают события, которые произошли с ним после смерти чужеземца. И что он, Лю Дэань, и есть носитель Духа Великого Тай Ди Сянь.
И подивился Лю, что не чувствует он в себе никаких изменений, говорящих, что поселилась в нем душа Великого Бессмертного. На что Ван отвечал, что неудивительно то, потому что вселения Тай Ди Сяня еще не произошло. И что когда осенит он Лю Дэаня, узнает тот истинное Имя Великого Бессмертного и получит особый знак на теле. Пока же он должен готовиться к этому.
Потом взял монах в руки меч Шанцин и подивился силе его и магическим свойствам. Ибо в неумелой руке меч сей был палке подобен, но стоило направить в него жизненную силу "ци", как он становился словно продолжением руки. И рассекал без труда самое толстое дерево, и большие камни разбивал с третьего удара. Но сказал Ван ученику своему, чтобы остерегался он злоупотреблять силой этого оружия, потому что черпает Шанцин жизненную силу из своего хозяина и может опустошить его. И нельзя обращать клинок этот на неправедные действия, иначе потеряет он свои чудесные свойства.
А через несколько дней увидел Лю волшебный сон. Приснилось ему, что сошел к нему с Небес чужеземец, который передал ему перед смертью шкатулку. И назвал он истинное Имя Тай Ди Сяня - Великого Бессмертного - и поведал Лю Дэаню множество тайн, которые открыли его глаза. А когда проснулся Лю, нашел он на груди своей тайный знак и ощутил в себе силу настолько необыкновенную, что едва научился справляться с нею, и то по прошествии двух лун.
И вот однажды прибегают к ним крестьяне из долины и говорят, что завелся в округе в чаще леса страшный зверь-оборотень, похожий на крысу и подобный ей по коварству и ненасытности, но ростом с тигра и силой его превосходящий. Сказал тогда монах: "Окончен твой путь Ученика, Лю, начинается путь Воина. Иди и сражайся с оборотнем, потому что Зверь этот и есть воплощение земное твоего Врага. И придет он за тобой, даже если ты попытаешься скрыться". На что Лю ответствовал: "Пойду и убью Крысу-Тигра, но смиренно прошу вас, Учитель, пойти со мной и наставить меня мудрым советом". Ван Дунгун почел за честь такое приглашение и сказал, что в том и состоит истинная мудрость ученика его, что, веря в собственные силы, не пренебрегает он словом старшего.
Собрали они свои пожитки, Лю положил меч свой чудесный в простые бамбуковые ножны и повесил за спину. И отправились они в путь.
Глава 12
Лека прошла вслед за Демидом через высокую арку ворот и задержалась перед приоткрытой железной дверью. Черные створки были украшены переплетающимися чугунными узорами.
- Мы что, в костел идем? - Лека говорила полушепотом. - Это экскурсия?
- Это разговор, который у нас давно назрел. Я не хотел бы, чтобы Табунщик услышал его, даже с огромного расстояния. Мне кажется, что в этом освященном месте присутствует какая-то Сила, которая не даст ему совать нос в наши дела. Пошли.
Лека в первый раз была в католическом костеле. В православном храме ей пришлось пару раз присутствовать при венчании. Но там было все как-то привычно, по-русски: свечки перед иконами, красивые картинки на стенах, бородатый поп с добрым лицом, бабульки в черных платочках, продающие крестики и шепчущиеся по углам. Здесь же царил полумрак, высокие стрелки из легкого, сероватого кирпича уходили вверх и терялись где-то в разноцветных бликах витражных окон. Первое, что увидела Лека в преддверии храма, было распятие в человеческий рост. Около него стоял на коленях какой-то господин в хорошем костюме. Он поцеловал распятие в ноги, опустил несколько монет в деревянный ящик с прорезью, перекрестился и вошел в зал. К удивлению девушки, Демид занял его место и стал что-то шептать, разговаривая с Христом. Лека знала, что Демид верит в Бога, но в первый раз видела конкретное проявление этого. Сама она тоже верила, но как-то абстрактно, ей казались смешными все эти обряды, кресты и выпрашивание у Всевышнего лучшей доли.
- Дем, ты что? Ты же вроде бы православный? А тут Бог католический...
- Бог один, Лека, - сказал Демид. - Один для всех. И у каждого - свой. Пошли.
Они ступили в храм. Леке понравилось, что здесь стояли скамьи огромные, дубовые, они тянулись аккуратными рядами. Наверное, было удобно сидеть здесь, держа молитвенник в руках, и слушать, что вещает пастор.
Сейчас в костеле было пусто. Только несколько человек разбрелись по разным углам. Демид присел на заднюю скамью, Лека опустилась рядом.
- Лека, - Дик говорил едва слышно, - Враг нашел нас. И на сей раз убегать от него мы не будем. Настало время расставить все по своим местам. Разобраться, кто мы и какой силой мы обладаем. И посмотреть Врагу в лицо.
Слова эти Леке не понравились. Да, конечно, Табунщик существовал где-то, но ей казалось, что можно скрываться от него бесконечно, переезжая с места на место. Ей не хотелось встречаться еще раз взглядом с этими глазами цвета свежей крови.
- Лека, я думаю, ты уже понимаешь, что произошло. Дух, который определяет наши поступки, переселился в тебя. Но он не дал тебе полную силу. Тебя нельзя назвать полноценным и единственным носителем Духа. Я не знаю, какую игру он ведет, но ты сама видишь - какие-то признаки Защитника имеем мы оба. А это значит...
- Что он раздвоился?
- Да, что-то типа этого. Дух, который сидит в Табунщике, может, не покидая основного своего тела, контролировать действия других людей, заставлять их работать на себя. Мне кажется, наш Дух, Тай Ди Сянь, имеет похожие повадки. Он - и во мне, и в тебе. И стало быть, мы должны действовать в паре, не разрывая нашу Силу пополам.
- Как-как ты его назвал?
- Тай Ди Сянь. Это - не истинное его Имя. Это китайское название. "Великий Земной Бессмертный". Из моего сна.
- Что ты там за сны видишь, Дик? Бред какой-то китайский.
- Это не бред, Лека. Это другая жизнь. Жизнь человека, который реально существовал в средневековом Китае. Спал, ел, ходил, думал и разговаривал. Страдал и радовался. Уже несколько месяцев я живу этой жизнью в своих снах. Судьба этого человека, Лю Дэаня, очень похожа на мою собственную. Будучи ничем не примечательным обывателем, он получил таинственный дар от умирающего человека. И стал Защитником. И, как и у меня некогда, жизнь его едва не оборвалась на этом. Ему стоило больших трудов научиться жить по-новому.
- Ты же не помнишь, как стал Защитником!
- Я вспомнил. Вспомнил немало. Сны помогли мне в этом. Хотя многое, слишком многое остается для меня неизвестным. Я даже не помню, как звали моего Учителя.
- Его звали Алексей.