Убедился господин Лю - ему не удастся победить Врага, пока он не узнает его Имени. Но как открыть Имя, он не знал. И стало быть, находился в затруднительном положении.
И тогда Лю Дэань окончательно утвердился в своем решении. Он решил совершить тайное путешествие к горе "Глаз Дьявола" и запечатать Врата Тьмы навсегда.
Но он не успел сделать этого. Потому что, когда он поведал о своем намерении ученику своему, молодому воину Бо, между ними разгорелся горячий спор. Цзюэ-ин доказывал, что Врата нужно оставить в покое, а время употребить на открытие Имени Врага. Лю Дэань настаивал на своем решении. В конце концов молодой Бо настолько разгорячился, что выхватил свою смертоносную секиру и набросился на Лю Дэаня.
Воин Лю не имел себе равных в фехтовании. Но он не учел того, что большую часть его силы и умения давал ему Тай Ди Сянь. А без него господин Лю оказался бы обычным человеком средних лет, довольно полным и рыхлым.
Дух Великого Земного Бессмертного неожиданно выпорхнул из головы господина Лю и без особых затруднений вселился в ратника Бо Цзюэ-ина.
И господин Лю сразу же почувствовал великую слабость. Он даже не в силах был держать меч.
Бо Цзюэ-ин сразу же бросил свое грозное оружие и подхватил на руки учителя Лю. Но дни господина Лю были сочтены. Он впал в тяжелую лихорадку, не в силах перенести ухода Тай Ди Сяня. Всю жизнь Лю Дэань мечтал, чтобы Дух Великого Земного Бессмертного покинул его. Но теперь, когда он снова стал обычным человеком, все болезни и раны, что накопились в теле его за эти годы, набросились на него разом и подвергли мучительному уничтожению, как стая одичавших псов разрывает отбившуюся от стада овцу.
Господин Лю Дэань, сорока одного года от роду, скончался на следующий день и был похоронен своим скорбящим учеником с соблюдением всех ритуалов.
А господин Бо Цзюэ-ин совершил еще немало славных подвигов и убил Ди Жэня. Но новый Демон Тьмы покинул свой колодец и начал свое существование под Небесами. Ибо история эта повторяется бесконечно. Но об этом сейчас мы говорить не будем.
* * *
- Так-то вот! - объявил Демид сам себе. - Здесь мы поставим большую жирную точку. Тай Ди Сянь покинул тело Лю Дэаня и переселился в новую, молодую, не испорченную самолюбием и лишними мыслями телесную оболочку. Выводы напрашиваются сами собой. Не очень-то веселые выводы, надо сказать. Но путь мне остается только один. Introibo ad altare diaboli* [Иду к жертвеннику Диавола (лат.)].
Глава 20
"Удивительно, - подумал Демид, - как интеллектуальный, образованнейший человек может создать впечатление олигофрена, если говорит на языке, который плохо знает". Имел он в виду, конечно, Вана Вэя. Китаец все еще порывался говорить на русском ("Мине нужен прэктис, я ошен быстро учусь"), но серьезность дел, которые они обсуждали, заставила перейти их на китайский. Это также было довольно затруднительно - Лю Дэань, у которого Демид почерпнул свой лексикон, понятия не имел о многих вещах, которые казались совершенно естественными в конце двадцатого века. Но дело двигалось - зародыш плана появился в голове Демида и набирал вес медленно, но неумолимо.
Ван Вэй не соврал Леке - он действительно был магистром наук, уникальным специалистом в области истории, восточной философии, лингвистики и многих других наук. Но Демида больше интересовали не те знания, которые доктор Вэй вбивал в головы своих английских студентов. Хранитель знал то, что не выложил бы человеку, не посвященному в существование Великого Земного Бессмертного, даже под страхом пыток. Он нес Знание, накопленное тысячами лет существования своей закрытой Школы. Ни один иероглиф не доверил бумаге тайн борьбы Тай Ди Сяня с Духами Тьмы за тысячи лет. Истории эти, повествующие о периодическом появлении Тай Ди Сяня в Поднебесной, и отголоски жития его за пределами Империи, передавались членами семейного клана из уст в уста, и Ван Вэй знал их наизусть. Удивительно, как много смогло уместиться в этой маленькой лысой голове. Информацию оттуда можно было черпать томами - как из энциклопедии. Но все это было не столь значительным в сравнении с личностью самого Вана. Только теперь Демид понял, что значит шифу - китайский наставник. Можно было прочесть тысячи книг, изучить десятки языков и потратить многие годы в попытках разгадать загадки, преподносимые жизнью. Но в маленьких коричневых глазках учителя можно было прочитать ответ на любой вопрос. Для этого не нужно было знание, но лишь озарение и понимание.
- Мир стар, - говорил Ван. Он сидел на тахте скрестив ноги. Дема оседлал стул, повернув его спинкой вперед, и внимательно смотрел на китайца. - Мир очень стар. История повторяла себя уже не тысячи - миллионы раз. Все загадки разрешены, но каждый человек, который задумается над Истиной, снова ставит их для себя. Вы, европейцы, слишком лелеете свою индивидуальность. Каждый из вас хочет найти все разгадки сам, тешит себя надеждами, что придумает что-то новое и его Путь будет оригинальным, отличным от других. Годы проходят в бесплодных поисках - и что? Повторив бесконечные ошибки прошлых поколений, приходит этот человек к результату, который уже тысячи раз повторялся другими, шедшими по Пути до него.
- Согласен, - кивнул Демид. - У нас слишком мало времени, чтобы отвергать опыт шедших до нас и пытаться нащупать свою тропу. Но где он, этот опыт? Где книга, в которой написано, как вычислить Имя Врага? Где карта, на которой крестиком помечено нахождение Врат? Где рецепт, как заткнуть эти Врата? Я думаю, что если бы Тай Ди Сянь знал ответы на эти вопросы, он бы уже давно закрыл проход из Мира Тьмы окончательно.
- Не спеши. - Ван огладил руками свою бородку. - Если существуют это Имя, и Врата, и способ, как остановить истечение вредоносных демонов, то существует и ответ на твои вопросы. Ты задал их, Демид, и позволь мне теперь обратиться к Пустоте. Может быть, просветление придет ко мне и продвинет нас еще на шаг в познании Дао.
Старик положил руки на колени ладонями вверх и закрыл глаза. Демид знал, что беспокоить его сейчас бесполезно. Вэй был сейчас бездумен и безжизнен, как сухое дерево. Дыхание его едва различалось. Демид, с его паранормальным зрением, увидел, как из точки Цзы Цяо за межбровьем Хранителя вышел тонкий луч желтого света. Он протянулся в воздухе на длину ладони и замер, торча изо лба даоса, как карандаш. Из солнечного сплетения вылетел небольшой оранжевый шарик и расщепился на три дуги, которые вращались в воздухе все быстрее, пока не превратились в сплошную окружность, сияющую алым кровавым светом. Кольцо это поднялось до уровня головы Вана и слилось со светом, исходящим изо лба его, в единый круг ровный и белый. Демид знал, что видит "сущностную природу" даоса: то, что христиане называют душой, отделилось от его тела и вошло в тонкий мир, окружающий любого из нас всегда и везде. Демид вспомнил слова Вана другого Вана, который был наставником Лю и являлся предком Вана нынешнего:
"Без тела нельзя достичь Дао.
Но с телом никогда нельзя осуществить Истину".
Они находились на даче, доставшейся Демиду в наследство от Алексея. В комнате, служившей Алексею лабораторией. Здесь, на столе, некогда стоял компьютер. Демид считал его тогда гениальным творением Алексея, но на деле электронный Внутренний Мир оказался лишь игрушкой, созданной Нуклеусом по прихоти Защитника - управляемым отражением мыслей разумного кристалла, и ничем более.
Комната эта и поныне сохраняла таинственную ауру прежнего своего обитателя. Приборы и аппараты в большинстве своем были размонтированы и перенесены Демидом в его городскую квартиру. Сейфы, помеченные непонятными знаками (Демид так и не сумел расшифровать их), были пусты. И лишь несколько картин по-прежнему висело на стенах. В лаборатории они казались неуместными, но теперь, когда комната освободилась от переплетения проводов и нагромождения мониторов, посылающих тревожные импульсы, картины эти оказались магнитами, привлекающими внимание.
Демид встал и пошел вдоль стен. Все картины принадлежали кисти одного и того же человека и были выполнены в манере, которую можно было назвать гиперреализмом. Демиду приходилось видеть подобные картины. Такая техника живописи процветала с начала семидесятых годов и считалась одним из ответвлений постмодернизма. Однако эти рисунки, судя по состоянию краски, были выполнены не менее века назад - еще одна загадка в череде бесчисленных тайн, оставленных Алексеем. Кто рисовал это? Кто накладывал мазок за мазком столь тщательно, что картина теряла фактуру и превращалась в подобие фотографии? Реализм фотографии не шел ни в какое сравнение с невероятным, фантастическим реализмом этих холстов. Каждая черточка жила здесь своей жизнью - казалось, Демид просто смотрит сквозь тончайшую пленку на предметы, существующие в реальности. Портрет Иисуса Христа выглядел так, словно художник писал его с натуры. Фрукты и виноград на натюрморте были столь живыми и аппетитными, что рот Демида заполнился слюной. Два пейзажа представляли собой изображение одного и того же места днем и ночью. При свете солнца все здесь лучилось радостью и чистотой - деревья редкого леса, умытое небо, горы, выглядывающие из-под шапок облаков. Ночью же все было покрыто мраком - настолько густым, что, лишь внимательно вглядевшись, можно было рассмотреть очертания кустов и деревьев. Зато звезды сияли во всем своем великолепии. Орел все так же гнался за Лебедем по дымке Млечного Пути, как и миллионы лет назад. Стрелец натягивал лук, а Близнецы танцевали свой, только им понятный танец.
* * *
Демид не верил своим глазам. Звезды в нарисованном небе раздвинулись, и в россыпи светлых точек появился черный провал, напоминающий по очертаниям человеческую голову. Демид протянул руку и дотронулся до матовой поверхности картины. Рывок - и рука его ушла в провал - что-то там, в пустоте, дернуло его за пальцы, позвало к себе. Дыры как таковой не было просто рука Демида заканчивалась сейчас на уровне локтя, там, где начинался холст.
Демид сделал шаг назад и извлек руку обратно. Кисть его стала полупрозрачной, словно была сделана из матового зеленоватого стекла. Ни сосудов, ни костей не было видно - только пульсация холодного потустороннего света. Огненные червячки электрических разрядов пробегали между пальцами и покусывали кожу. Свечение медленно распространялось вверх - к локтю - к плечу - перешло на грудь и волной покатилось вверх и вниз. Ноги Демида оторвались от пола, и он медленно поднялся в воздух.
"Куда идти? - Он еще не сделал выбор. - Какое время дня предпочтительнее?" Солнечный пейзаж манил его - где-то в его подсознании он олицетворял место, в котором он мог почувствовать себя счастливым. Демид наклонил голову и ступил на траву, приветливо подавшуюся к нему под действием летнего ветерка. Легкий щелчок - невидимая пленка, ограничивающая Средний Мир, пропустила его и разошлась радужными пятнами.
* * *
Демид сидел на пригорке. Ядро он поставил перед собой на пенек. Впервые он общался с Ядром вот так - сохраняя видимость реального существования, а не будучи выдран с корнями из собственного тела и размазан сознанием в чуждой ему разумной Пустоте. Нуклеус изменился внешне - камень напоминал теперь формой человеческую голову с несколько оттопыренными ушами (точная копия черной дыры на соседней картине), с едва обозначенными ямками глаз и рта.
- Привет, Нуклеус! Никак, соскучился? Куда это ты меня затащил?
- Мы - в мире, где Враг не сможет нас услышать.
- Другой мир? И что он собой представляет?
- Это картина. И ничего более. Картина, созданная художником Иваном Яузой.
- Яуза? Никогда не слышал о таком.
- Он не стремился к известности. Живописец - лишь одна из многочисленных ипостасей этой многосторонней и необычной личности.
- Расскажи о нем.
- Нет. О нем позже. У нас слишком мало времени. Нам нужно закончить разговор. Я хочу рассказать тебе кое-что. Это может навести тебя на след в твоих поисках. Но сперва я должен увериться в окончательности твоего выбора.
- Я же сказал тебе - я согласен. Хотя, видит Бог, только под давлением чрезвычайных обстоятельств иду я на такой шаг...
- Упрямые вы, христиане. - Недовольства не слышалось в голосе Ядра, лишенном интонаций. Он просто констатировал факт. - С христианами всегда возникало много проблем. Лучшими Защитниками всегда были китайцы. Они привыкли подчиняться. Они не задают лишних вопросов. Они спокойно воспринимают доминирование высшего сознания над их человеческой личностью.
- А Лю? Лю Дэань? Помнишь такого? По-моему, он не очень-то спешил прийти в объятия великого Духа Мятежного? Он сопротивлялся, как мог.
- Это неудивительно. Ваши характеры почти идентичны. Потому что Лю Дэань и ты, Демид, - в сущности, один и тот же человек.
- Вот как?! - Демид покачал головой. - Значит, реинкарнация душ все же существует?
- Иногда - да.
- Иногда? В каком смысле?
- Большинство духов, дающих человеку сознание, тех духов, что вы называете человеческими душами, слишком слабы и недолговечны. Они рождаются вместе с человеком, проходят вместе с ним земную фазу существования, а после его смерти отправляются в тонкие миры. Они непригодны для многократного использования - переходы из тонких миров в Средний Мир и обратно разрушают их нежную субстанцию. Но существуют особо стойкие души отмеченные, как выразился бы ты, печатью Бога. Они живут миллионы лет - со времени появления первых людей. Они умирают вместе с телами и возрождаются снова - в новых людях. И люди такие необычны, по человеческим понятиям. Дух их стоек и мало подвержен земным влияниям. Кроме того, они обладают способностями, которые ты называешь паранормальными. У тебя - такая душа, Демид. Прочная.
- Защитники... Они были в основном такими людьми?
- Да. Безусловно, все. Таким человеком был и твой отец - Петр Зиновьев. Он же - Иван Яуза. Он же - отшельник Никодим. Защитник, ставший наставником и вдохновителем Алексея, твоего предшественника.
- Что?! - Демид вскочил. - Я считал... Я думал, что Петр - ученик Алексея! Он же был таким молоденьким, этот Петя Зиновьев! Ты путаешь меня, Нуклеус! Не могло быть так!
- Отец Никодим прожил на свете сто пятьдесят два года. И все это время он выглядел так молодо - на те двадцать три года, когда он получил дар Защитника. Иногда он напоминал старца, потому что борода его доставала до колен. Иногда он носил эспаньолку и синий бархатный берет, вращаясь среди богемы, погрязшей в декадентстве. Он нес людям учение Божие и изнурял тело аскезой, он писал стихи и картины, сводящие с ума, он очаровывал дам высшего света и дрался на дуэлях с их разгневанными мужьями. Он сражался в рядах Белой Армии и шел на дно в барже, затопленной большевиками, вместе с сотнями других пленных офицеров. Он сидел в лагерях. И был убит Агеем, так и не увидев твоего появления на свет.