Вырезанные глаза напротив сочувствовали. Хорошо хоть краска не сошла.
— Подумаешь, по плечу не похлопал, так ведь я могу сама. Верно? — спросила у Богини- Матери. — И вообще, пойду, мстительно съем что-нибудь вкусное, а ему не дам, — улыбнулась, вытирая остатки слез.
Три глубоких вдоха и выдоха. Покусала губы. Василий уже не вызывал никаких эмоций, незаметно исчезнув из памяти. Еще там отпустила, на Земле. Родители давно провалились за горизонт воспоминаний, лишь размытые картинки с участием бабушки еще пытались не раствориться в серой хмари непонятной дымки.
— Я не хочу забывать, — шепотом обратилась неизвестно к кому. — Это часть меня…
Покачала головой и нервно рассмеялась. Первые же трудности подкосили…
Никто никому ничего не должен.
Если ничего не ждать, в ответ на свои действия, вообще станет легче жить… А золото возьму. Еще и поторгуюсь, выбивая процент, не фиксированную единоразовую выплату. Вот так вот. Уперла руки в бока.
— Давай, Люба, подъем!
Отряхнулась и ушла, снова обретя душевное равновесие. В доме все шло по плану, кухня ждала волшебства. Порадую себя, заодно и остальных.
Частички дефицитной муки кружились белыми снежинками в воздухе, то поднимаясь, то опадая от ветра порывистых движений. Масло холодило кончики пальцев. Привычные монотонные движения были сродни медитации.
Это я. Мое любимое дело. Я это умею. И не только это. Все получится.
Проткнула тесто по периметру. Треск ломающейся яичной скорлупы звучал усладой для ноющей души, даря меленькие оранжевые солнца. Потратила все запасы загустевших сливок. Ну и ладно. Заливка получилась красивой — насыщенно-теплый желтый цвет. Пирог ушел в печь. Эх, ванилина бы сюда… Обмотать руку тряпицей сообразила только после того, как сварила порцию травяного отвара. Пришлось подтирать то тут, то там, бурые разводы после себя. К Велдону с такой ерундой идти не собиралась.
Пирог быстро испекся, даже не подгорел, успев чуть остыть в холоде, от чего куски выходили ровными и красивыми. С таким-то тесаком. Тесто получилось нежное, воздушное, в меру эластичное, не крошившееся сухой крошкой при нарезке.
Аромат стоял божественный!
Собирающиеся по домам труженицы невольно задерживались, принюхиваясь к большому блюду, что вынесла на всеобщее обозрение. Поставила на стол и приглашающе махнула рукой:
— Угощайтесь… Вы все молодцы. Спасибо за помощь, — ну не меня, так я похвалю кого-нибудь. Всяко приятно.
Камилла с великим одолжением взяла кусок, завернула и быстро ушла. На ее лице читалось плохо скрываемое отвращение. Двое последовали примеру. Остальные с удовольствием съели, попросив рецепт. Обещала рассказать позже. Олафу и Велдону отнесли по кусочку.
Капитану достался огромный… шиш с маслом.
Очень по-детски, но поделать с собой ничего не могла.
4
Джонатан Мюррей
Поразительное состояние: еще не женился, а домой уже не хочется. Оттягивал неприятный разговор как мог, переделав все, даже самые не любимое. На днях выезд в ближайший портовый город, под предлогом мелких закупок проверю дорогу. Скоро приедет мать. Должно быть безопасно.
Устало потер лицо, задала Люба задачку. Где достать твой «секретный ингредиент»? И почему я сам не придумал это? Может потому, что невозможно успеть везде? Городок растет, а вместе с ним нужды, и тренировки никто не отменял.
Неужели… старею?
Тьфу, это все мама. Еще не приехала, а ее голос уже в голове. Вот, Руперт прохлаждается, получит повышение. Еще…
Робкий стук.
— Входи.
Камилла показательно изображала смирение и покорность. Выглядела… без былого лоска.
— Садись. Ты здорова?
— Благодарю, все хорошо, мой господин, — грациозно присела на стул, продолжая смотреть в пол.
— Камилла, давай не будем усложнять, — поморщился, сцепив руки в замок. — Был договор — ты согласилась… Встреч больше не будет.
— Прошу, дай второй шанс! — умоляющее произнесла женщина с глазами полными слез.
Между нами никогда не было чувств, только выгода. У каждого своя.
— Скоро приедет мать с невестами. Я женюсь, Камилла. Сама понимаешь, тебе надо уехать… Не останешься ни с чем. У меня есть друг, вдовец с приличным состоянием, землями, положением при дворе, готовый жениться. Не старик. Наследники есть. Ты не будешь нуждаться.
— Так, значит, — горько прошептала Камилла. — Как надоевшую кобылу новому хозяину? — обогнула стол, упала на колени и с силой обняла ноги. — Прошу, Джонатан, прошу не отсылай! — не сумел поднять, намертво вцепилась. — Не хочу никуда! Здесь мой дом, моя жизнь… Ради того, что было! Клянусь молчать, ни словом, ни взглядом, не выдавая секрета, не претендуя ни на что! — слабо сверкнуло. Магия приняла клятву. — Не гони, дай жить свободно, самой решать, а не плясать под дудку незнакомого мужчины, страшась следующего дня и его настроения… Сама пришла к тебе, потому что нравился, Джонатан, хоть в это и не веришь… Я все сделаю, что прикажешь, но не отсылай, — разрыдалась, сворачиваясь в комок у щиколоток.
Дерьмо, а не день! Хотелось поскорее все это прекратить. Было стыдно…
— До первого замечания, — слова дались тяжело. — Пикнуть не успеешь, посадят на корабль к жениху. Выбирай место, раз хочешь сама, но не тяни. Холода будешь встречать уже не здесь.
— Да, да! Спасибо! Спасибо!!!
— Не унижайся… Уходи, — хотелось не видеть этого…
— Да, конечно! — угодливо закивала женщина.
Вскочила, тут же упала, запутавшись в подоле, встала и, не переставая благодарить, быстро скрылась, оставив после себя горечь разочарования…
Вспомнилась иномирянка и ее упрямые глаза. Человек на новом месте, все незнакомо, так не сдается. Работу нашла, на мужчин даже не смотрит. Хотя уже есть желающие и без Руперта. Добрая… Глупая, конечно, но добрая… Придумала, написала. Погладил тетрадь. Надо идти, мириться… Гадость какая. Шумно выдохнул через нос.
И это я еще не женат!
***
Камилла
Обида жгла изнутри. Как же так, Джонатан? Я же тебе всю себя отдала! Всю, без остатка… Слезы вереницей падали вниз на землю. Темнеет, меньше позора. Поглубже нахлобучила чепец, опустив голову к земле. Не хочу, не покажу, как больно.
Джонатан, я же любила тебя! А ты? Как не нужную тряпку в ведро…
Тело бьет крупная дрожь, сильно болит голова. Путь домой не отложился в памяти, только отводящие сочувствующий взгляд соседи. Упала на пол посреди горницы и завыла, катаясь и выплескивая боль… А потом стало так пусто внутри, так холодно, будто сломалось все внутри.
— До холодов, значит, до холодов, Джонатан, — прошептала в пустоту.