Вылетела, не закрыв дверь. Тут же поняла правдивость ее слов, засуетилась. Травница сбросила грусть и помогла, добавив в взвар пару листочков, привезенных из города.
— Ты ентова, госпожа, — вернулась к старой песне бабулька, — давай-ка, займись делом. Все по рецепту, пока в голове осталось, — взяла поднос и ушла, шаркая ногами.
Провозилась до самого вечера, погоняемая старухой. Вытирая пот со лба, принюхалась к получившейся мази. Пахнет свежестью. Растерла немного между пальцев — хорошо впитывается. Травница сварила котелок особого зелья.
— Уседова. Настоять в темном месте, к утру будет готово. Сама пей, да капитану молчком подливай. Мужики ж они такие, как дети малые — не любят лечиться, а ентот и упертый за десятерых.
Пару раз заглядывал наш маг растительности и каждый раз вылетал, огретый кухонным полотенцем надзирательницы. Марджери тоже не пустили. Чудеса.
Не смотря на ворчание, параллельно испекла пирог. Так и сказала:
— Руки чешутся, надо сделать!
Вот такого троянского коня в моем лице старуха и развернула на выход- с пирогом и мазью.
— Ты там, этого… Улыбнись? — предположила травница. — Делай что хошь, а не пусти по бороде наши потуги. Чтоб намазюкала его старательно! Давай, госпожа, — открыла дверь и вытолкнула.
Марджери была занята — порыкивала на невест. Маска на лице мужчины принесла облегчение и виток новых капризов. Одна визжала, что немедленно уедет. Не дали.
Вот так, думая обо всем, но о не конечном пункте, дошла до двери, громко постучала и вошла. Капитан был окружен вниманием огромной кучи бумаг.
— Люба? — удивленно спросил. Спохватился и запоздало нацепил маску. — Извини… Еще не привык… Я ужинал. Спасибо, не надо. Отдыхай.
Выглядел он паршиво. Посерел с лица. Красные глаза. Новая морщинка горькой складки вокруг рта. Сине-фиолетовые круги под упрямыми глазами. Стало горько. В груди защемило. Темнота за окном вытряхивала одеяло, рассыпая побольше сумрака.
— Это вам, — тепло улыбнулась, аккуратно отодвинула бумаги и поставила перед ним пирог, готовая в любой момент убраться восвояси, если начнет орать.
Мюррей поднял брови, гипнотизируя заботу на тарелке. Задернула шторы. Придвинула два канделябра зажжённых свечей, не забыв запалить те, что на стенах.
— Глаза надо беречь, — буркнула под нос.
— Мне уже можно и не беречь, — отмер мужчина. — Что это?
— Радость, — нахально уселась на стул с другой стороны стола. — У вас сейчас только «надо», «должен», «успеть». О себе не думаете… И выглядите паршиво.
— А ты храбрая женщина, — хохотнул капитан. — Сказать вот так, в лицо. Давай, свою радость, — улыбнулся и взял ложку.
Внимательно рассматривая бумаги, не видела их содержания.
— У меня просыпается магия? — спросила еле слышно, надеясь на отрицательный ответ.
— Да, Люба… Кто просветил?
— Анна.
— Тогда не страшно. Изменения есть?
— Нет.
— Боишься? Не надо. Это не огонь, и не стихия. Иначе, уже бы проявилось. Ты… издалека. Думаю, будет что-то… другое. Не переживай, за тобой… потом присмотрят… Когда меня не будет.
— Ну все, — взьелась на него. — Хватит хоронить себя раньше времени, сдувать пыль с капризной матери и ходить вокруг да около с истеричками этими! Я взрослая женщина и смогу позаботиться о себе сама, это раз!
Капитан откинулся на спинку стула и с полуулыбкой слушал спич. Меня несло.
— Мамаша ваша — эгоистичная клуша, простите великодушно! Только и может, что орать да возмущаться! Хоть раз бы подумала о вас! Вы — ее ребенок, а не она ваш! Внука ей подавай, — встала и вцепилась в стол, не зная куда деть руки. — А она тут жила с вами? А она о вас заботилась, когда из столицы выперли? Нет, она с комфортом грустила на пуховых подушках, вытирая слезы надушенным платочком! Тьфу! А сейчас, она спросила, устали ли вы? Больно ли вам? Есть ли силы? Девицы эти… Не любят они вас. И не полюбят. Им бы на балах юбками крутить, внимание получать и цацок побольше. Так возьмите и купите уже одну! Чтоб сил высасывало меньше! — волна возмущения взметнулась и опала. Стало стыдно. — Простите…. Это не мое дело…
Села обратно.
— Почему же, в наше время очень редко встретишь… честного человека, — доел последний кусь Мюррей, странно поглядывая. — Это все ваши умозаключения?
— Не все, — буркнула, отворачиваясь. — Но я промолчу, — тоскливо вздохнула и вспомнила, зачем пришла. Встрепенулась. — Снимайте маску, — обогнула стол, воинственно сжимая кулак.
— Зачем? — устало спросил Джонатан. — Мы уже все перепробовали. Хватит.
Упрямый осел! Что бы ляпнуть такого? ….
— Это Велдон прислал, — соврала, не моргнув глазом. — Сам он плохо выглядит. Велел позаботиться о вас. Давайте, день был длинный, я тоже устала. Уговаривать еще вас, — хорохорилась, а у самой дрожали руки. Щас как гаркнет. Внутренне собралась.
— Люба, это бесполезно. Признайте уже.
— Никогда, — упрямо посмотрела ему в глаза.
— Давайте, — сдавшись, протянул открытую ладонь. — Перед сном…
— Угу, бегу и спотыкаюсь. Мюррей, будете сопротивляться, не испеку завтра сладостей!
— Ну вот, а как же порция радости? — улыбался мужчина.
— Накажу, — улыбнулась в ответ.
— Какая вы грозная, — ехидно протянул, снимая маску.
Хорошее настроение испарилось. Подозреваю, изменилась в лице.
— Я же говорил, — раздраженно дернулся в сторону снятого предмета.
Треснула его по руке, удивившись своему порыву.
— Это как понимать? — возмутился работодатель.
— Она вредит, — угрюмо ответила, щедро зачерпывая мазь. — Помолчите, — начала осторожно растирать. Капитан закрыл открывшийся было рот. Медленно втирала, не зная, испытывает от касаний боль или нет. Не скажет ведь. Осел. Как есть осел с помесью барана. — Посмотрите, с внутренней стороны остались… подтеки, — сказала не отвлекаясь. — Это… прирастает к ней, а прошел всего день, — зло размазывала мазь.
— Осторожнее! — воскликнул Мюррей. Я вздрогнула. — Без глаза у меня точно не останется шанса купить жену, — попытался отшутиться.
Ладонь замерла на его щеке. Темные глаза завораживали. Посмотрела на его губы. Бросило в жар. Резко одернула руку, заводя за спину и отступая на шаг.