Охранник завернул за угол, и они столкнулись буквально лицом к лицу — очевидно, он полагал, что чужак, скрывшись, удирал со всех ног и на миг растерялся, едва не налетев на него.
Механически, совершенно бездумно, Лэйми перехватил руку с пистолетом, отводя ее от себя вверх, и так же бездумно ударил парня босой ступней между ног. Тот беззвучно упал на колени, его рука дернулась, и пистолет выстрелил еще раз. Лэйми, которого внезапный грохот и вспышка огня напугали почти до смерти, вырвал оружие из обмякшей ладони и бешено, наотмашь, ударил рукоятью по стриженой голове. Тяжелое тело бесшумно ткнулось ему в ноги, едва не опрокинув юношу. Лэйми испуганно отскочил.
Какое-то время он совершенно не мог думать. Стена с частью двери застыла перед ним, как картинка, и он тупо смотрел на нее, не понимая, кто он и что с ним.
К реальности его вернул бешеный топот в коридоре. Внезапная победа превратила его страх в ярость и он сам вышел в коридор. Мчавшийся парень — он был еще крупней первого — немедленно остановился и, вскинув пистолет (он уже держал его в руке) мгновенно выстрелил. Лэйми так же бездумно вскинул оружие и нажал спуск — он стрелял первый раз в жизни и отдача больно рванула его расслабленное запястье. Охранник вдруг дернулся и нелепо изогнул руку, словно стараясь прикрыться оружием. Лэйми понял, что попал, и в бешеном исступлении нажал на спуск еще несколько раз, — пока затвор не отскочил назад, а охранник не грохнулся навзничь.
Юноша замер, направив оружие на неподвижное тело. До него постепенно начало доходить, что сам он совершенно цел. Охранники промахнулись дважды, а он попал, хотя прежде ни разу не держал в руках оружия.
При этой мысли его страх совершенно исчез. Мягко ступая, не опуская пистолета, он пошел вперед и замер над распростертым телом. В ушах у него звенело.
Охранник так и не выпустил оружия из рук. Рифленая рукоять была крепко зажата в его кулаке. Его куртка была разорвана в шести местах, но крови почему-то не было — лишь на левой ключице расплылось темное пятно.
Лэйми присел и осторожно сжал толстое волосатое запястье, стараясь нащупать пульс, но не сумел — прежде ему не приходилось этого делать. Во всяком случае, когда он, неловко перехватив пистолет, попробовал отыскать пульс у себя, результат был тем же самым. Потом он вспомнил, что пульс можно отыскать на шее, но боялся прикасаться к горлу охранника — вдруг тот уже покойник?..
Что-то вдруг сильно ударило его в спину — если при этом и был какой-то звук, он его не услышал. Обернувшись, он увидел второго охранника — тот сидел в проеме лестничной клетки и целился в него из другого, маленького пистолета. Половина его головы была залита кровью, но он выстрелил еще раз. Лэйми увидел вспышку, потом раскаленный прут пронзил его тело насквозь. Боль была такой ослепительной, дикой, что его сознание даже не погасло, а оборвалось в одно мгновение, как лопнувшая струна.
Первым, что Лэйми ощутил, очнувшись, была мучительная боль: его грудь словно жгли каленым железом сразу в двух местах. Не вытерпев, он застонал, потом сжал зубы. Он был убежден, что должен страдать молча, — хотя, и не мог объяснить, почему, — но боль терзала, пронзала его, не давая думать, лишая всех душевных сил. Юноша отчаянно боролся с ней, пытался сосредоточиться на боли и это действительно ее уменьшало.
Когда боль, наконец, отступила — по крайней мере, ослабела настолько, что он смог не только бессловесно выть, как животное, но и хоть как-то рассуждать, он сосредоточился на ее источниках. Судя по ним, у него было прострелено легкое и перебито одно или два ребра. Вторая пуля прошла навылет ниже печени. Боль там была не такой сильной, но дышать было трудно и так больно, что приходилось делать перерывы. Вдруг он с ужасом понял, что может вообще не дышать — точнее, целые минуты не чувствовать удушья: огонь Внутренней Энергии поддерживал его силы. Эти перерывы были великим облегчением, и он не представлял, как вытерпел бы все это без ее помощи.
Потом его какое-то время не было. Очнувшись словно бы впервые, он смог открыть глаза. Над ним выгибался беленый свод, но сил поднять голову еще не было. С большим трудом удавалось ворочать ей из стороны в сторону, словно тяжеленным бревном.
Он увидел голые облезлые стены и несколько железных кроватей с тонкими тюфяками — пустых. Над ним нависал стояк с капельницей, и тонкая прозрачная трубка вела от нее к игле, впившейся в сгиб его локтя. Попытавшись вытащить ее, Лэйми тут же обнаружил, что его руки и ноги привязаны, — хотя он был так слаб, что не смог бы не только встать, но даже шевельнуть пальцем.
До него начало, наконец, доходить, где он оказался. Сердце юноши стало сжиматься редкими, обморочными ударами, — но страх был все же отвлеченным и далеко не таким мучительным, как боль. Через какое-то время Лэйми успокоился. Ничего не происходило. Он лежал, закрыв глаза, и тихо страдал, иногда приподнимал ресницы и осматривался, но ничего не менялось. Так прошло, наверное, несколько часов. Потом он уснул.
Пробуждение было неприятным — кто-то старательно бил его по щекам. Лэйми издал протестующий звук и открыл глаза, однако тщетно. Было так же темно. Он повел головой — и не сразу понял, что его глаза завязаны. Он сам лежал на чем-то мягком… и ему стало значительно лучше. Боль почти совсем прошла, остался только палящий жар и страшная тяжесть в груди — словно ему на ребра взгромоздили раскаленный гранитный блок, но ощущение не было мучительным — это было ощущение исцеления.
Юноша чувствовал, что спал очень долго — гораздо дольше, чем смог бы проспать сам. Голова была тяжелой, он не вполне понимал, что с ним, но мускулы ему теперь подчинялись — наверно, он смог бы встать и даже пойти, если бы его не привязали. Тугие, вроде бы резиновые жгуты стянули его запястья, щиколотки, бедра над коленями, живот и грудь под мышками. Она была перевязана, но ничего больше на себе он не чувствовал. Нельзя сказать, что Лэйми стыдился своего тела, но, в общем, он был стеснителен. И уж подавно не любил, когда его били. Юноша яростно встряхнул головой.
— Очнулся? — спросил спокойный мужской голос. Судя по всему, его обладателю было лет пятьдесят. Впрочем, Лэйми понимал, что легко может ошибиться.
— Да. Еще бы!
— Кто ты?
— Лэйми.
— Точнее! Имя, фамилия, домашний адрес?
— Сначала отвяжи меня.
Бац! Юноша взвыл от боли. Судя по ощущениям, его ударили по босым пяткам чем-то твердым. Наотмашь.
— Ах ты, сволочь!
Бац! Лэйми зашипел, потом выдал подряд весь запас ругательств, который знал. Донесся смешок.
— Приятно, когда человек говорит искренне. Тебе может быть гораздо больнее. Так что давай, поговорим спокойно, как друзья.
— Я хочу есть, — заявил Лэйми.
— А попробовать свою печень ты не хочешь? Ты жив только потому, что интересен мне. Знаешь ли, когда человек появляется там, куда попасть невозможно и отправляет в больницу двоих охранников, это само по себе уже довольно необычно. Но вот когда он за двое суток оправляется от тяжелого ранения, это можно принять за чудо. Вот только чудес, знаешь ли, не бывает. К счастью, твой случай лежит в профиле моей основной работы. Чертовски интересно, как можно добиться регенерации со скоростью, превосходящей биологические возможности клеток. Анализы ничего не показали. Ты что-нибудь знаешь об этом?
— Нет.
— Охотно верю. Но ведь тебя кто-то послал сюда? Кто? Как ты сюда попал?
— Меня никто не посылал. Я просто хотел посмотреть…
Мужчина с искренней печалью вздохнул.
— Хорошо подумай. Если ты будешь отвечать честно, то сможешь сохранить жизнь и даже получить много денег. Если нет — ты умрешь. По частям… медленно.
— Но ведь ты тоже умрешь — когда-нибудь. Какая разница?
Удар обрушился на его голени там, где кость прилегала к коже, и мир под сжавшимися веками окрасился в желтый цвет. Лэйми прикусил губу, чтобы не закричать. Второй удар, третий… его замутило от боли. Не вытерпев, он заорал во все горло — и тут же получил удар по животу, лишивший его дыхания. Теперь ему стало по-настоящему плохо — он ничем не мог выразить, как ему больно. Ему хотелось только одного — немедленно умереть…
Когда дикое избиение прекратилось, Лэйми почти не испытал облегчения — казалось, его ноги опустили в чан с кипятком.
— Ты будешь отвечать? — теперь в голосе не было даже фальшивого дружелюбия.
— Да иди ты!.. — заорал Лэйми с глубоким и искренним чувством. Все его мускулы сжались в ожидании очередного удара, он зажмурился… и снова услышал тихий смешок.
— Я думал, что такое бывает только в дурацких книжках про героев. Надо же… знаешь, с тобой приятно иметь дело. Надоели эти сопляки, вечно визжат, рыдают и просят… Что ж, раз ты не желаешь разговаривать, придется прибегнуть к особым средствам…
На минуту его оставили в покое. Несколько раз Лэйми слышал, как тихо звякало стекло. Потом его плеча коснулась мокрая ватка, и через мгновение он ощутил укол. Судя по всему, им занимался специалист — он даже не почувствовал боли, лишь неприятное, тянущее ощущение в мускулах, когда ему впрыскивали… что?
Внезапно ему стало очень легко и хорошо. Боль почти мгновенно утихла. Лэйми перестал осознавать себя, ему хотелось смеяться… говорить… говорить без конца. Но что-то в нем словно выбило предохранитель и он, не заметив этого, провалился в черное забытье.
На сей раз в сознание его привел острый, мучительный зуд. Лэйми бессознательно потянулся к груди — и испуганно отдернул руку, коснувшись корки запекшейся крови. Под ней нестерпимо чесалось. Он стал осторожно поглаживать эту неровную, грубую поверхность, стараясь хотя бы немного ослабить терзавшее его ощущение. Ноги болели сильно, но терпимо. В общем, ему было хорошо — его заливало ровное тепло, словно над грудью висело маленькое солнце. Открыв глаза, Лэйми даже удивился, не увидев его. Но, несмотря на весь пережитый кошмар, внутренний свет все еще был с ним…
Его голова лежала на чем-то теплом, определенно живом. Подняв взгляд, он обнаружил, что она покоится на коленях нагого юноши, уже знакомого ему — Аннита Охэйо. Лэйми испуганным рывком сел, поджал ноги и тут же вздрогнул от боли — ниже колен они превратились в один сплошной синяк.
— Я думал, ты никогда не очнешься, — тихо сказал Аннит. — Тебя сильно избили.
— Если бы только избили… — Лэйми открыл рот, чтобы продолжить, но ничего не сказал. Он не разбирался в медицине, но понимал, что человеку с простреленным легким полагается умирать, захлебываясь кровью, а не чесаться.
— Чем они тебя так?
— Две пули, — буркнул Лэйми и пошевелил пальцами босых ног. Ходить, похоже, он еще мог.
— Странно, что ты жив, — Аннит помолчал. — Больно?
— Теперь — не очень.