Какое-то время они смущенно посматривали друг на друга. Охэйо был гибкий и мускулистый, его стройное тело покрывали синяки, густые черные волосы были спутаны.
— Как ты попал сюда? — наконец спросил Лэйми. — И что это за место?
Он сел поудобней, опершись спиной о стену.
— Об этом я знаю не больше тебя, — Аннит пожал плечами. — Вообще-то во дворце. Я работаю здесь, и довольно случайно узнал, что ты тут оказался. Только у меня не было пропуска в этот подвал, разумеется. Я, скажем так, потерялся и приступил к поискам, когда была уже глухая ночь. Добрался до нижней чертовой двери. Даже открыл ее. Только за ней было несколько парней. Я не успел ничего сделать. Они уже ждали меня и бросились все сразу… — Аннит зябко поежился, словно демонстрируя синяки — свидетельство того, что он не сразу и не без боя уступил превосходящему врагу. — Я пнул одного под ширинку… его визг было слышно по всему зданию. Остальные схватили меня. Их было трое или четверо. Прижали мне к лицу тряпку с какой-то вонючей дрянью. Я думал, что задохнусь… и потерял сознание. Очнулся я уже здесь. В таком… виде. Меня допрашивали. Били. Сначала дубинкой, потом плетью… — он вновь судорожно повел ободранными до крови плечами. — А потом бросили к тебе. В общем, я попался, как дурак.
— А я… — начал Лэйми, но Охэйо прервал его.
— Знаешь, почему мы тут вместе? Им не удалось ничего из меня вытянуть — без членовредительства — и из тебя, насколько я смог понять из их вопросов, тоже. Здесь где-то есть микрофон. Они думают, что мы бросимся болтать и выдадим все, что знаем. Тут можно говорить только то, что им уже известно. Ты понял? Давно ты здесь?
— Дня два. Не помню. Я почти все это время был без сознания.
— А я попался вчера… кажется. Что ты помнишь о своей жизни?
— Ну… Мои родители умерли, когда я был еще малышом. Когда все деньги, оставшиеся от них, кончились, родня сразу вся как-то разбрелась… У меня остался только дом, но и его скоро отнимут за долги…
Охэйо вдруг почему-то улыбнулся.
— Забавная история. Нет, в самом деле.
— Да? А что в ней смешного? — Лэйми пристально смотрел на своего невольного товарища. — Я последний в роду, которому полторы тысячи лет. Живу один, в старой четырехэтажной развалине, как привидение. Завидовать нечему.
— Да, — Охэйо опустил взгляд. — Знаешь… я искал тебя не потому, что… мне понравилось то, что ты сделал. Я бы так не смог… впрочем, неважно. Вообще-то я работаю здесь техником на узле связи. То есть, работал. Они нас, наверно, убьют… — он помолчал. — Здесь, в Директории Хониара, уже давно исчезают люди. Молодые, обоего пола, несколько сотен за год. В основном одинокие — те, кого никто не будет искать. Но для страны с населением в четыре миллиона человек, такие потери почти незаметны. О том, кто и зачем это делает, тут ходит множество слухов — и, как я убедился, правдивы самые страшные из них… — Охэйо обращался скорее сам к себе. — Но если мы проживем еще хотя бы несколько часов, они будут последним, о чем нам придется беспокоиться. Уже, по сути, началось. Когда появились эти жуткие облака… знаешь, они давили на глаза, словно свинцовая крыша, и под ними было… страшно. Потом была жуткая гроза, а потом вдруг дико похолодало… и выпал снег.
— Снег? — Лэйми удивленно вскинул голову. — Сейчас же середина лета!
— Вот именно. Здорово похоже на конец света, правда?
— Да.
Если честно, слова Охэйо не произвели на Лэйми особого впечатления — он слишком боялся за себя, чтобы думать еще и о мире. Особенно страшно ему не было — он искренне верил, что сможет сбежать. Но вот сможет ли он вновь подняться в воздух? Он не был уверен. Слишком много вновь обретенной силы ушло на то, чтобы просто позволить ему дышать…
Дверь, неотличимая от стены, открылась так беззвучно и неожиданно, что Лэйми удивленно вскрикнул. В проеме он увидел часть полутемного беленого коридора — и трех громадных парней, при одном взгляде на которых пропадала даже мысль о побеге. Но они явились вовсе не затем, чтобы убить их или подвергнуть их истязаниям — они принесли им еду.
К удивлению Лэйми, предложенная им похлебка мало походила на тюремную баланду — в ней было даже мясо, а порции оказались такими, что впору было треснуть. Во всяком случае, если их и ждала смерть, то явно не от голода. Юноша с энтузиазмом набросился на еду. Он слышал, правда, что гордым пленникам надо отказываться от данной врагом пищи, но слишком проголодался, чтобы воспринимать это всерьез. Как же он сможет убежать, если начнет морить себя голодом? Правда, он тут же подумал, что его откармливают для того, чтобы потом съесть, но это был уже явный бред…
Сытная еда буквально воскресила его — даже боль в отбитых ногах заметно ослабела. Но тут же его голова стала тяжелой. Лэйми нестерпимо захотелось спать. Он успел подумать, что его снова обкормили какой-то дрянью — и провалился в глухое забытье.
Его схватили и поволокли, не дав толком проснуться. Несколько мгновений Лэйми пытался понять, сон это, или явь, потом бешено рванулся, но его руки скрутили столь умело и старательно, что он вскрикнул от боли — и лишь тогда очнулся окончательно.
Его тащили по какому-то коридору. Двое здоровенных парней перед ним волокли яростно упиравшегося Охэйо. Впереди, из распахнутой двустворчатой двери, потоком изливался свет.
Когда его затащили в нее, Лэйми на несколько секунд зажмурился. Помещение оказалось очень просторным — метров пятнадцать в длину, десять в ширину и выше его роста раза в два. По беленому своду тянулись плотные ряды люминесцентных ламп — их свет был так ярок, что походил на солнечный. Пол и нижняя часть стен были облицованы кафелем. Вдоль них сплошь стояли застекленные шкафы с медицинскими инструментами и химической посудой, в центре зала, рядами, — столы, некоторые лабораторные, с какими-то аппаратами из стеклянных трубок, другие — операционные, в свежих пятнах крови. Кровь здесь была везде — на полу, на небрежно брошенных стальных инструментах, на комках мокрой ваты…
За ребристыми панелями на торцевой стене тихо урчали вентиляторы, но все равно, в комнате стоял тяжелый запах медикаментов, крови и страданий. Лэйми вновь бешено рванулся. Ему почти удалось освободиться, но на его голову тут же обрушился удар — судя по ощущениям, резиновой дубинкой, — и в глазах юноши потемнело на несколько секунд. Его оттащили к стене, к наспех сколоченной деревянной раме, похожей на поставленную стоймя кровать. Лэйми изо всех сил старался вырваться, но он был один, а палачей — трое. С помощью грубых брезентовых петель они притянули к раме его руки и ноги. Охэйо же опрокинули на операционный стол и привязали гораздо более тщательно — он не мог даже повернуть головы. Стол подкатили так близко, что Лэйми мог бы коснуться его.
Едва его оставили в покое, юноша осмотрелся. Кроме двух пленников в зале было четверо могучих парней в клеенчатых передниках и полный пожилой мужчина в лабораторном халате. Именно он обратился к нему и Лэйми узнал ненавистный голос.
— Твой случай становится все более интересным, — сказал толстяк. Он не удосужился представиться, но юноша, наконец, узнал его — он видел в газете его фотографию. Аний Мург, директор Медицинского Управления. Директор и эта лаборатория во дворце… Что же они здесь делали?
— Я впервые встречаю такую хорошую блокаду от правдосказа, — продолжил Мург. — У тебя и у твоего друга. Это просто что-то изумительное. Такую защиту не ставят просто вот так, и очевидно, что ты знаешь нечто очень важное. Председатель приказал перейти к пыткам, но бывает защита и от пыток — смертью, а я не хочу терять такой уникальный экземпляр регенерата. Интересно будет узнать, как ты относишься к чужим страданиям. Я понимаю, что этот парень ничего не значит для тебя, но тебе вряд ли захочется смотреть, как его разбирают на части. Ты не знаешь, сколько всего можно сделать с человеческим телом прежде, чем оно умрет. Я могу вскрыть ему глазные яблоки и впрыснуть внутрь немного кислоты… или проделать то же с суставными сумками. Можно ввести немного кислоты в кровь — это вызывает сумасшедшую головную боль. Можно просто распороть ему живот и потихоньку доставать внутренности…
— Заткнись, тварь! — сорвавшимся, незнакомым голосом крикнул Лэйми.
— Ты согласен отвечать на вопросы?
— Нет.
— Жаль. Вряд ли тебе будет приятно смотреть, как с лица твоего друга сдирают кожу. А если вдруг понравится — у нас есть парнишки помоложе, девушки… Эй, держите ему голову!
Это относилось к Лэйми. Грубые, безжалостные руки схватили его, растянули веки вверх и вниз, принуждая смотреть на белое от испуга лицо Охэйо. Их взгляды встретились. В глазах Аннита Лэйми увидел сочетание безумной надежды, страдания и тоски, какое обычно бывает у человека на последней грани перед сумасшествием. Потом рядом с этими глазами появилась рука — сильная рука хирурга, сжимающая скальпель. Скальпель вдавился в кожу перед ухом, из-под него потекла кровь…
Лэйми бешено рванулся, ощутив несокрушимую прочность ремней — они не поддались, даже не растянулись. Он не смог даже освободить голову. В приступе безумной ярости он закричал и вновь рванулся. Огонь Внутренней Энергии вновь вспыхнул в нем — но теперь он был беспощадным, смертельно-белым, словно свет ламп над головой.
Парень, державший его голову, испуганно отдернул руки — кожа под ними вдруг стала нестерпимо горячей. Лэйми смог закрыть глаза, и это помогло ему сосредоточиться. Его тело изогнулось дугой под безжалостным напором силы, что смогла поднять его в воздух. Широкие петли до крови врезались в кожу, суставы затрещали — его словно пытались разорвать четверкой лошадей. Толстый брезент выдержал, зато дерево, к которому он крепился, поддалось — Лэйми услышал хруст и удвоил усилия. Еще мгновение — и он либо освободится, либо внутреннее пламя пережжет его, подарив быструю милосердную смерть…
Рама разлетелась на куски с треском, похожим на звук взрыва. Лэйми швырнуло вперед, он налетел на операционный стол с Охэйо, пребольно ударившись бедрами. Пронзительно взвизгнули ролики. Стол ударил Мурга, стоявшего с другой стороны, сбил его с ног и врезался в стояк с лабораторной посудой, которая со звоном посыпалась на пол. Лэйми распластался на кафеле. Пламя Внутренней Энергии ослепительно вспыхнуло в нем… и вдруг погасло. Совсем. Юноша ощутил в груди пустоту — и с ужасом понял, что его сердце не бьется. Это тянулось, быть может, секунду — самую длинную секунду в его жизни — потом его тело потряс тяжелый, обморочный удар… еще один… и еще…
После каждого удара его сердце замирало, словно решая — сжиматься ему еще раз или нет. Лэйми чувствовал, что умирает, он не мог подняться, понимая, что его сейчас схватят — это напоминало кошмар, где время идет мучительно медленно…
Потом он моргнул, и его сердце вдруг забилось нормально, очень быстро. Пускай непомерное напряжение лишило его драгоценного Дара Полета — но сила его тела осталась при нем. И ярость — тоже.
Юноша вскочил, лихорадочно осматриваясь в поисках хоть какого-нибудь оружия. Ему на глаза попался большой микроскоп с массивной чугунной станиной. Лэйми схватил его — и наотмашь, с разворота ударил подбежавшего охранника по голове, ощутив упругую мягкость поддающейся плоти. Охранника швырнуло вбок, он упал и больше не шевелился. Его левый висок превратился в глубокую, бледную вмятину. Второй охранник испуганно отскочил, замахнувшись дубинкой, но ничего больше сделать он не успел — Лэйми наотмашь ударил его сначала по поднятой руке, потом по голове и сбил на пол. Занеся микроскоп двумя руками, как камень, юноша изо всех сил обрушил его на испуганную потную морду. Череп проломился с хрустом, словно незрелый арбуз, и во все стороны брызнула темная кровь. Охранник дернулся и замер.
Сзади приглушенно треснул выстрел газового пистолета и Лэйми ударило волной невыносимо едкой вони. Задыхающийся, мгновенно ослепший от слез, он выронил микроскоп и беспомощно закружился на месте. Хлесткий удар дубинкой сшиб его с ног, чья-то рука страшно сдавила плечо. Ощутив, как в него вонзается игла, он бешено рванулся. Игла сломалась, разорвав кожу, потом Лэйми нащупал горло противника и вцепился в него пальцами, словно когтями. Жесткая плоть подалась, он услышал негромкий треск и вскрик, перешедший в клокочущий храп. Сбросив обмякшее тело, он поднялся, растирая слезящиеся глаза.
Теперь их осталось двое: последний уцелевший охранник и Мург. Они потихоньку пятились к двери, уже не решаясь вступать в схватку, и Лэйми сам бросился на них.
Его ближайшей целью был Мург. Толстяк схватил стул и прикрывался им, словно щитом. Когда Лэйми налетел на него, Мург встретил его ударом, чуть не сломавшим юноше руку. Лэйми опрокинулся назад и не упал только потому, что врезался спиной в тумбу стола.
Совершенно обезумев от боли, он вновь бросился на врага, поднырнул под занесенные вверх ножки и с разбегу боднул Мурга головой в грудь. Толстяка отбросило назад. Он врезался спиной в прозрачную дверцу шкафа и проломил ее, обрушившись внутрь в водопаде бьющегося стекла и жидкостей, хлынувших из разбившихся банок, потом качнулся вперед и упал на пол. Из его спины торчал широкий осколок стеклянной полки и несколько осколков поменьше. Раздался непереносимый визг. Мург корчился в бурлящей, клокочущей луже — очевидно, вытекшие химикаты вступили в какую-то бурную реакцию. Его халат дымился и темнел на глазах. В нос Лэйми ударила сатанинская вонь и юноша невольно отступил. Последний охранник смотрел на него остекленевшими глазами, потом повернулся и побежал.
Лэйми настиг его уже у дверей. Он бросился на спину охранника, на мгновение зависнув в плавном, кошачьем прыжке. Они вместе рухнули на пол, проскользив по гладкому кафелю еще два дюйма — и лоб охранника ударился об обитую сталью нижнюю часть двери. Его голова неестественно запрокинулась назад. Раздался короткий треск. Жесткое тело под Лэйми дернулось и обмякло.
Юноша поднялся медленно, словно очнувшись ото сна. Равнодушно запустив пальцы в рану, выдернул засевший в мышце кусок иглы. Визг Мурга терзал слух, однако толстяк сумел стать на четвереньки и пополз. Осторожно, чтобы не наступить босыми ногами на битое стекло, Лэйми подошел к нему и поднял отлетевший стул. Стул быстро взлетел и опустился — раз, второй, третий…
Он бил, словно автомат, стараясь попадать по черепу, и опомнился только когда этот визг окончательно стих. Голова Мурга превратилась в скользкий кровавый комок и юноша отвернулся, отчаянно борясь с тошнотой, потом сел на пол. Его всего трясло и он не был уверен, что сможет сделать хоть что-то, если сюда сейчас ворвутся.
Лэйми равнодушно смотрел, как на полу корчится последний охранник, которому он разорвал горло — с минуту тот хрипел, пытаясь вдохнуть, потом посинел и умер. Эти пятеро для него вообще не были людьми — если он о чем-то и жалел, то лишь о невозможности убить их еще раз.
— Эй, ты в порядке? — тихо позвал его Охэйо.
— Да.
Юноша поднялся. С неожиданным даже для себя спокойствием он избавился от брезентовых петель, потом освободил друга. Незачем было говорить о необходимости немедленно убираться отсюда — это было ясно и без слов.