Просторный полутемный коридор за ней был пуст и тих. В стенах белели другие, плотно закрытые двери. Юноши беззвучно двинулись вперед. За поворотом коридора Лэйми увидел еще одну дверь, обитую железом и знакомую. Она оказалась заперта, — как, впрочем, и все остальные. Похоже, никого больше тут не было.
Они вернулись в лабораторию. Рыться в изъеденных кислотой лохмотьях мертвеца было небольшим удовольствием и Лэйми охотно уступил эту честь другу. Охэйо за ногу выволок труп бывшего директора из разноцветной лужи и почти сразу извлек из его кармана объемистую связку ключей. Он начал открывать все двери подряд и Лэйми не возражал — ему хотелось найти хоть какую-нибудь одежду и оружие, более мощное, чем нож или газовая хлопушка.
Несколько первых комнат оказались пустыми камерами, такими же, как та, в которой они сидели. Потом они попали в морг — на железных столах, в холодном, безжизненном свете лежало несколько нагих тел — юноши и девушки, некоторые — еще почти дети. Все они были какие-то обескровленные, ссохшиеся, словно из них высосали всю жидкость. Судя по небрежно зашитым разрезам, у них доставали и что-то внутри… возможно, когда они еще были живы…
Лэйми судорожно захлопнул дверь, — но то, что он увидел в соседней комнате, оказалось еще хуже. Она была темной и походила на кладовку. Почти весь пол занимала груда одежды высотой в половину его роста. Одежда была мужской и женской, не очень дорогой. Судя по стилю, большей частью молодежной — нехитрые курточки, обувка, трусики…
Лэйми не сомневался, что все, кто носил эту одежду, уже давно мертвы. Но сколько их? До дальней стены было метров пять. Судя по запаху, эта страшная груда копилась уже много лет. Тысячи юных людей расстались с жизнью в этом подземелье и это — все, что от них осталось. Но что Мург и остальные с ними делали? Что?
Охэйо смотрел на кучу более прагматично. Он начал рыться в ней в поисках своей собственной одежды и скоро нашел ее. Лэйми, словно очнувшись, присоединился к нему. Ему удалось отыскать свои штаны, а затем он подобрал себе и остальные вещи по росту, одевшись довольно тепло — он вспомнил, что Аннит говорил ему о внезапном похолодании.
Одевшись, юноша почувствовал себя гораздо сильнее и увереннее. Охэйо тоже. Он не собирался уходить из подземелья, не выяснив, ради чего здесь много лет убивали людей. Аннит открывал одну комнату за другой, тщательно осматривая их. Ничего сверхестественного или варварского им, однако, не попалось — рабочий кабинет, библиотека, какие-то химические установки…
Потом, в запертой на два замка комнате с тяжелой стальной дверью, они наткнулись на большой холодильник. Внутри стояло множество банок с мутной жидкостью и Лэйми взял одну. На этикетке небрежным почерком было написано: «Вытяжка из Кунны Халаас, 16 лет, — и, строкой ниже, — …примерно на семь часов».
Охэйо взял банку из его рук — и вдруг наотмашь швырнул ее в стену. Осколки полетели во все стороны, содержимое выплеснулось на штукатурку сочащейся быстрыми струйками звездой. Будоражащий, мускусный запах ударил в ноздри. Аннит хватал все новые банки — и одну за другой тоже расшибал их о стену, пока холодильник не опустел. Его всего трясло. Жидкость ручейками стекала на пол, мускусная вонь сводила с ума. Лэйми выскочил из комнаты вслед за Охэйо и захлопнул дверь. В относительно чистом воздухе коридора он понемногу опомнился. Ему хотелось бросаться и кусать.
— Что это? — наконец выдавил он. — Что это было?
— Вытяжка. Экстракт бессмертия, — Охэйо дрожал, словно стоял нагишом на морозе. — Я думал, что это слухи.
— Какая вытяжка?
— Ты не знаешь? — Аннит недоуменно посмотрел на него, потом провел ладонями по лицу и успокоился. — Говорят, есть средство для бессмертия. Тот, кто его принимает, никогда не состарится, не заболеет и не умрет. Более того, его умственные, физические и сексуальные способности станут в несколько раз больше способностей обычного человека. Но это средство надо принимать каждый день. А изготовить его можно только из крови и желез живого человека, причем, очень молодого. Одна жизнь — одна порция, понимаешь? Одна жизнь в день — и ты будешь жить вечно… — Охэйо вновь начало трясти. — Я думал, что это фантазии каких-то психов…
— Кто? — ровно спросил Лэйми.
— Кто этот упырь? Я полагаю, наш Председатель Джухэни — кто же еще может себе такое позволить? Если бы я только… знал…
Лэйми на секунду замер. Еще в детстве ему привили инстинктивное почтение перед Председателем. Его сверхчеловеческий ум, его неистощимая работоспособность действительно заслуживали величайшего уважения, но…
Юноша вспомнил вдруг слухи о многочасовых сексуальных оргиях неутомимого вождя — слухи, которым он прежде внимал с отвращением — и этот сводящий с ума мускусный смрад… Сомнений не было. Ими уже много лет — а кстати, сколько именно? — правило чудовище.
— Говорят, у этого средства есть только один недостаток, — продолжил Охэйо, словно угадав его мысли. — К нему привыкают, как к наркотику. И с каждым разом его нужно все больше и больше. А если не принимать его хотя бы несколько часов — то начнется булимия. Буйное помешательство. Оставшийся без вытяжки будет бросаться на людей, раздирать их тела и есть. Все время есть. Только это не поможет и через несколько дней все равно наступит смерть — если его раньше не убьют. Если мы разгромим лабораторию — вряд ли они успеют восстановить ее за эти несколько дней…
— Так чего же мы ждем? — спросил Лэйми.
Мысль о том, что, занявшись погромом, они теряют последние шансы незаметно улизнуть из дворца, даже не пришла ему в голову.
Это была настоящая оргия — оргия разрушения. Лэйми переворачивал столы, сваливая на пол все, что на них стояло, топтал пробирки, старательно расшибал об кафель тяжелые аппараты. Вначале он пробовал бить шкафы с реактивами, но едкая вонь заставила его переключиться на уничтожение лабораторного оборудования. Охэйо вел себя так же. Это захватывало. Разбивая приборы, которые стоили дороже, чем он мог заработать за всю жизнь, Лэйми чувствовал только дикий, сумасшедший восторг. Грохот и звон заполняли весь зал и он опомнился только когда распахнулась дверь и в нее хлынули охранники.
На секунду Лэйми просто растерялся. Азарт разрушения и боевая ярость — все-таки разные вещи и он даже и не думал бросаться в атаку. Первой его мыслью было — убежать, спрятаться, но вот куда? Он замер с приоткрытым ртом, тщетно пытаясь решить, что делать дальше.
Охранники тоже не двигались — они удивленно смотрели на разгромленную, заваленную битым стеклом лабораторию и на двух разрушителей тайной святыни бессмертия, взиравших на них с чувством исполненного долга.
Еще секундой позже Лэйми понял, что дело не в удивлении — он вдруг почувствовал, как вокруг стремительно растет напряжение. Что-то страшное происходило с окружающим миром, что-то, что назревало уже века и сейчас готово было прорваться. Охранники недоуменно замерли. Все вокруг замерло. Лэйми видел яркий свет, но, в то же время, чувствовал давление как бы огромной водной толщи — он даже не мог пошевелиться под ее напором.
Но в миг, когда напряжение достигло предела и ткань мироздания разорвалась, Лэйми просто потерял сознание, даже не заметив этого.
Лэйми пришел в себя на полу, обнаружив, что уткнулся носом в вонючий сток. Возможно, он проснулся — он помнил, что ему снились удивительно яркие, но начисто лишенные света сны о каком-то совершенно чужом, страшном мире, хотя он точно не помнил, какие. Миг, когда пространство разорвалось, также выпал из его памяти, ибо такое явление лежало вне возможностей его восприятия.
Юноша сел, встряхнул волосами и понял, что более-менее может соображать. В нескольких шагах от него так же сел Охэйо, недоуменно оглядываясь. Напротив поднимались пришедшие в себя охранники. А прямо между ними стояло чудовище.
Оно походило на человека ростом метра в три, но только в самых общих чертах — круглые перепончатые ступни, бугристое тело, беспалые руки-дубинки. Там, где у человека помещается голова, торчала изогнутая воронка. Из загривка твари росли четыре подвижных, как рога улитки, отростка, увенчанных матовыми шишками — они страшновато шевелились, изгибаясь во все стороны. Зеленовато-черная кожа казалась мокрой, наводя на мысль об залежалых утопленниках и Лэйми едва сдержал приступ тошноты. Тварь тупо топталась на месте, словно не зная, что делать. Внезапно ее воронка поднялась вверх, а сама она вздохнула, раздувшись чуть ли не вдвое.
— Все на пол! — закричал вдруг Охэйо, но было уже слишком поздно.
Со смачным харкающим звуком тварь выплюнула комок черной слизи прямо в лицо одному из охранников. За комком тянулась смолисто блестевшая струна, соединявшая его с пастью. Она натянулась — и парня мгновенно швырнуло на пол. Охранник коротко взвизгнул, взбрыкнул ногами и затих. Тварь ленивым, нелепым шагом направилась к нему. Остальные охранники — их осталось четыре или пять — начали стрелять в нее из своих пистолетов.
Тварь неожиданно высоко подскочила и, не издав ни звука, бросилась на них. Казалось, она исполняет какой-то странный танец, размахивая руками и приседая. С глухим, мощным звуком бревноподобная лапа ударила одного из охранников — изломанное тело взлетело в воздух, на миг зависло, стукнувшись о стену, и безжизненно рухнуло на крыши шкафов. Уцелевшие продолжали стрелять и надежда на оружие подвела их — страшные, неожиданно быстрые удары отбрасывали их на несколько метров, ломая кости. Двое последних попытались отступить, но тварь настигла их в дверях — она бегала неуклюже, но быстро, как слон, — и из коридора донеслись два коротких придушенных вскрика. Потом все стихло.
Лэйми поднялся, оглядываясь в поисках подходящего оружия. В чудовище попало не меньше тридцати пуль, но оно, казалось, даже не заметило этого — тупо потопталось в коридоре, потом развернулось и валким утиным шагом направилось к нему. Струи ядовито-желтой и черной мерзости, сочащейся из ран, стекали по его шкуре.
Охэйо бросился к одному из шкафов, схватил огромную банку с эфиром и запустил ею в тварь, словно гранатой. Чудовище вскинуло лапу — банка разбилась и содержимое окатило его с ног до головы. Тогда Аннит швырнул в него вторую банку…
Внутри была крепкая азотная кислота. Когда две жидкости смешались, белое пламя взметнулось до потолка. Даже на расстоянии лицо Лэйми опалил жар. Тварь завертелось и в уши юноши впился мерзостный визг. Она слепо метнулась в сторну, опрокидывая столы, сокрушив шкаф, ударилась о стену, отшатнулась и рухнула на пол в разрушительной агонии.
Эфир сгорел быстро. Комнату заполнил едкий сизый дым, жар и кошмарная вонь, похожая на смрад горящего перегноя. Лэйми закашлялся, протирая глаза, потом осторожно пошел вперед.
Двое охранников были еще живы, но так покалечены, что не могли подняться на ноги: у них были переломаны руки и ребра. Когда он перевернул оплеванного, стало ясно, что он мертв — черная слизь вцепилась в лицо, как когтистая лапа, добравшись через глазницы до мозга. Лэйми рывком отвернулся; его стошнило. Обгоревшая тварь корчилась на полу бесформенной всхлипывающей грудой. Из коридора доносился непонятный шум.
— Нам пора убираться отсюда! — крикнул Охэйо, хватая его за руку.
Они выбежали в коридор, но успели добраться только до поворота. В распахнутую настежь дверь вливалась зеленовато-черная волна. Это был настоящий парад монстров — одни шли на двух ногах, другие — на четырех, словно громадные волки с пастью вместо головы, третьи ползли, словно чудовищные гусеницы. Общим у них был только гадостный зеленовато-черный цвет и фасеточные глаза-шишки.
Юноши шарахнулись назад, но твари не обращали на них внимания — они все стремились к комнате, из которой исходил мускусный аромат вытяжки. Ее дверь распахнулась настежь под напором когтистых туш. В проеме началась свалка. Твари лезли на спины собратьев, пока, вероятно, не забили всю комнату до самого потолка. Оттуда доносился кошмарный вой и визг. Такая же куча начала расти и в коридоре. Но кое-какие особи, обходя ее, двигались в их сторону.
Лэйми догадался вовремя отступить. Они заперли дверь лаборатории, потом посмотрели друг на друга.
— Что это? — наконец спросил он. — Откуда? Или мы оба сошли с ума?
Охэйо не успел ответить — дверь затрещала под могучими ударами. Она была двустворчатой, крепкой, из добротного дерева, но лишь ее низ был окован железом — от крыс. Раздался треск. С косяков посыпалась штукатурка. Юноши отступили к дальней стене, понимая, что их жизни зависят от того, выдержит ли дверь.
Дверь не выдержала. Сначала вылетели нижние филенки, затем ее сорвало с петель. В пролом лезли безглазые морды. Заметив под ногами тварей тлеющие клочья, Охэйо поднял тридцатилитровую бутыль с хлороформом, и с натугой швырнул ее в них, словно бомбу.
Огонь взметнулся сплошной стеной. Непереносимый вой терзал слух. В комнате мгновенно сделалось жарко. Волна раскаленного воздуха обрушилась на них сверху, Лэйми плюхнулся на четвереньки и инстинктивно пополз в угол. Охэйо следовал за ним.
Хлороформ горел без дыма, но вокруг уже трещало, рвалось, огонь полыхнул с новой силой — и Лэйми ощутил, как его кожа натянулась от жара. Палящий, невыносимо едкий воздух заставил его прижаться к полу, где еще можно было как-то дышать. Внезапно стало темно. Он видел только бурлящие волны дыма над головой и сплошную полосу огня под ним.
Шкаф прямо перед ним сдвинулся. Кто-то, неразличимый в дыму, выглянул из-за него и мгновенно шарахнулся назад. Лэйми увидел тускло освещенный проем… потом он закрылся. Юноша пополз вперед. К счастью, шкаф не дошел до упора сантиметров на пять. Он вцепился пальцами в его край и сумел отодвинуть, потом, задыхаясь в дыму, прополз в низкий коридор. Он был обит темными панелями из дерева и такой узкий, что двоим тут было не разойтись. Единственная лампочка в его дальнем конце заливала стены полусветом.
Вслед за ним вполз Охэйо, изогнулся и втянул ноги. Шкаф был смонтирован на стальной, сантиметра в два, двери, снабженной добротным засовом и Аннит немедленно закрыл ее. Сразу стало тихо. Дым клубился под потолком, постепенно рассеиваясь. Лэйми упивался чистым воздухом, потом, откашлявшись, поднялся. Они пошли вперед.
В дальнем конце коридора тоже была узкая, как щель, стальная дверь, к счастью, незапертая. Тесная бетонная лестница за ней круто поднималась вверх, ступенек через сорок упираясь в другую дверь, похожую на дверцу шкафа. Та вела в комнату-куб со стороной метра в два, обитую изнутри темным деревом и освещенную единственным большим — от стены до стены и от потолка до пояса — окном толщиной дюймов в шесть. За ним был зал, на первый взгляд казавшийся бесконечно огромным — его потолок и стены от пояса и выше состояли из громадных листов зеркального стекла. Под окном в стене темнела квадратная толстая дверца из вороненой стали. Охэйо открыл ее и на четвереньках нырнул внутрь. Лэйми последовал за ним, тут же замерев от изумления.
Они словно попали внутрь громадного калейдоскопа: от бессчетного множества отражений рябило в глазах. Пол здесь был покрыт не ковром даже, а длинным темно-пёстрым мехом: он покрывал и наружную сторону дверцы и нижнюю часть стен. Здесь стояли громадные диваны, сплошь обитые красным сафьяном, тисненым, словно корешки старинных книг, и столики из полированного дерева, каждый дюйм которого покрывала сложная инкрустация из кости. Вместо ламп были статуи нагих девушек высотой в человеческий рост. Они возвышались на кубических постаментах из малахита, словно вазы из матового стекла, налитые доверху сильным и ровным белым светом.