— Но если вы можете путешествовать во времени, вы могли бы предотвратить…
Охэйо зло засмеялся.
— Прошлое можно изменить. Только тогда мы — такие, как сейчас — просто исчезнем. Умрем. Вся реальность станет совершенно иной. Может быть, ТАМ у людей уже не будет возможности найти убежище вне нее. Эта вот реальность как бы спрессована: ее можно изменить, потому что она помнит все, что с ней было раньше. Если она утратит это свойство, станут невозможны сами путешествия во времени, вне времени. В таких вещах, как эта, не следует рисковать.
— Так значит, вы не хотите ничего изменять?
— Нет.
— Зачем же ты послал меня к Панету? И почему ты сам не можешь летать?
— У всего на свете есть цена, Лэйми. Обладать Внутренней Энергией, конечно, очень приятно, но нервная система человека не может долго выдерживать такое напряжение. Если бы ты не утратил Дар Полета, через пару недель у тебя начались бы судороги и голова стала бы трястись, как у козла. Если Дар не погашен к этому моменту, то процесс становится необратимым. Нервная система разрушается, человек не может есть, пить, дышать — и, естественно, умирает. Это, впрочем, и к лучшему, так как к этому времени он становится абсолютным идиотом. Побыть несколько дней Летящим — величайшее удовольствие из всех, доступных человеку. Но возможно это только один-единственный раз в жизни. Я тоже умел летать, Лэйми.
— Послушай, а кто ты?
— Я шпион, если ты еще не догадался. Разведчик Хониара. Я должен был присматривать за Эвергетом. За этой машиной. Она была построена Основателями три тысячи лет назад. Вся наша реальность происходит от нее. Мы не можем попасть в более раннее прошлое.
— А кто я? Там, в будущем?
— Друг наместника. Вообще-то, довольно избалованный юноша, который…
Лэйми опустил ресницы. Да, он вспоминал, кем был в том, другом Хониаре — но лишь то, о чем ему говорили. Он слушал очень внимательно, не перебивая. Рассказ оказался довольно-таки длинным и потом они словно очнулись, — время в воспоминаниях-грезах, в которых они старались укрыться от беспощадной реальности, летело совершенно незаметно. Они даже забыли о своем, далеко не блестящем положении.
— Да… — наконец сказал Лэйми после минутного размышления. — Я бы хотел вернуться к этой девушке. Неужели я на самом деле…
Охэйо чувствительно ткнул его локтем в бок.
— Давай лучше одеваться. А то я тут, внизу, что-то видел…
Они как могли выжали свое барахлишко. Натягивать мокрую одежду было противно, но нагишом Лэйми чувствовал себя не очень уверенно.
— Пошли, — сказал Охэйо.
Спустившись вниз, они вышли на улицу. Погода опять портилась — ветер усилился, а дождь перешел в настоящий ливень. Лэйми вновь начал дрожать — сначала чуть-чуть, потом как осиновый лист. Охэйо откровенно стучал зубами. Они оба были мокрые с головы до пят. Юноша подумал, что было бы неплохо вернуться и переждать дождь, — и с трудом прогнал эту мысль.
Они могли просто зайти в соседний подъезд, но справа, между отвесной стеной котловины и рекой, шел высокий, дощатый, облезло-зеленый забор, густо оплетенный сверху ржавой колючой проволокой. В нем зиял широченный пролом — что-то большое прошло прямо сквозь него, причем, судя по свежей щепе, совсем недавно. Лэйми испуганно оглянулся на цепочку похожих на ямы следов. Судя по отломам, оно — чем бы оно ни было — вырвалось изнутри. И не оно одно — следов было множество.
— Там, за забором, — психушка, — тихо сказал Охэйо. — Я давно присматривал за ней. Похоже, еще до Вторжения у Мроо было там логово. Я бы не отказался нанести им визит и кое-что выяснить. С нашим оружием это будет нетрудно.
Лэйми кивнул. Им нужно было идти совсем в другую сторону, но пришло время платить по счетам.
Путаясь в сорванной колючей проволоке, они миновали пролом. Пейзаж за ним поверг Лэйми в изумление: под ажурным днищем моста, распластавшимся наверху, словно стальное небо, на дне залитой темной водой лощины с бугристыми, довольно крутыми склонами, стояло двух-этажное здание с плоской крышей. Вода поднялась так высоко, что скрыла подоконники его первого этажа. Это сумрачное место походило на колоссальную пещеру: слева был выложенный бетонными плитами береговой откос, справа — стенообразный монолит широкой опоры. Впереди, между ней и обрывом, виднелся лишь бесконечный, пугающий простор разлившейся от дождей реки. Там, где-то очень далеко, темнела туманная полоска другого берега.
Стены здания были ровные, розовато-бледные, облезлые. В его окнах зияла таинственная темнота. Вокруг него виднелись древние, полузатопленные сараи, прибитые к берегам бревна и прочий плавучий мусор. От реки шли довольно крупные волны и темная вода в заводи зловеще колебалась. При том, вокруг было удивительно тихо. Они смотрели на все это, как завороженные.
Охэйо пошел по высокому берегу лощины, обходя здание кругом и вскоре остановился на поросшем мелколесьем увале, над берегом реки, сейчас, впрочем, похожей на озеро. Здесь было светлее, слабый плеск волн и простор воды под плотными серыми небесами дышали покоем. Но чернота окон не была неподвижной — там, внутри, шевелились какие-то бледные пятна: лица людей, приникшие к стеклам и хорошо видимые против света.
— Я знаю это место, — тихо сказал Лэйми. — Это «приют для инвалидов психического развития», как говорил наш Председатель Джухэни. Место не самое приятное. Про него рассказывали всякие страшные истории. Вроде того, что там исчезают люди. Входят, и не выходят.
— А я слышал, что отсюда выходит больше, чем входит, — ответил Охэйо. — Но не людей. Обитателей тьмы. Так было еще до Прорыва. Знаешь, больше всего о враге можно узнать от него же. Вдвоем, с оружием, мы можем не опасаться тварей, — да тех, судя по всему, там и нет.
Лэйми задумался, как туда попасть. Двустворчатые двери здания были раскрыты и на две трети залиты водой, явно не такой уж глубокой, чтобы нельзя было перейти ее вброд. От дверей до берега было не больше двадцати шагов. Словно во сне, юноша присел и потрогал воду — она была холодной, но не ледяной, так что, в принципе…
— Ты действительно хочешь туда пойти? — спросил он без всякого энтузиазма. — Мне это место не нравится. Мы даже не знаем, сколько их там.
— Зарядов у нас наверняка больше, — предположил Охэйо. — Ладно, нечего тянуть, пошли. Это моя работа.
Так как они оба были уже насквозь мокрые, раздеваться явно не было смысла. Лэйми первым вошел в воду. После первых же шагов она скрыла его ступни, поднявшись до середины голеней. На секунду юноша остановился, потом двинулся дальше. Еще через несколько шагов холодная вода покрыла бедра, потом поднялась до пояса. Лэйми начал дрожать. Он погрузился до груди, потом до плеч, наконец, ему пришлось поднять руки, в которых он держал оружие. Его тело стало неустойчивым и опасно колебалось, ноги вязли в мягком иле по щиколотку. Ему пришлось ступать крохотными, осторожными шажками. Юношу била крупная дрожь, сердце сжимало от холода. Наконец, ему стало страшно. Казалось, оно вот-вот остановится вовсе.
Он захотел вернуться, но до двери было уже всего шагов пять — гораздо ближе, чем до берега, и юноша, сжав зубы, пошел вперед. Наконец, с величайшим облегчением, он нащупал ногой осклизлые ступеньки крыльца. Оно было низким, но, по крайней мере, его плечи показались из-под воды.
За первой была вторая тяжелая дверь из двух створок, тоже приоткрытая — к счастью. Она так разбухла от сырости, что даже не шевельнулась, когда Лэйми толкнул ее.
Миновав двери, он оказался в сумрачном основании лестничной клетки. Слева зияла жуткая темнота — наверное, там лестница уходила глубоко вниз, в совершенно залитый водой подвал. При этой мысли юноше показалось, что холодные щупальца обвились на миг вокруг его ног. Он спешно пошел вперед, но в толще воды двигался медленно, словно в кошмаре. От его груди разбегались волны, жутко шлепая о стены. Всего через несколько шагов он достиг еще одной затопленной лестницы и поднялся по ней. Теперь вода приходилась ему всего на ладонь выше пупка и он мог осмотреться.
Тут был почти темный коридор. Свет падал из двух окон в его торцах, жутко отблескивал на колыхавшейся воде и исчезал без остатка в совершенно темных провалах открытых дверей. Другие двери были наглухо закрыты. От стен время от времени разбегалась рябь. Положив на сырую штукатурку ладонь, Лэйми ощутил быстрые, мгновенные содрогания. Они пронизывали его тело насквозь, отдаваясь где-то глубоко в сердце. Что бы ни случилось, но они пришли сюда не напрасно. Далеко не напрасно…
Слева от него, за спиной, была ведущая наверх лестница. Дрожа от холода, юноша пошел по ней, чувствуя, как мягко, беззвучно прогибаются под ногами ее влажные пыльные доски.
На верхней площадке Лэйми осмотрелся. Она оказалась небольшой, пустой и неожиданно светлой. Здесь была железная лестница, — она вела к обитому жестью люку над головой — и единственная белая филенчатая дверь в левой стене. За ней были люди, которые так странно смотрели на них, однако оттуда не доносилось ни звука.
Лэйми оглянулся. Охэйо стоял в шаге за его спиной, сжимая в руках излучатель, его глаза недобро блестели. Юноша повернулся и ударил ногой в дверь.
Удар отдался гулким эхом, но дверь даже не вздрогнула — она не была заперта, но настолько разбухла от влаги, что Лэйми пришлось нажать со всей силы, чтобы открыть ее. Она подалась неожиданно, с оглушительным треском. За ней, в светлом, просторном помещении — голый дощатый пол, никакой мебели — стояло десятка два костлявых мужчин в больничных пижамах и еще несколько в замызганных белых халатах. Судя по тупым лицам «пациентов», Лэйми действительно попал в приют для дебилов. Он был мокрый до костей и дико дрожал от холода, — а может, и не только от него.
На него внимательно уставилось несколько десятков глаз — все они были одинаковые, темные, неподвижные. Лэйми уже видел такие глаза на улицах и после рассказа Аннита понимал, что все это значит.
В тот же миг все, кто был в комнате, бросились на них.
Нападавшие были молчаливы, как муравьи — так никогда не ведут себя люди, бросаясь в атаку, и это рассеяло последние сомнения юноши.
Быстрые синеватые вспышки разметали набегавшую живую волну. Лэйми всего за секунду четыре раза нажал на спуск, застрелив четыре или пять тварей. Почти в тот же миг рядом с ним раздались выстрелы Охэйо — и убитых стало десять или одиннадцать. Их тела с костяным стуком повалились на пол, но это не задержало атаку даже на мгновение: хотя под огнем полегла добрая половина нападавших, уцелевшие и не думали отступать. Один из них налетел-таки на Охэйо, и тот ткнул врага стволом в горло — изо всех сил и не жалея. Из слюнявой пасти выплеснулась кровь, бессмысленные глаза выпучились. Тощая фигура с храпом повалилась назад. Лэйми ударил так же — и второй оборотень скорчился, хватаясь за разбитую тяжелым оружием голову. Из-за него тут же налетел санитар, вышибив из его рук излучатель и едва не сбив с ног.
Лэйми выхватил острый, как бритва, анатомический нож из лаборатории Мурга — его лезвие описало широкий полукруг, словно коса, и от него отшатнулись, зажимая кровавые раны. При виде крови в его душе внезапно взметнулась дикая ненависть к этим тварям, убивая которых он убивал людей. Юноша сам бросился на санитара и всадил в него все восемь дюймов нержавеющей стали — прямо в поддых. Рот санитара исказился, но из него не вылетело ни звука. Оно — Лэйми не смел назвать это человеком — отшатнулось и рухнуло, захлебываясь кровью.
Они отступили на лестницу. Охэйо поднял излучатель, готовясь выпустить оставшиеся заряды — но было уже слишком поздно. В этот же миг от невыразительного лица умиравшего отделилось темное, почти прозрачное облачко — оно скользнуло к голове Охэйо и, коснувшись ее, исчезло. Аннит выронил оружие и начал кататься по полу, вцепившись себе пальцами в лоб — казалось, он старается отодрать от себя нечто невидимое. На него бросились сразу со всех сторон и он исчез, погребенный под грудой тел.
Лэйми бросился в эту кучу, щедро раздавая удары острой сталью. Кто-то свалился на пол со сломанным клинком между лопаток и пришлось сражаться врукопашную, что оказалось очень нелегко — нападающие выглядели довольно-таки хилыми, зато их было много. Вскоре живая волна прижала юношу к стене. Десятки рук вцепились в его волосы, уши, схватили за руки и за одежду, опрокинули на пол, лицом вниз. Нападавшие действовали удивительно согласованно, словно единое многорукое существо.
Отчаянно, ломая кости, Лэйми попытался вырваться. Тщетно! В каждую его руку и ногу вцепилось по нескольку чужих ладоней. В бешеной ярости он рванулся еще раз. В его душе полыхнула ненависть, желание убивать в чистом виде, не облеченное никакими образами — и куча навалившихся на него тел внезапно рассыпалась с глухими стонами: еще мгновение и юноша дотянулся бы до излучателя. Но прежде, чем он понял, что обладает оружием гораздо более мощным, последовал ответный удар — не по его воле, которая все равно бы не поддалась, а по глазам. Лэйми ослеп — всего на несколько мгновений, но и этого оказалось достаточно, чтобы его охватил дикий страх. Опомниться ему не дали — железные пальцы вцепились в горло, нажали на сонные артерии, словно клещами. В голове все мгновенно поплыло.
Темнота.
Лэйми очнулся, когда его подняли и куда-то понесли. Его по-прежнему держал добрый десяток крепких рук и он только бессмысленно трепыхался, стараясь вырваться. Твари (или же одна тварь, смотревшая на него множеством глаз) тащили его на удивление сноровисто и ловко, без казалось бы неизбежной в таких случаях суматохи.
Юноша повернул отяжелевшую голову. Охэйо повис на поднявших его руках и выглядел изрядно ошалевшим. Похоже, он не вполне понимал, что это с ним, однако тоже пытался вырываться. У Лэйми отлегло от сердца. Правду говоря, он не представлял, что стал бы делать, превратись Охэйо в одного из НИХ.