— Камайа! Камайа, что с тобой? Кам…
Что-то сочно щелкнуло. Охэйо взвыл от боли, хватаясь за левый бок. Между пальцами немедля потекла кровь. Аннит взглянул на нее… тут же его глаза закатились и он безвольно откинулся на спину. Рана, с которой сползла его обмякшая ладонь, не была видна под курткой, вот только сама она была залита кровью, а остановившиеся глаза Охэйо смотрели куда-то мимо этого мира…
На несколько мгновений Лэйми растерялся. Его охватил постыдный, жалкий страх. Проход в Зеркале откроется только через сутки… он остался один… убьют…
Именно страх заставил его потянуться за оружием. Бросив бесполезную на таком расстоянии энергопризму, он пополз к Камайе, непослушными пальцами расстегнул браслеты и надел его ваджру, потом прицепил к поясу разделитель. При взгляде на страшную кровавую дыру в лице друга все его чувства растворились во внезапной вспышке неистовой ярости. Лэйми поднялся на ноги, вскинул руку… кажется, он кричал, видя, как трепещущая синяя молния рвет землю на валу в клочья. Крыши за ним одна за другой взлетали на воздух облаками искр и пламени. Только когда все там потонуло в дыму, Лэйми перестал стрелять. Потом он пошел вперед. Ему было очень легко. В ушах у него звенело, в ослепленных глазах плавали цветные пятна. Он понятия не имел, что будет делать, когда доберется до цели. Собственно, он уже вообще почти не думал.
Казалось, в развороченном, затянутом дымом селении не могло остаться уже ничего живого, но, когда Лэйми подошел к нему метров на сто, навстречу ему снова сверкнули выстрелы. Что-то сильно ткнуло его под ребра… он инстинктивно попытался прикрыться рукой — и в тот же миг по ней словно ударили палкой. По животу потекло что-то теплое. Просунув руку под куртку, он увидел, что ладонь вся в ярко-алой крови. Больно почему-то не было, он только ощущал, как слабеет. В голове все поплыло. Лэйми упал. Ему стало легко, он словно уплывал куда-то…
Сжав зубы, он приподнялся на локте. И тут же опрокинулся назад, в траву. Но то, что он увидел…
Там, возле вала… пять фигурок, шагавших явно в его сторону. ТЕ, зеленовато-пятнистые. Сейчас они подойдут к нему… свяжут… и зароют в землю. Вот только никаких мук погребения заживо, о которых ему столько доводилось читать (отнюдь не придуманных; это писали люди, проведшие под землей иногда лет по двадцать) он не почувствует. При этой мысли он ощутил почти радость. Но ТЕ не получат его так вот легко. Ваджра, правда, стала неподъемной, словно валун, и, даже сумей он направить её на цель, толку от этого не было бы — на её корпусе зияло окаймленное окалиной отверстие. Пуля, разрушив энергоблок, лишь чудом не вызвала взрыва, после которого от Лэйми осталась бы только воронка глубиной метров в десять. Он попытался расстегнуть браслеты и сбросить эту бесполезную тяжесть, потом, опомнившись, снял с пояса разделитель. Это оружие работало — на острие сердечника немедля зажглась крохотная, злая звезда. Пусть только ТЕ подойдут чуть поближе…
Он очнулся, когда его пнули. ТЕ стояли над ним, их было пять. Один из них поднял автомат — увидев, что враг ещё жив, он решил без долгих размышлений разнести ему голову. Молодые лица… совсем молодые… в глазах — ни капли любопытства, одна только злоба… и страх.
Сил Лэйми в самый раз хватило, чтобы нажать на спуск и провести разделителем справа налево. Оружие издало тихий, печальный свист. Пять фигур беззвучно переломились пополам и рухнули на землю. В нос Лэйми ударила теплая вонь распоротых внутренностей и резкий, металлический запах крови. Потом он смог уже окончательно погрузиться в блаженную темноту.
…Боль. Такая, что хотелось умереть. В нем словно развели костер и Лэйми пришел в себя от этой боли. Темнота… багровый полумрак… перед глазами плавают черно-радужные разводы, и чьи-то руки, кажется, сдирают с него кожу… он тщетно пытается сопротивляться и вдруг понимает, что кто-то просто пробует снять присохший к ране бинт… вовсе не стараясь причинить ему боли…
…Чьи-то руки — теплые, ласковые. Лэйми удается приподнять голову — и тут же в его рот льется что-то горячее, терпкое. Он пытается выплюнуть эту гадость, но его держат крепко и вливают всю чашку. Ему становится очень тепло… даже боль постепенно стихает… потом он, кажется, спит…
…Ему очень жарко, он лежит на постели, укрытый целым ворохом одеял. Здесь почти темно, свет дает только сложенный из камня очаг. Пол из земли, стены и потолок из бревен. А вот задняя стена очень знакомая — туманно-серая поверхность Зеркала. Лэйми понимает, где оказался, ему хочется подойти к этой стене, нырнуть в нее и оказаться дома… он пытается встать… но он ещё слишком слаб…
…Девушка. У нее большие, темно-карие глаза и милое, красивыми дугами сбегающее к подбородку лицо. Она, кажется, расчесывает ему волосы, потом гладит по обнаженной груди. Он как-то вдруг понимает, что на нем ничего нет и инстинктивно старается натянуть одеяло повыше. Она смеется и вдруг, нагнувшись, касается губами его губ…
И Лэйми вдруг понял, что ему совсем не больно.
Ее звали Лиханга. Имя Лэйми запомнил сразу, но вот разговаривать они могли с трудом. Язык за это время неузнаваемо изменился — он, скорее, догадывался, что она хотела сказать, чем понимал, но все равно, слушать её голос ему было приятно. Вдруг рядом с ней показалось ещё чье-то, очень хорошо знакомое лицо…
— Охэйо? Ты жив?
— Не-а, я умер, — Аннит выглядел хмурым. Он был в грубой местной рубахе с короткими рукавами, расстегнутой до пупка, перевязанный под ней поперек ребер. Ноги его по-прежнему были босыми и уже довольно-таки грязными. — Как они говорят, ты будешь жить. Внутренности не задеты… как ни странно.
— А где Камайа? — помедлив, спросил Лэйми.
— Его нет, — Охэйо опустил голову. — Они хотели зарыть его в землю… то, что от него осталось, но я попросил их сжечь тело, — в его голосе не было ничего, похожего на скорбь. Скорее, злость на друга, который позволил убить себя так глупо.
Или на внешний мир, в котором возможно такое.
— А как ты… и я оказались здесь? — спросил Лэйми. — И что с тобой было?
— Грохнулся без чувств от вида крови, вот что, — Охэйо осторожно почесал бок, скрытый витками не первой свежести ткани. — Рана пустяковая, как они говорят, но болит здорово. Вообще-то они сказали, что у меня был голодный обморок. Наверное. Я пришел в себя, когда они стали поить меня какой-то дрянью. Они меня чуть на руках не носили…
— Почему?
— Здесь правит Братство Силы — орден головорезов, который владеет всем побережьем. Они превратили жителей этого селения в рабов — пока ты и я не перебили всех Братьев, какие здесь были. Теперь здешние хотят срочно уходить, пока ТЕ не узнали о том, что здесь случилось. За своих убитых Братство мстит страшно. Если в каком-либо селении убивают хотя бы одного из Братьев, его жителей вырезают. Всех. Поголовно. Но я убедил их не уходить от Зеркала. Сказал, что дня через три подойдет помощь…
— Через три дня? А… сколько мы здесь?
— Двое суток. Видишь ли… даже не знаю, как сказать… У нас, под Зеркалом, прошло двести лет. А здесь, снаружи — больше.
— Сколько?
— Примерно… тысяча.
— Но… как такое может быть? Неужели Зеркало… замедляет время?
— Нет. Только скорость физических процессов. Наши сутки — это пять дней здесь. Я мог бы и сам догадаться, а вот поди ж ты… Надо будет оставить нашим записку с объяснением ситуации… чтобы они не тянули.
— Какой ситуации? Что вообще здесь происходит?
Охэйо усмехнулся.
— Я вижу, что тебе и впрямь значительно лучше. Происходит… Ну, можно сказать, что «Возрождение» сработало — по крайней мере Мроо тут нет. Должно быть, они с Найларом уничтожили друг друга в космосе — а те Мроо, что высадились на поверхность, все вымерли тут. Знаешь, они не выносят холода — а после лунокрушения и магнетронных взрывов температура упала градусов на сто и это продлилось… долго. Основные виды мы сохранили в подземных убежищах и природа потихоньку восстановилась, а вот люди… Поначалу все шло более-менее хорошо, а потом… появилось Братство. Лозунг у них простой: «Слабых — в рабы, гордых — в гробы». В средствах они не стесняются. Те места, где начала восстанавливаться более-менее цивилизованная жизнь, они разгромили. Осталось одно независимое от них государство — Хлаэр, да и оно, говорят, долго не протянет… А здешние, кстати, хотят тебя видеть.
Лэйми переложили на носилки и вытащили на улицу. Здесь было много людей — никак не меньше сотни. Мужчины и женщины, молодые и старые. Дети. Все худые, одежду их любой из жителей Хониара не думая выбросил бы. Но все они смотрели на Лэйми как… как… да, верно. Как на героя. А он понимал, что в случившемся нет его заслуги — с таким оружием с ТЕМИ справился бы кто угодно…
И, в то же время, он чувствовал непонятную гордость. Все эти люди жили под властью ТЕХ. Он боялся даже представить, какой может быть подобная жизнь. И вот, благодаря ему (и Охэйо, конечно), они свободны. Стоило ли жить ради одного этого момента? Да, вполне.
В толпе выделялось десятка полтора молодых парней с такими же чехлами и кармашками на поясе и с таким же железно-деревянным оружием, как у ТЕХ. То есть, с тем же самым. По их лицам было видно, что любому, кто полезет в их дома (только дома ли это? Так, сараи), не поздоровиться. Один из этих парней протянул ему разделитель. Лэйми был так слаб, что едва мог поднять руку… но и этого было достаточно. Более чем. Это было ЕГО оружие и других жестов, чтобы показать их отношение к нему, Лэйми не требовалось.
Подробностей осады Лэйми не запомнил. Его рана воспалилась и он чувствовал себя очень плохо, не всегда в силах понять, что — реальность, а что — просто причудливый бред. Но он отчаянно старался не показать этим людям, как он страдает. Это было очень важно, но вот почему — он не смог бы объяснить…
Братство действовало по испытанной тактике — оно погнало на штурм жителей соседних селений, мобилизованных под страхом смерти — не только штурмующих, но и их семей. Избиение обезумевшей от страха за своих близких, плохо вооруженной толпы было почти невыносимым делом — но только не для сына создателя «Возрождения». Атакующих подпустили к самому валу — а затем Охэйо пустил в ход разделитель. Уцелевших не было.
В рядах Братства наступило некоторое замешательство — наверное, впервые им довелось столкнуться с противником, не уступавшим в жестокости им самим. Очевидно, они увидели в Охэйо родственную душу и на этом основании решили вступить в переговоры, но решение это оказалось роковое — Аннит не пожелал разговаривать ни с кем, кроме главарей, а когда те появились — спокойно убил их. Обезумев от ярости, Братья Силы сами пошли в атаку… из которой так и не вернулись.
Но и эта победа не изменила ничего. Место Братьев заняли сами рабы, которые сражались за своих господ с фанатической яростью. Охэйо не мог понять, почему уже свободные люди не повернут оружие против тех, кто пленил их семьи. В конце концов он заявил, что нет ничего унизительнее для человеческой природы, чем верный раб, но это не могло объяснить ситуацию. Невозможно было понять животной ненависти тех, кто не осмелился восстать, к тем, кто осмелился. А им противостояли люди, твердо решившие умереть, но не сдаться. Не щадить своей жизни ради свободы — это, конечно, хорошо. А вот не щадить ради своей свододы ничьих жизней вообще?..
Осада начала приобретать явственный привкус безумия. Братство знало, что делало — так оно превращало всякого, посмевшего восстать, в предателя, в братоубийцу, ненавидимого всеми и самого себя ненавидящего. Теперь причина его головокружительных успехов в покорении чужих земель была понятна…
Так не могло продолжаться долго. К рассвету четвертого дня восемь защитников селения выбыли из строя — трое были убиты, остальные оказались рядом с Лэйми в этом госпитальном блиндаже. Собственно, если бы не Охэйо, все уже давно бы кончилось. Он был, казалось, везде сразу, воодушевлял, советовал, угрожал… даже помогал ухаживать за ранеными. Ему как-то удавалось угадывать очередные хитрости Братства, — хитрости, которые могли убить их всех, — а во время самого первого боя, когда несколько Братьев перебрались ночью через вал и дело дошло до рукопашной, Охэйо какое-то время сдерживал их в одиночку — пока остальные не опомнились и не опрокинули их. Босой, растрепанный, грязный, в расстегнутой рубахе, он походил скорее на уличного мальчишку, чем на наследника Империи. Тем не менее, его слушались беспрекословно. Почему? Лэйми не мог объяснить. Порой он переставал узнавать друга. В той рукопашной Аннит — ещё пару дней назад упавший в обморок при виде крови — ударом ножа распорол одному из Братьев живот, после чего ТЕ стали просто шарахаться от него.
Теперь Лэйми начал понимать, в чем состояла сила династии Хилайа — они очень быстро учились, приспосабливались к любому окружению, сливались с ним. Казалось, все происходящее доставляет Охэйо удовольствие и он очень рад, что оказался в таком тяжелом положении. Всегда оживленный, веселый и злой, с блестящими глазами, он постоянно что-то делал, делал, делал… никакие ужасы этой маленькой войны не могли вывести его из себя, потрясти, даже просто испортить ему настроение. Порой Лэйми начинал ненавидеть его. И всех остальных. Теперь ему казалось, что если в этом и состоит борьба за свободу, то лучше уж пусть все будут рабами. Еще больше ему хотелось, чтобы всё это кончилось. И его желание довольно быстро сбылось.
Вначале Лэйми не понял, почему поднялась такая суматоха, почему его вытащили из землянки и потащили на вал. Но когда он увидел, что происходит снаружи, он понял.
Рабы в лагере Братства начали вдруг бестолково метаться, а сами Братья Силы бросились вперед, навстречу неожиданной опасности… и тоже почему-то попятились.
Такое могло напугать кого угодно. Ломая заросли, на гребень приречного склона вышло несколько бледных, тускло блестевших шестиногих громадин. Их длинные шеи поднимались вверх метров на пять. Вместо голов распускались белесые щипастые цветки — и в их сердцевине мерцало жгущее глаза пламя. Лэйми с облегчением перевел дух. Вид боевых зверей Хониара всегда ассоциировался у него с одним — с безопасностью. Его все же нашли. Нашли. Горячая благодарность переполнила Лэйми, он попробовал встать — но не смог…
Похоже, друзья Охэйо прочли его записку и сделали надлежащие выводы. Во всяком случае, церемониться с Братьями они не стали. Шесть молний, одна за другой, раскололи прозрачный утренний воздух и разорвались в самой гуще бандитов, взметнув столбы земли и пара высотой метров в тридцать. Отстрелявшись, боевые звери опустили головы и начали один за другим поднимать их, набирая новый заряд.
Опомнившись, уцелевшие Братья Силы тоже начали стрелять. Лэйми видел, как от ударов пуль по серебристым тушам боевых зверей пошли круги — как по воде от дождя — но ничего больше не происходило. Такая мелочь не могла им повредить.
Боевые звери вновь двинулись вперед, плюясь во все стороны огнем — теперь они перешли на уменьшенные заряды — достаточные, однако, чтобы разорвать человека на куски — и потому могли вести огонь почти непрерывно. Братья Силы немедля обратились в бегство. Звери не преследовали уцелевших, стараясь прежде всего расчистить дорогу к селению. За их спинами показался скутер — большая, полтора на три метра платформа, какими прежде почти не пользовались. Её двигательный отсек носил следы спешной, но радикальной переделки. На ней стояли Алина и Ксетрайа — спасательный отряд состоял из их подруг.