Если же я прав и Братство Избранных просто не пожелало разговаривать с мирской шайкой посторонних, которые не смогли продемонстрировать должное уважение к их вере, то очевидно, что следует попытаться поговорить с ними снова. Весьма вероятно, что никто на планете не понимает значимость некоего полученного “Звёздным воином” внешне незначительного отрывка информации, который мог привести его к пиратам. Если было что-то вроде этого, то мы несомненно должны узнать, что это было. И единственным способом это сделать является наладить с местными контакт. И для этого, — он повернул голову и на этот раз, подумала Абигайль, не могло быть сомнения, на кого он посмотрел, — мы нуждаемся в человеке, который сможет поговорить на их языке.
— Круто влево! Поворот на один-два-ноль на ноль-один-пять и поднять ускорение до пять-два-ноль g! Тактик, выпустить имитатор Лима-Фокстрот по нашему предыдущему курсу!
Занимая свой пост во вспомогательном центре управления вместе с лейтенантом-коммандером Эбботом и слушая ровные, быстрые команды с мостика, Абигайль решила, что больше всего в капитане Майкле Оверстейгене ей было ненавистно то, что он на самом деле казался компетентным человеком.
Её жизнь была бы намного проще, если бы она могла просто списать его как ещё одного аристократического недоумка, который получил данное командование исключительно благодаря злоупотреблению непотизмом. Было бы намного легче выносить его выводящий из себя акцент, чрезмерно идеальную форму, раздражающие манеры и постоянный вид высокомерной отстранённости от окружавших его простых смертных, если бы он ещё и завершал стереотип полной некомпетентностью.
К сожалению, она была вынуждена признать, что хотя то, как такой молодой капитан заполучил такое заветное командование, как “Кулак” в эту эру сокращения числа кораблей, явно объяснялось непотизмом, но некомпетентным он не был. Это стало болезненно очевидным, когда он провел на своём корабле серию интенсивных тренировок всех мыслимых манёвров по дороге к Тиберии. И, учитывая то, что Тиберия находилась чуть более чем в трехстах световых годах от Мантикоры и переход продолжался почти сорок семь земных дней, у него было полно времени на тренировки.
Глупо с её стороны, сурово журила она себя, послушно следя на тактическом дисплее за развитием данного упражнения, но она знала, что испытала бы определенное злорадное удовлетворение, если бы могла причислить капитана к тому, что леди Харрингтон называла “Школой мантикорской неуязвимости”. Но в отличие от тех самодовольных идиотов, Оверстейген явно придерживался более старой мантикорской традиции, согласно которой ни одна команда не может быть слишком хорошо подготовленной, будь то мир или война.
Каким-то извращённым образом его очевидный талант к хитроумным, даже можно сказать, дьявольским тактическим маневрам только делал всё хуже. Абигайль обнаружила много материала для восхищения в тактическом репертуаре капитана и знала, что коммандер Блюменталь считает также. Зато лейтенант-коммандер Эббот явно не принадлежал к числу самых горячих обожателей капитана. Он был слишком хорошим офицером, чтобы когда-либо в этом признаться, особенно в присутствии всего лишь гардемарина, но Абигайль было ясно, что её наставник возмущался случайностью рождения, которая подарила Оверстейгену командование “Стальным кулаком”. Тот факт, что Эббот был как минимум на пять стандартных лет старше капитана, и при этом на два полных ранга ниже, несомненно, тоже играл свою роль. Но каковы бы ни были его чувства, никто не мог бы придраться к поведению помощника тактика на службе или к его внимательности.
В его отношениях с капитаном присутствовал несомненный оттенок зажатости и формальности, но это было справедливо в отношении достаточного количества членов экипажа корабля. Где-то через неделю ни у кого на борту не осталось сомнений в компетентности или способностях капитана Оверстейгена, но это не значило, что экипаж был готов прижать его к своему коллективному сердцу. Дело было в том, что несмотря на его таланты, каковы бы они ни были, у него не было и, скорее всего, никогда не будет той харизмы, которую, казалось, без труда излучала леди Харрингтон.
Скорее всего, заключила Абигайль, это как минимум отчасти объяснялось тем, что его не особенно интересовало приобрести такой тип харизмы. В конце концов, естественный порядок Вселенной неизбежно возвысил бы его до нынешнего положения. Его несомненная компетентность просто была доказательством того, что Вселенная поступила мудро. А так как было одновременно естественным и неизбежным то, что он командовал, то точно также было естественно и неизбежно то, что остальные подчинялись. Следовательно, не было особого смысла в том, чтобы увлекать их делать то, что изначально было их естественным долгом.
Короче говоря, личность Майкла Оверстейгена не принадлежала к тем, что естественным образом привлекают преданность подчиненных. Они признают за ним компетентность и согласятся на послушание. Но не на преданность.
С другой стороны, Арпад Григовакис, казалось, был готов боготворить палубу, по которой ходил Оверстейген. Абигайль не могла быть точно уверена в том, почему это так, но у неё были подозрения. В конце концов, и самого Григовакиса нельзя было назвать очень приятным в общении человеком. Хотя он был далеко не такого высокого происхождения, как капитан, но явно принадлежал высшему слою мантикорского общества и не слишком скрыто стремился обрести такой же образ аристократической власти и привилегированности. На самом деле, подумала Абигайль, Григовакис, вероятно, находил Оверстейгена гораздо более удобным примером для подражания, чем кого-то вроде леди Харрингтон, как бы высоко он ни ценил и уважал тактический гений Землевладельца.
В защиту капитана Оверстейгена, Абигайль была вынуждена признаться, что никогда не видела, чтобы он хоть в малейшей степени поощрял явное желание Григовакиса подражать его собственному стилю. Конечно, он и не возражал, но это уже было бы несколько чрезмерно требовать от любого капитана.
— Бандит два заглотил наживку и идет к имитатору, сэр! — Это был голос Шобаны, и она казалась спокойнее, чем, как подозревала Абигайль, была на самом деле. Через пятнадцать минут после начала текущего упражнения Оверстейген решил записать коммандера Блюменталя в потери, в то время как Абигайль исполняла роль дублера Эббота в запасной тактической группе коммандера Уотсон. А это значило, подумала Абигайль с чуточкой зависти, что в данный момент её сокурсница управляла всем вооружением 425-тысячетонного тяжелого крейсера, пусть только на время упражнения... а Абигайль — нет.
— Очень хорошо, тактик, — спокойно ответил Оверстейген. — Но следите за номером первым.
— Есть, сэр! — четко отозвалась Шобана, и Абигайль обнаружила, что кивает в молчаливом согласии с предупреждением капитана. Это упражнение было одной из нескольких симуляций, загруженных Бюро Подготовки в тактические компьютеры “Кулака” перед его отправлением с Мантикоры. По крайней мере в теории, ни у кого на борту тяжелого крейсера не было никакого предварительного знания об их содержании или действиях сил противника. Время от времени кто-нибудь обходил защитные меры и взламывал симуляторы с целью представить себя в лучшем свете, но Абигайль была уверена, что Оверстейген к таким не принадлежит. Лишь одно предположение, что ему могло понадобиться такое несправедливое преимущество было бы богохульством для кого-то вроде него.
Или меня, хоть и не совсем по тем же причинам, допустила она.
И, конечно же, Бандит Один игнорировал ловушку. БИЦ определил, что Бандит Два — тяжелый крейсер, а Бандит Один — линейный. Это значило, что сенсоры Бандита Один должны были быть лучше, и, вдобавок, у него был лучший угол обзора “Стального кулака”. Он был лучше расположен, чтобы заметить старт имитатора, но, видимо, искусственный интеллект симуляции решил, что Бандит Один не был уверен в своих собственных заключениях. Он позволил эскорту продолжать заниматься имитатором на всякий случай, в то время как сам отправился за тем, кого счел истинным врагом.
— Хорошо, тактик, — спокойно произнес Оверстейген. — Бандит Один идет на нас. У второго не займет много времени убить имитатор, даже с его РЭБ. Поэтому мы должны немножко окоротить первого, пока он целиком в нашем распоряжении. Ясно?
Это объяснение было намного подробнее, чем то, чем обычно утруждал себя Оверстейген. Он действительно делал скидку на неопытность действующего тактика, как с некоторым удивлением заметила Абигайль.
— Ясно, сэр, — ответила Шобана.
— Хорошо. Дайте мне рекомендацию.
Шобана ответила не сразу, и Абигайль почувствовала, что подаётся в кресле вперёд, желая, чтобы её подруга продолжала.
— Рекомендую принять правее через шесть минут, сэр, — сказала Шобана, как будто услышала ободрение Абигайль.
— Причины? — резко спросил Оверстейген.
— Сэр, Бандит Один должен войти в зону досягаемости энергетического оружия примерно через пять и три четверти минуты, но он все ещё идет прямо на нас. Я думаю, они убеждены, что мы продолжим убегать, а не развернемся и не будем сражаться с такими неравными силами. Я думаю, он пойдёт прежним курсом, пытаясь задействовать свои собственные погонные установки, но, согласно БИЦ, это корабль типа “Полководец-C”, без технологии носовой гравистены. Так что, если мы правильно рассчитаем время, то, вероятно, сможем отправить залп из всего бортового оружия прямо ему в глотку даже на таком предельном расстоянии.
Настал миг напряженной тишины. Затем снова заговорил Оверстейген.
— Согласен, — просто сказал он. — Выполняйте, тактик. — Он снова сделал паузу, а потом добавил, — Огонь по вашей команде.
— Слушаюсь, сэр! — ликующе ответила Шобана, и брови Абигайль взметнулись в удивлении. Такой приказ в схожих обстоятельствах могла отдать леди Харрингтон, но она никак не ожидала бы услышать его из уст Оверстейгена.
Она следила за тем, как кровавая бусина Бандита Один неотступно следует за “Стальным кулаком”, как и предсказывала Шобана. Если бы Абигайль командовала этим линейным крейсером, она, несомненно, делала бы то же самое. “Стальной кулак”, корабль типа “Эдвард Саганами”, был мощным, современным судном, но едва ли ровня линейному крейсеру класса “Полководец” в ближнем бою. Логическим выходом в данной ситуации для любого корабля, столь уступающего противнику, как “Кулак”, было бы бежать как можно быстрее в надежде добиться счастливого попадания в один из импеллеров своих преследователей и каким-то образом избежать сражения.
Но проблема заключилась в том, что “Стальной кулак” застали врасплох в ситуации, которая предоставляла нападавшим слишком большое преимущество в скорости, какое не сумел бы преодолеть даже мантикорский компенсатор инерции новейшего поколения. Это значит, что бегство было фактически невозможно, чтобы ни делал тяжелый крейсер. И Шобана была права: если они не могли опередить Бандита Один, их лучшим шансом был смелый выбор.
Бандит Один надвигался все ближе и ближе, выпуская залпы в “Стальной кулак” из погонных установок. К счастью, у хевов не имелось эквивалента “Призрачного всадника”. Следовательно, они не могли делать такие же эффективные всеракурсные бортовые залпы, как мантикорский или грейсонский корабль. Бандит Один мог реально стрелять только из носовых пусковых или энергетических установок, в результате чего его ракетный обстрел был слишком слаб, чтобы преодолеть активную и пассивную защиту “Стального кулака”, тогда как “Кулак” мог ответить равномерным ливнем огня из бортовых пусковых. Он был менее эффективным, чем если бы огонь вёлся в нормальном секторе обстрела бортового оружия, который позволил бы использовать главную систему управления огнем. Даже с технологией “Призрачного всадника”, вне бортового сектора обстрела кораблю не хватало каналов телеметрии, чтобы обеспечить постоянное управление более чем восемнадцатью ракетами одновременно. Доступные каналы можно было использовать по очереди, но в обстановке насыщенной РЭБ это могло быть рискованно, и к тому же всегда приводило как минимум к некоторому ухудшению в управлении. Кроме того, даже у ракеты с мантикорскими системами РЭБ было мало шансов выжить на таком расстоянии против оборонительного огня, который могла выдать ПРО настороженного линейного крейсера. Но даже если прорывалась только горстка ракет, этого было достаточно, чтобы обрушить на “Полководца” выводящий из себя град поверхностных попаданий.
Конечно, если маневр Шобаны сорвется и Бандит Один сумеет оказаться борт о борт со “Стальным кулаком”...
— Рулевой, по моей команде право 95 градусов, перекат влево 15 и задрать нос на 40, — приказала Шобана.
— Есть право 95 градусов, перекат влево 15 и задрать нос на 40, мэм! — четко ответила рулевой, и Абигайль задержала дыхание еще на несколько секунд. Затем...
— Выполняйте! — отрывисто приказала Шобана, и КЕВ “Стальной кулак” подался вверх и направо, одновременно перекатываясь, чтобы оказаться бортом к своему огромному, наступающему противнику.
Настал черед вселенной задержать дыхание, но ИИ симуляции решил, что непредсказуемый маневр “Кулака” стал полной неожиданностью для гипотетического живого капитана Бандита Один. Линейный крейсер не поменял курса, его погонные орудия продолжали бить туда, где, как он считал, находится “Кулак”, в то время как мантикорский крейсер поворачивался и перекатывался.
А затем бортовые гразеры “Кулака” нацелились и выстрелили.
Дистанция всё еще была значительной, и броня, защищающая носовую молотообразную оконечность линейного крейсера была толстой. Но у него не было носовой стены, дистанция была недостаточно большой и броня была слишком тонкой, чтобы выдержать удар энергии, которую обрушила на неё Шобана Коррами. Она раскололась, и гразеры вонзились в корабль, который она должна была защитить. Расстояние действительно было слишком большим, чтобы гразеры смогли полностью распотрошить корабль такой большой и прочный, как “Полководец”, но они могли причинить достаточно вреда. Шквал разрушений вдребезги разнес погонное вооружение линейного крейсера, и клин большого корабля бешено заколыхался, когда у него разнесли переднее кольцо импеллера.
Жестоко изувеченное судно резко дернулось влево, уводя покореженный нос от нахального противника и поворачиваясь к нему правым бортом. Но приказы Шобаны рулевому уже вернули корабль на прежний курс, и мантикорский крейсер рванулся вперед с максимальной военной мощностью на шестистах g. Одно дело — ранить грифонского кодьяка достаточно сильно для того, чтобы удрать от него, а другое — стоять неподвижно, позволяя ему разорвать себя на части уже после того, как он ранен.
Торнадо ракет обрушилось на “Стальной кулак” из неповрежденного борта Бандита Один, а Бандит Два — теперь уже не сомневающийся в том, что было имитатором, а что — настоящим крейсером — тоже погнался за ним. Показатели повреждений замелькали по мере того, как вражеские ракеты с лазерными боеголовками прорывались сквозь боковые гравистены “Кулака”, но его активная оборона была слишком хороша, а пассивная — хороша в достаточной степени для того, чтобы отразить волну разрушений, пока корабль упорно уходил от покалеченного линейного крейсера.
Бандит Два продолжал погоню ещё десять минут, но без поддержки “Полководца” он не был ровней “Кулаку”, и его шкипер — или, во всяком случае, искусственный интеллект симуляции — знал это. Вражеский крейсер вовсе не намеревался оказаться в одиночку в пределах действия энергетического оружия корабля, который только что покалечил линейный крейсер, и прекратил погоню до того, как “Стальной кулак” смог бы выманить его из-под защиты ракет “Полководца”.
— Что ж, это несомненно было интересным... приключением, — заметил капитан Оверстейген. — Завершите симуляцию. Главы подразделений, мы соберемся в конференц-зале для разбора симуляции в девять-ноль-ноль. — Он на секунду замолк, затем снова удивил Абигайль тем, что подозрительно напоминало бы смешок у кого-то другого. — Коммандер Блюменталь, вы можете считать себя освобожденным от разбора в связи с вашими многочисленными и серьезными ранениями. Я полагаю, что сегодня ваше место займет действующий тактик Коррами.
На самом деле Абигайль не видела движения руки лейтенанта Стивенсона. Более того, она не смогла бы точно проанализировать то, что она на самом деле видела. Это мог быть малозаметный перенос тяжести морпеха, или, возможно, то, как его плечо едва заметно наклонилось, или, может быть, вообще ничего не было, кроме вспышки в его глазах. Как бы то ни было, её правая рука двинулась без какой-либо сознательной мысли с её стороны. Её правое предплечье перехватило левую руку, летящую к её голове и отвела её далеко в сторону, а левая рука рванулась ладонью вверх к его подбородку, и туловище развернулось по кругу налево.
Когда её рука ударила лейтенанта в челюсть, голова его дернулась назад, но правая рука описала петлю и оказалась с внутренней стороны её левого локтя. Его пальцы сомкнулись выше её локтя, и его рука выпрямилась, удерживая ее в захвате, в то время как он перенёс вес наружу, а его правая лодыжка подцепила сзади её левую икру.
Пол ушел из-под ног Абигайль, и значительно больший вес лейтенанта рванул её в сторону. Она сумела сбросить захват, но не успела удержаться от падения. Она упала на мат на левое плечо и быстро перекатилась, едва успев избежать Стивенсона, который бросился вниз, раскрыв руки, чтобы прижать её к полу. Он недооценил её скорость и жёстко плюхнулся на живот, когда она крутанулась на ягодицах и подсекла ногами его руки.
Она перекатилась в бок, откинулась назад и локтем сильно ударила его в затылок. Защитный шлем, который был на каждом из них, принял на себя полную силу удара, но всё равно осталось достаточно, чтобы слегка ошеломить его, и Абигайль воспользовалась этой возможностью, чтобы продолжить перекат. Она извернулась как змея и приземлилась ему на спину. Обе руки мелькнули, взметнувшись из-за его спины вверх пройдя под его подмышками, и он закряхтел, когда они сошлись у него на шее сзади. Она слегка надавила — совсем немного, её захват был опасен — но достаточно, чтобы он узнал полный нельсон.
Его правая ладонь хлопнула по мату в знак сдачи, и она разомкнула захват, скатилась с него и села. Он тоже сел и покачал головой, затем вытащил изо рта капу и широко ей улыбнулся.
— Лучше, — сказал он с одобрением — На этот раз определённо лучше. Если бы я вас не знал, то подумал бы, что вы на самом деле пытались прикончить меня!
— Спасибо... наверное. Сэр, — ответила Абигайль, выплюнув свою собственную капу. Сказать по правде, она не знала точно, как воспринимать его последнее высказывание. Несмотря на врожденный атлетизм, рукопашный бой был для неё самым сложным курсом на Острове Саганами. Ей доставляли удовольствие учебные ката [это слово НЕ склоняется ;)] и то, как тренировки улучшили её рефлексы и координацию. Но у неё возникли затруднения — причем серьезные — когда пришло время применить уроки на практике.