99188.fb2
- Кланы! - Смех прозвучал как царапанье гвоздя по грифельной доске. Он уничтожает кланы! Убивает вождей, извращает древние пути айка'я-ваша! Хочет, чтобы мы объединились с Бобром, Орлом, Лягушкой, нашими старыми врагами, чтобы сокрушать силой множества, подобно Великому Льду. Многие согласились, я сказал "никогда", остальные - пока он не наберет силу. А потом настала ночь, когда все головы склонились перед ним... страх, которому ничто не может противостоять... клинок, не наносящий ударов... Мое проклятие и проклятия всех моих предков на нем и на вашем семени, собачий кал, скотоложцы, прибрежная падаль - Май'еша сикау'хаи...
Вождь сипло откашлялся и забормотал проклятия на родном языке.
- Куда направлялся ваш флот? - требовательно спросил Керморван. Обратно домой?
Но старый эквешец отказался отвечать, даже когда Керморван приставил меч к его горлу, хотя по-прежнему сверкал желтыми глазами и быстро поворачивал голову из стороны в сторону, подобно древней ящерице. Он сказал все, что хотел, и более не собирался отвечать на вопросы.
- От него ничего не добьешься, - с сожалением сказал Керморван. Лучше покончить с этим сейчас. Элоф, тебе больше нечего спросить... Элоф?
Элоф тяжело опустился на палубу и обхватил голову руками.
- Что с тобой стряслось? - поинтересовался Керморван.
- Ты слышал его слова, - прошептал Элоф, монотонно раскачиваясь из стороны в сторону. - Тот человек, тот великий шаман - страх, которому ничто не может противостоять, клинок, не наносящий ударов, - Керморван, он был моим мастером! И я своими руками выковал этот меч!
Старый вождь тоже все слышал и понял. Его хриплый клекочущий смех вознесся к небу.
- Тогда пусть твой собственный клинок поразит тебя! Пусть груди твоих дочерей наполнят наши пиршественные котлы...
Но Керморван был не тем человеком, с которым можно шутить. С потемневшим от гнева лицом он резко обернулся. Элоф услышал свист клинка, а затем глухой удар, когда лезвие рассекло плоть - один, два, три раза. Смех сменился протяжным, воем, затем бессмысленным бульканьем и стих. Женщины разразились восторженными воплями, и один голос выкрикнул: "Его смерть была нелегкой!"
- Бросьте эту падаль за борт! - отрезал Керморван. Наклонившись к Элофу, он помог кузнецу встать. - В отличие от тебя я не понял всего, что слышал. Ты расскажешь об этом позже, когда мы сможем остаться наедине. Но сейчас скажу одно: я не вижу в тебе великого зла. Если что-то, сделанное твоими руками, было обращено к дурной цели - что ж, кому, как не тебе, следует исправить содеянное? Подумай об этом!
Через два дня после морского боя корсарский корабль проплыл между высокими утесами северной бухты, зарылся носом глубоко в серебристый песок пляжа и остановился с протяжным скрипом, словно человек, удовлетворенно вздыхающий после тяжкой работы. На берегу развели огромный костер, и утомленные корсары легли спать, пока женщины готовили еду и грели вино, взятое из эквешских бочек. Затем началось пиршество. Уединенный берег огласился буйными криками и песнями. Элофа, который поначалу сидел отдельно от остальных, принимали как брата и поили вином, восхваляя его мужество и мощные удары, расчистившие путь для абордажной команды. Он был самым молодым из них и довольно хорош собой, а потому привлекал внимание многих женщин, особенно помоложе. Они мимолетно прижимались к нему, обвивали руками за шею или увлекали в неистовые пляски вокруг костра. Это не смущало Элофа, ибо вино приглушило темные мысли, и за всю свою жизнь он мало что знал о женщинах. Лицо Кары какое-то время вставало перед ним в языках пламени, но он мог чувствовать руки, обвивавшие его шею, а губы, прижимавшиеся к его губам, были живыми и теплыми. Пары подогретого вина затуманили его разум, словно дыхание на стекле. Он зашатался, и две девушки поддержали его - одна худая и рыжая, другая плотно сбитая и темноволосая, с яркими глазами, в которых сверкало обещание. Вино держало весь лагерь в своей хватке, воздвигнув крепкую стену против ужасов последних дней и открывая путь к новым утехам. Корсары знали мало ограничений, а женщины утратили то немногое, что у них было, после резни и похищения. Вскоре теплый песок наполнился обнаженными телами, извивавшимися в прихотливом танце, глухими ко всему, кроме своей внутренней потребности. Элоф пошатывался и бродил среди девушек, бессмысленно хохоча и дрожа от возбуждения. Они отвели его в небольшую пещеру у подножия утеса и осторожно опустили на сухой песок. Их одежды, рваные и оскверненные смертью во многих формах, упали рядом, оставив лишь живую плоть и горячую кровь. Тьма и блаженное забытье струились в жилах Элофа, шумели в его голове. Он сознавал лишь прикосновения теплой плоти, окружавшей его, влажную кожу, трепетавшую под его пальцами или прижимавшуюся к его телу. Груди раскачивались над ним, словно спелые фрукты, и он припадал к ним жадными губами. Он поворачивался от одной женщины к другой, принимая и раздавая животные ласки. И однако, когда их дыхание учащалось, когда ослепительное пламя с ревом поднималось на небывалую высоту, а удары молота разбрасывали искры, сплавлявшие воедино сплетенные тела, он видел перед собой Кару и обнимал ее. Кара была призраком в пламени, пожравшем его в одно мгновение и оставившем лишь тлеющие угли. Затем сон окутал все темным покрывалом.
Элоф проснулся до рассвета. Он осторожно проскользнул между спящими девушками, накрыл их своей одеждой и побрел на пляж, чтобы искупаться. Холодная вода оживила его, и он вышел на берег, чувствуя себя очищенным изнутри и снаружи, но смертельно голодным и продрогшим до костей. Он надел то, что еще мог носить из одежды, выбрал остальное из тюков с награбленным добром, и нашел вино, хлеб и мясо среди остатков оргии. Прогуливаясь по пляжу, он набрел на Керморвана; тот сидел, прислонившись спиной к валуну, и бросал камешки в серую воду.
- Что-то я не видел, как ты развлекался вчера вечером, - шутливо заметил Элоф.
Керморван поднял голову и посмотрел на него покрасневшими от бессонницы глазами.
- Развлекался? На такой манер?
Горечь, прозвучавшая в его голосе, поразила кузнеца.
- Что так беспокоит великого воина? Разве тебе не нравятся девушки?
- Разумеется, - раздраженно отозвался Керморван. - Но не так же!
- А как? - осведомился Элоф, уязвленный в свою очередь. - На острие меча?
Керморван вскочил на ноги одним быстрым движением. Его серые глаза гневно сверкали, кулаки судорожно сжимались и разжимались.
- Я воспитан не так, чтобы легко сносить насмешки! Радуйся, что это неправда, иначе мне придется доказать свою правоту на твоей шкуре!
- В самом деле? Однако ты не видишь ничего плохого в насмешках надо мной. Или это тоже следствие твоего воспитания? Что плохого в случившемся, каким бы грубым оно ни было? Вчера вечером я не видел ни одной женщины, отдавшейся не по своей воле!
Керморван опустил руки и отвернулся.
- Это оскверняет нечто священное, - пробормотал он. - Нечто жизненно важное в отношениях между мужчиной и женщиной, что должно принадлежать только им одним - внимание, уважение, саму любовь, наконец! На песке, словно похотливые животные... Но извини, если я обидел тебя, кузнец. Просто ты не понимаешь.
- Почему ты так уверен в этом? - сухо спросил Элоф. - Может быть, я и деревенский паренек, но знаю, что такое любовь. Я люблю и буду любить всю жизнь... если смогу найти избранницу своего сердца. Но мы с ней обитаем в человеческих телах, у которых есть свои потребности. И эти потребности могут брать верх над разумом, особенно если вспомнить то, что нам пришлось пережить.
Он посмотрел на морщины, избороздившие лоб Керморвана, на глубокие тени, залегшие под глазами воина.
- Думаю, ты плохо спал этой ночью, если тебе вообще удалось заснуть. Ты видел слишком много крови и убийств на своем веку.
- Да, слишком много, - вздохнул тот. - И боюсь, нам с тобой предстоит увидеть гораздо больше. Забудь мои резкие слова, если можешь; на этот раз ты оказался мудрее меня. Но скажи мне - ты, простой деревенский паренек, взятый на воспитание этим "великим шаманом", - что ты видел в своей жизни? Что это за клинок, который ты выковал своими руками? Расскажи, если захочешь - ибо мне сдается, что это касается всех, кто противостоит эквешцам, а возможно, и Великому Льду.
Элоф внимательно вглядывался в лицо Керморвана - заинтересованное, но озабоченное. Ясные серые глаза, казалось, заглядывали в душу кузнеца. Как много он поймет из того, что ему расскажут? Этот человек, присвоивший себе право судить других... поймет ли он, что такое милосердие? Но Керморван был прав: нужно рассказать ему, чего бы это ни стоило.
Первая реакция мечника оказалась неожиданной.
- Майлио! - воскликнул он. - Это имя принадлежит моему народу, но я не могу сказать о нем ничего хорошего. Его носили северные аристократы, некоторые еще недавно жили в Брайхейне, но последний, кажется, был изгнан во времена моего отца. Ученый человек, но порочный и амбициозный, изводивший своих крестьян сверх всякой меры. Это его сын?
- Может быть... или он сам. В его библиотеке имелись трактаты о продлении жизни; правда, все они находились на запретной стене.
Керморван неожиданно нахмурился.
- Темные искусства! Я никогда не верил в их существование, но... похоже, ты изучал их.
- Да, - сурово ответил Элоф. - Ты будешь слушать?
Керморван молча кивнул. Он жадно впитывал каждое слово, удерживая сотни вопросов, готовых сорваться с языка, до тех пор, пока Элоф не начал рассказывать о странных ночных существах и о колокольном звоне, предвещавшем появление военного отряда.
- Керайс! - изумленно выдохнул воин. - Это могли быть только дьюргары! То, что ты рассказал о больших вырубках в лесу и о подземных шахтах... это объясняет многое, очень многое!
- Д-дьюргары? - озадаченно переспросил Элоф.
- Только послушайте его! - Керморван чуть не рассмеялся. - Он расхаживает среди чудес и не узнает их! Неужели ты никогда не слыхал о Старейших, о горном народе? Ведь они... но сначала закончи свою историю.
Элоф пожал плечами. Он рассказал о том, как была высвобождена ужасная сила меча, о своем предупреждении и странном бегстве.
- Они унесли нас дальше и быстрее, чем мы могли бы ускакать верхом, и выпустили на другой стороне гор, где мы без опаски спустились в долину, закончил он.
Керморван кивнул.
- Вас несли тайными тропами сквозь горы, а не через них. Естественно, это было быстрее. Но продолжай дальше!
Он сочувственно выслушал рассказ о долгих скитаниях и тяжелой утрате и о решении искать исцеления в заброшенной кузнице на болотах. Услышав о происхождении меча, Керморван взглянул на клинок с еще большим изумлением, чем раньше, но промолчал. Лишь когда Элоф поведал о странном всаднике, он резко выпрямился, словно пронзенный стрелой:
- Ворон! Ты видел Ворона!
- Я видел много воронов. Той ночью их было два...
- Я имею в виду человека, то есть... - Керморван сглотнул и быстро огляделся по сторонам, словно опасаясь, что его могут услышать. - Твоего гостя! Ты... - Он замолчал и покачал головой.