-- Ульпинов?
-- Их самых. Разве они вас уже не интересуют?
-- Где я могу их увидеть?
-- В моем дворце.
Последние удивительные слова Корнелия прозвучали настолько буднично, что София, забыв, где она находится, наполовину высунулась из воды. Восхищенный взгляд дяди и сладострастное выражение на его устах отрезвили ее. Она испугалась и собралась спрятаться обратно в бассейн, затем вспомнила, что пылкий Марсий Милиссин, по всей вероятности, наблюдает за ее поединком с дядей; по телу ее прокатилась жаркая волна возбуждения -- и она, сделав вид, что по-прежнему не замечает своей наготы по причине охватившего ее изумления, не стала погружаться в воду.
Но князь Корнелий, конечно же, разгадал ее игру; он, разумеется, понятия не имел, что кто-то, а тем более его собственный шурин, подглядывает за ними; зато он видел мгновенно затвердевшие и увеличившиеся в размерах соски на сводящих с ума полушариях Софии. Впрочем, он еще был очень далек от того, чтобы сойти с ума.
-- Вы сказали, дядя, Ульпины в вашем дворце? Я не ослышалась?!
-- Ничуть, моя дражайшая. И я готов их выдать вам, как только вы сами того пожелаете.
"Дядя сегодня бесподобен, -- подумала София. -- Он мне крутит голову уже целый час, а я все не могу понять, какую игру он затеял. Что ж, придется сыграть отступление!". Она пронзила его насмешливым взглядом и небрежно бросила:
-- Но прежде я добуду приказ о вашем аресте, дражайший дядюшка, за укрывательство особо опасных государственных преступников.
-- Вы этого не сделаете, милейшая Софи, -- от души рассмеялся князь Корнелий, -- потому что я сенатор Империи, меня нельзя арестовать!
-- Даже сенатора можно арестовать по обвинению в государственной измене, милейший дядюшка.
-- Максимум, чему я изменил, дражайшая Софи, это обычаю не давать рабам патрисианские имена.
И вот тут София Юстина поняла все. Корнелий Марцеллин славился своей коллекцией, если можно так выразиться, экзотических представителей человеческого племени. По всему свету разъезжали его агенты и покупали, где только можно, всяких уродцев, гигантов, карликов, мутантов, разноцветных -в общем, таких, которые уже не были животными, но так и не стали полноценными людьми. Помимо содержания этого паноптикума, которым сенатор очень гордился, он имел обыкновение отыскивать двойников знаменитых личностей и даже иногда презентовал первых для театральных и цирковых представлений. Используя подобным образом двойников, князь Корнелий нередко приобретал весомую власть и над оригиналами. Однако София никогда не боялась увидеть среди рабынь дяди свое живое отражение: как известно читателю, дочь Тита Юстина полагала себя совершенно неповторимой личностью.
-- Правильно ли я вас поняла, дядя: одного вашего раба зовут Марк, и он стар29, тщедушен, похож на крысу...
-- Совершенно верно, милая племянница, а другого раба я назвал Януарием, потому что приобрел его в январе месяце. Уж не знаю, зачем я их купил, наверное, какое-то внутреннее чувство подсказывало мне, что эти никчемные рабы когда-нибудь да пригодятся...
Молодой княгине хотелось расцеловать своего зловещего дядю. Конечно, он был ее враг -- но враг этот нынче предлагал спасение!
-- Ваше чутье выше всяких похвал, мой самый любимый дядюшка, -лучезарно улыбаясь, молвила она.
А он, не отрывая глаз от ее совершенного тела, лишь по пояс пребывающего в воде, приложил обе руки к груди и изрек самым проникновенным тоном:
-- Dukle laudari a laudato viro.30
-- Vir bonus et prudens,31 -- в тон ему ответила София Юстина.
"Как приятно созерцать двух самых талантливых в этой стране негодяев, ненавидящих друг друга, но, тем не менее, совместно стряпающих мошенничество в деле, касающемся государственной ереси! -- с удовольствием подумал князь Корнелий. -- Страшная тайна свяжет нас, меня и ее, пока мы живы. О, как досадно, что одни лишь мы присутствуем на сцене и что театр пуст!".
Читатель помнит: один зритель все же есть -- не в зале он, а подглядывает из-за кулис, где его оставила София.
-- И что же, дядюшка, ваш январский подарок похож на сына ересиарха?
-- Не совсем, моя милая Софи, лицо другое, равно как и старый раб не вполне смахивает на самого ересиарха.
-- Ох, это так печально!
-- Пусть такая мелочь не тревожит вас, дражайшая племянница. При поимке еретики наверняка окажут сопротивление, и стражам порядка придется применить силу...
"Он предлагает разукрасить собственных рабов так, чтобы их нельзя было отличить от избитых до полусмерти Ульпинов, -- поняла София. -- И все-таки это очень рискованно!".
-- У меня есть идея получше, -- заметила она. -- Мой старый слуга мэтр Давид способен творить чудеса с человеческими лицами.
-- Разумно, -- кивнул сенатор. -- Но вы, конечно, понимаете, что после этой демонстрации своего искусства мэтру Давиду придется исчезнуть навсегда.
-- Он нас не выдаст, -- быстро сказала София.
-- Я бы на вашем месте не стал рисковать, дорогая. Кто знает, чего ждать от иудея. К тому же он всего лишь ваш раб.
-- Уже нет. Я его отпустила...
-- Тем более, -- кивнул Корнелий. -- Вам останется лишь чуть подтолкнуть его по направлению к богам. Ну же, Софи! К чему сомнения? Omnes una manet nox.32
-- А в ваших рабах вы уверены, дядя? Они не подведут?!
-- Я пообещаю им свободу, -- с сатанинской ухмылкой сказал сенатор, -и я думаю, они согласятся, так как известно, что я всегда держу слово.
-- А я добавлю им немного денег, -- подхватила княгиня, -- чтобы они имели чем оплатить услуги Харона.
-- Уж вы не поскупитесь, дражайшая племянница: денег должно хватить на всех.
-- Кого еще вы имеете в виду?
-- Всех, кому суждено сопровождать так называемых Ульпинов по дороге из Темисии в Пифон. Ведь мы же не хотим, чтобы наши друзья раньше времени поняли, что мы намерены принести их в жертву богам!
-- Вы опять правы, дядя: это было бы слишком жестоко.
Корнелий Марцеллин и София Юстина с облегчением рассмеялись, скрепляя этим смехом свой удивительный союз -- и, заодно, смертный приговор ни в чем не повинным людям, слишком ничтожным, чтобы их жизни имели собственный вес в глазах обоих потомков Великого Основателя. Внезапно княгиня оборвала смех и сказала:
-- Дражайший дядя! Вы оказываете мне большую услугу, которую я принимаю по единственной причине: я не желаю доставлять вам огорчение своим отказом.
"Нет, она совершенно очаровательна в своей кокетливой невинности! -подумал Корнелий. -- Она сидит здесь, демонстрируя мне свои обнаженные прелести, а еще более чудесные прелести пока скрывая -- и зная, как страстно мечтаю я прикоснуться к тем и к другим, -- и делает мне одолжение тем, что я ее спасаю! О, если бы она была иной, я перестал бы ее любить и уважать!".
-- Вы само великодушие, милая Софи!
-- Скажите, дядя, могу ли я что-нибудь для вас сделать?
"Умничка, ты не забываешь об оплате. И верно: за мою услугу тебе придется дорого заплатить! Право же, я даже не знаю, как начать..."
София заметила, как заалели уши сенатора.
-- Не смущайтесь, дражайший дядюшка, говорите! Я вся во внимании!