— Скорее! Сюда, братья! — кричал, срывая горло, молодой рыцарь.
Он осекся лишь единожды, когда подскочивший к нему сбир застыл, состроив мученическую гримасу. Из его живота выглядывал кончик черного лезвия. Ройгар безжалостно рванул засевший клинок вверх, проламывая ребра бедняги до лопаток, и разделался с ним, бросив на землю у ног убитого Поля.
Молодой рыцарь обернулся — знаменосец тронул его за колено дрожащей рукой и, так ничего не сказав, упал на грудь Жана и затих.
Карие глаза метнулись в сторону растущего неподалеку дуба, где над дулом ружья еще поднимался дым. Монах бросил оружие и, подхватив полы своей рясы, бросился бежать в лес. В глазах молодого рыцаря сверкнули две молнии. Ройгару оставалось только подхватить стяг, когда юноша, словно стрела с наконечником-шпагой, настиг свою цель, застыв в длинном выпаде. Припав на одно колено, он толкал клинок все глубже в грудь развернувшегося навстречу смерти монаха.
Ройгар обернулся к собравшимся вокруг него Черным Псам — на них не было даже доспехов. Вокруг одни молодые лица, некоторые совсем еще мальчишки. Эти лица в крови, грязи и у многих такая смесь разбавлена слезами.
— Где вы оставили лошадей? — стяг перешел к одному из самых рослых и на вид крепких рыцарей.
— С другого края перелеска.
— Черт побери, будем прорываться! — еще раз изумившись подобной глупости приказал Ройгар, — Но сначала загоним весь сброд обратно в деревню! Рубите руки, ноги, головы, чтобы снег стал красным. Особо резвых колите как свиней, топчите на глазах у остальных! Иначе нас самих растопчут!
И они пошли за ним, словно раскаленный нож сквозь масло, прокладывая себе дорогу через крестьянское ополчение. Бросая других на землю, наступая на грудь и добивая, неотрывно следуя за метавшимся впереди новым предводителем. Тот как одержимый, рвался вперед, оставляя за собой на снегу кровавые полосы из рассеченных глоток, выводя всеми силами этих молодых щенков из того капкана, в который они угодили.
Под ногами мелькали черные камзолы. Как и думал Ройгар, погибли почти все старшие, испытанные вояки, спасая и вырывая из лап смерти менее опытных. Жаль, что почти всегда ценой собственной жизни.
Еще немного и крестьяне дрогнули. Обратившись в бегство, они побросали пики и алебарды, стремглав улепетывая к деревне. Несколько сбиров пытались их остановить, но тщетно. Завидев того, кто снова вернул Черным Псам боевой дух, они схватились за ружья. Ройгар заметил слишком поздно. Но, в этот роковой для него момент, один из лежавших впереди рыцарей с криком поднялся, отжавшись на руках, и встретил первую пулю своей грудью. Словно ларонийские воины из древних хроник его защитили, принося себя в жертву те, кого он вел за собой.
Черный рыцарь остановился, подхватив отброшенного на него выстрелом того самого юношу, что так стремился купить его коня. Ройгар пошатнулся, широко распахнув глаза и бросив свои мечи. Где-то впереди один за другим раздались два предсмертных крика сбиров. Они долетели до него словно издалека, когда руки бережно опускали на окровавленный снег молодого рыцаря. Ройгар с силой сжал веки, чтобы не видеть этого взгляда, задранной вверх головы. Но он слышал… Последняя просьба мольбой слетела с бледных губ юноши.
Все было кончено. Деревня еще гудела, слышались выстрелы, но никто уже не посмел выйти им навстречу.
— Все к лошадям. Уходим отсюда! — прохрипел Ройгар, взяв протянутые ему клинки.
Но ни один из Черных Псов не сошел с места.
— Вы что оглохли?! Скорее!
В ответ было дружное молчание.
— Мы не сможем их похоронить… Прощайтесь здесь… — Ройгар повернулся и пошел в сторону перелеска, где виднелись силуэты привязанных лошадей.
Из-за спины доносились называемые многоголосым хором то тихо, то громко имена… имена… имена. И перед каждым одно лишь слово — «прощай». Черные псы поднимали с земли клинки собратьев и, прижимая к груди, понуро шли за своим новым предводителем.
Они нагнали двух спасенных столь высокой ценой девушек на тракте. Уехать те успели недалеко и если бы сбиры снарядили погоню, а они бы непременно так и поступили, то можно было считать жертву Черных Псов напрасной.
Ройгар поехал впереди, закутавшись в чей-то плащ, что оказался на седле. Он оставлял за своей спиной все — причитания двух девушек, что не нашли своего спасителя среди уцелевших, сдавленные проклятия раненых, кипящие злобой обещания мести тех, на ком не было и царапины… Все это улеглось довольно быстро. Они вытянулись по тракту молчаливой колонной, в которой оставалось едва ли больше десятка человек вместе со спасенными. Черный рыцарь даже не стал спрашивать о том, что произошло. Он знал, чем занимались Черные Псы, но никогда не предполагал, что его собственный удел приведет под их стяги. Инквизиторы не сидели сложа руки и ловушка для этих юнцов оказалась сделанной на славу, разве что не специально для этого собирались устроить сожжение ведьм. Теперь Ройгар даже знал куда их вести — к границе южного Фелара, где спасенных передадут в надежные руки и переправят на другой берег Светлянки. Путь был далек, и чтобы не превратить его в еще более долгий, Ройгар обронил только одну фразу, добрым советом пролетевшую над устало преклоненными головами: «Не оглядывайтесь».
Уже после того, как дело было сделано, и девушки согрелись у камина в доме надежного друга ордена, Ройгар после бессонной ночи вышел к конюшням. Рыцари ждали его там. Он озадаченно воззрился на них, когда потрепанный строй всадников дружно воздел руки в приветствии, и подняли стяг. Последнее вызвало полное недоумение у черного рыцаря, так как это уже было верхом глупости. Даже не смотря на то, что большой тракт зимой в Феларе почти замирал, все же это «почти» могло стоить встречи с разъездом, и это была бы последняя встреча этих юнцов, даже если бы Ройгар оказался с ними.
Он и сам не понимал зачем приказал свернуть стяг, зачем поведал им о путях, которыми пробирался сам, и даже проехал большую часть вместе с ними по серым дорогам. Зачем взял все это себе? Словно в порыве рыцарской чести признав наследие, состоявшее из одних долгов недальновидного родича целой своре кредиторов.
В поисках причины столь необычного для себя поведения, Ройгар провел множество часов пути в глубоких раздумьях. И дело было даже не в просьбе того молодого рыцаря, что закрыл его своей грудью. Ту просьбу он уже давно выполнил и мог преспокойно ехать своей дорогой с чувством исполненного долга перед умершим. Тогда что же? Черный рыцарь обратился к последнему, что могло дать ответ — памяти. Прошедшие несколько месяцев вспомнились какими-то невзрачными, словно дни феларского предзимья — сырые, промозглые, однообразные и похожие друг на друга как близнецы. Он блуждал по трактам, не зная толком зачем, и тянул следом эту цепочку похожих как капли воды дней. Казалось, в той пустоте, где холод и сырость были единственными спутниками, а костер под вечер единственным собеседником, что охотно трещал углями и согревал озябшие конечности, он провел целую вечность. Но дальше память пускать не хотела, будто именно с этого началась новая глава жизни, оставив где-то на прошлых страницах неприметное многоточие…
Под вечер рыцари развели костер, и Ройгар уселся к пламени ближе чем обычно, хотя раньше он сидел несколько в стороне и молча поглощал скудный ужин. Теперь же, вперив в пламя свой колючий взгляд, он застыл будто изваяние, и не слышал ничего и никого. Словно через огненные врата взгляд проникал дальше, вглубь красных лепестков огня в поисках сокрытого там зеркала, отыскав которое, наконец, он заглянул в собственные воспоминания. И нашел то, что искал.
Некромант, к которому он явился, казалось, так давно со своей просьбой, все же выполнил ее. И надо было отдать должное без лишних напоминаний, как только после жуткой ночной битвы рыцарь смог самостоятельно передвигаться. Когда заключенная в его темноэльфийских мечах магия окончательно выпустила измученное сознание из пут. Там, высоко, в Старой Башне, куда он долго поднимался по тесной винтовой лестнице следом за горбатым прислужником Кассара, он наконец увидел ее. Маленькое дитя посреди круглого возвышения на каменном полу. Она стояла в потоке проникавшего через каменные своды белого света. Изумленный рыцарь застыл, не в силах вымолвить ни слова. Горбун подвел его к маленькой фигурке, словно сотканной из белого савана, и учтиво удалился следом за своим хозяином, а Кассар бросил рыцарю перед уходом: «У вас есть четверть часа». Некромант наверняка услышал раздавшийся грохот доспехов, когда черный рыцарь пал на колени и так и стоял пред маленькой фигуркой опустив голову. Тогда Ройгар понял, что все книги по спиритизму, которыми увлекалась его матушка, тайно собирая по ночам подруг для загадочных ритуалов призвания якобы духов умерших — на самом деле чепуха и не больше чем изысканное развлечение придворных. Любой маг смог бы объяснить, что происходит элементарное возмущение энергий собравшихся участников ритуала, когда они замыкают круг из соприкосновения пальцев рук, при этом, если все они одинаково верят в происходящее, то может произойти что угодно, начиная от простой галлюцинации и заканчивая неуправляемым телекинезом. Некромант же в самом деле призвал дух, бесплотную субстанцию. Остаток того, что, очевидно, будет представлять собой любой, кто перешагнет последнюю черту. Он окликнул ее, но не помнил ее имени, спросил о чем-то, хотя не знал с чего начать. Понурил голову и замолчал. Ведь никогда не получишь ответа, не услышишь отклика от того, кто уже стоит за пониманием суеты и забот мира живущих. На лице девочки недвижимой маской запечатлелась печать полного и абсолютного покоя. Оно было таким светлым, но не радостным и не грустным. Даже тот самый покой был не как у умиротворенного на несколько минут человека, когда краткий миг в стремительном потоке бытия дарует его случайно какому-нибудь счастливцу. Он был другим, и Ройгар, как ни силился, не мог подобрать нужных слов, чтобы описать и рассказать кому-то. Подобное действительно нужно увидеть, и даже сотни тысяч раз услышанного не приблизят воображение внимающего словам очевидца и на шаг хоть к десятой доли подлинности.
Теперь Ройгар с усмешкой вспоминал начиненные мистикой старые собрания хроник королевств Материка. Сколько раз духи поверженных полководцев и правителей призывали своих последователей к отмщению, являясь в полночный час. В какую интересную форму обратили столь изощренное средство добиваться своих интересов те, кто сотворил эти иллюзии перед глазами сынов правителей и учеников коннетаблей, искусно вводя тех в заблуждение. Получалось, что последняя воля покойных оказывалась настолько сильна, что сама Бездна даровала им исключение и допускала до ушей оставшихся в живых, дабы передать правдивые слова и просьбы. Будто Бездна сама разбиралась во всех хитросплетениях политики древних царствований и призывалась живыми в суетный мир для подтверждения правоты одних или лукавства других. Ведь покойнику не за чем лгать! И сколько же бед и напастей принесли эти, порой, чересчур разговорчивые призраки. Сколько войн и интриг сплеталось по их воле, сколько пало королевских родов, не считая уже отдельных венценосных особ, чьи головы скатились по обвинению все тех же бесплотных духов с плахи. А столь небезобидными их сделали чьи-то умелые руки, дергавшие пальцами за ниточки, словно у кукловода, скрываясь в верхах собранного над сценой непроницаемого занавеса. Или же какой-то мнительный принц, оплакивающий безвременно покинувшего его отца настолько глубоко уйдет разумом в свои подозрения, что они сами предстанут перед ним в образе родителя, чтобы подтвердить и наставить на путь истины, в результате преподнеся в руки его высочества заурядный плод самообмана.
Отпущенная четверть часа пролетела незаметно. Когда свет померк и фигурка растворилась Ройгар все еще продолжал стоять на коленях посреди залы в темноте. Там он провел весь остаток ночи и только утром следующего дня вышел, чтобы поблагодарить некроманта за исполненное обещание и за честность, с которой Кассар выполнил его. Ведь хозяину Старой Башни ничего не стоило снова подсунуть одну из тех иллюзий, нередких в хрониках, тем паче зная, что сознание рыцаря скорее готово к подобному, нежели к тому, что он увидел прошедшей ночью.
Даже прости она Ройгара сто раз, рыцарь все равно продолжал бы чувствовать себя повинным в ее смерти и по сути это ничего не изменило бы, так как сам дух простил его, но в тоже время и осудил, иначе за что тогда даровалось прощение? Но некромант сделал, сам возможно не осознавая того, бесценный дар рыцарю — лишил оглядки назад. Ведь нет смысла смотреть за спину, когда нет никакой возможности остановить движения, ведущего в одну и туже для всех точку, где сами по себе воспоминания ничего не стоят для закончившего путь обладателя, а будут, возможно, иметь значение только для прочих, кто еще продолжает это движение. Также и с духом девочки, которая находясь в состоянии полного покоя не способна была простить рыцаря, но этого и не требовалось, ведь само осуждение тоже перестало существовать, по крайней мере с ее стороны. И теперь имело значение только для прочих, а мнение прочих для Ройгара давно перестало иметь большое значение.
С четырнадцати лет он взялся за настоящее оружие. По окончании эпохи Сокрушения Идолов взрослеть пришлось еще быстрее. Ройгар уже знал, как легко заполнить пустоту. Только позади его когорты почему-то всегда оставались воронье и гробы. Возможно в наступившем времени еще рано было жить так, как положено было дворянскому происхождению. Но он не осуждал тех, кто торопился вложить клинки в ножны. Каждый сам судил когда уже «довольно» и больше невозможно проливать чужую кровь, ведь обернувшись назад видишь пустоту, образованную собственным уничтожением, и разум предназначенного для жизни создания требует созидания. Он верил, что надежда на Создателя помогает многим в это непростое время, но никто и никогда не смог бы его убедить в необходимости служителей Его лишать жизни кого бы то ни было. Магия не раз спасала Материк и также губила его, но разве эта магия имеет что-то общее с жалкими попытками колдовства ведьм или обрядами чернокнижников? Пусть они на самом деле существуют, а не являются побасенкой церковников, но кто мог вручить в руки инквизиторов такое право, божественное, лишать жизни такого же как они сами, из плоти и крови… Безнаказанность и слепая вера остальных. Ведь смешно было смотреть иной раз на такую мелочность в охоте за ересью, когда самому королю давали советы те, кто мог взмахом руки в мгновение ока превратить небольшую деревеньку в пепелище. Теперь же Ройгар собирался наконец сделать тот шаг, чтобы заполнить гложущую его пустоту. И это заставит многих задуматься в обозримом будущем, прежде чем крикнуть «ведьма!» или приказать запалить новый костер, или бросить под предлогом ереси неугодного в каменный мешок и подвергнуть там пыткам. Потому что такой «вершитель судеб» уже не будет после содеянного спать спокойно, укрытый надежно церковным саном от подозрений. Так как молва донесет до него весть о таком же, кто, не смотря на принятый обет, например, принудил красивую женщину спать с ним под угрозой обвинения в колдовстве и костра. И поплатился за это своей головой, расставшись с ней как-то под вечер на пустынной тропе.
И снова была дорога. Долгая и серая в однообразии дней, что проходили мимо по обочинам трактов. Ройгар и Черные псы направлялись к одному из тайных укрытий ордена. Обильный снегопад был как нельзя кстати, когда они обогнули горный кряж и часть пути пришлось проделать по большому Северному тракту. До этого им везло и на пути не встречались случайные проезжие, которые смогли бы донести о подозрительных путниках. Но на большом северном тракте из-за скверной погоды, что укрывала их до этого, они не успели вовремя разглядеть небольшой обоз из направлявшихся им навстречу нескольких повозок и фургона, тащившегося в отдалении позади. Столкнувшись нос к носу рыцари не стали ждать. Крика одного из возниц «Черные Псы!» было довольно, чтобы они набросились на обоз как стая оголодалых волков. Ройгар видел, что молодым воинам претило убивать из необходимости, уподобляясь простым разбойникам, которые проделывали то же самое из жажды поживы в холодные феларские зимы.
Казалось, выбора не было… Когда дошла очередь до фургона и Ройгар спешился и отдернул полог, то его рука сжимавшая меч опустилась.
— Что вы ждете?!
— Кто там?!
Крики из-за его спины умолкли, когда он воздел руку, призывая к молчанию.
— Маэстро и вы, мэтр Лан, и все остальные, выйдите, прошу вас, — еле слышно попросил Ройгар и отошел в сторону.
Циркачи и барды вышли на холодный ветер, ежась и кутаясь в свои потрепанные плащи. Клара толкнула маэстро за широкую спину одного из циркачей, испуганно глядя на стоявшие полукругом фигуры в черном с оружием наготове.
— Мы же… не можем оставлять свидетелей? — пробормотал один из черных псов с поистине детской робостью.
Ройгар выхватил у одного из рыцарей заряженный самострел и, толкнув в грудь сказавшему, хрипло пробормотал: «Тогда стреляй!»
Маэстро с удивлением встречал направленные на него исподлобья опустившихся голов юношеские виноватые взгляды.
Клара удивлялась тому спокойствию, с которым Лан и Катрин взяли друг друга за руки и даже не пытались скрыться за чьей-то спиной.
Последовав примеру бардов, маэстро, мягко отстранив руку бородатой женщины, медленно вышел из-за спины силача. Они нашли этого громилу в Шаргарде вместе с молодой акробаткой, что сейчас испуганно смотрела из-за широкого плеча.
Какая-то грустная, теплая улыбка, полная смирения появилась на иссеченном морщинами лице старика…
Провожая взглядом устало сгорбившихся в седлах Черных Псов, протянувшихся вереницей дальше по тракту, Лан вздрогнул.
— Кто это были, маэстро? — голос барда тоже дрогнул, но с горечью, а не дребезжанием страха.
— Это… дети, которым пришлось слишком быстро повзрослеть.
— Да уж, скоры они взрослеть как я погляжу! — сипло вскрикнула Клара, нервно надкусывая жевательного табаку, — Чуть не поубивали нас!
— Они бы не стали, — как-то растерянно ответил маэстро, — Они не могли. Я же помню их почти всех. И что с того что они подросли? Они же были детьми. Мы же вызывали улыбки и радость на этих лицах когда-то.
Клара уже собиралась сказать все, что она думает о таких детях, но Катрин вовремя успела ее остановить.